Литературные грехи
Рубрика в газете: Нужные слова, № 2021 / 7, 25.02.2021, автор: Дмитрий МИРОПОЛЬСКИЙ
«Приключения – это жанр, который нисколько не устарел». Так считает Дмитрий Миропольский, автор историко-приключенческих романов, где увлекательный сюжет наполняется неожиданными, порой сбивающими с ног фактами. Мы решили побеседовать с Дмитрием о труде прозаика и о всевозможных литературных грехах. Разница между романом и сценарием, разум и чувства, графомания Фенимора Купера – в беседе Дмитрия Миропольского с Александром Рязанцевым.
– Одно из главных достоинств Ваших книг – то, что они в увлекательной форме знакомят читателя с необычной, не всегда широко известной информацией. Как Вы её находите? Соединяете фантазию с реальными историческими фактами?
– Я использую фантазию только как способ сложения информации. Сама она достоверна, её при желании можно проверить. Любой факт, любую дату, любое имя, которые я упоминаю… Я сначала проверяю сведения, которыми хочу поделиться в романе, и только затем их использую.
– То есть, Вы проводите специальные исторические исследования?
– Ну, слово «исследование» звучит достаточно громко. Скорее это удовлетворение природной въедливости и человеческого любопытства. «Исследование» – это чересчур.
– Вы работаете в жанре «инфотейнмент». Расскажите, пожалуйста, что это такое.
– Я без лишней скромности могу себя назвать себя инициатором появления этого жанра в литературе. Хотя, наверное, более корректно было бы говорить о мощном приёме, который годится практически для любого жанра. Инфотейнмент – известный термин, но обычно его используют в маркетинговых и политических технологиях. Здесь соединяются два английских слова: «information» (информация) и «entertainment» (развлечение). Собственно, я и развлекаюсь с информацией – с той, которой обладаю на старте, и с той, которую подбираю для наполнения сюжета.
В наше время большинство современных писателей и кинодеятелей адресуются к эмоциям, а разум затрагивать как-то не принято. Мне же как раз интересны герои, которые думают и работают с информацией. Я сам люблю копаться в фактах, и мой интерес к таким героям вполне понятен: автор неизменно присутствует в том, что пишет. Марина Цветаева говорила, что надо писать свои настольные книги, без которых прожить не сможешь; вот и я стараюсь делать то же самое.
В моём представлении «инфотейнмент», союз развлечения с информацией, – это путь, по которому интересно идти современному читателю. Популярность моих книг, их раскупаемые тиражи подтверждают, что такой жанр сейчас пользуется спросом, ведь читатели чувствуют себя не объектом каких-то трюков, пробуждающих эмоции, а участниками интеллектуальной беседы.
– Что важнее для литературы: она должна развлекать или просвещать?
– Понятия не имею и ни в коем случае не возьмусь определять, что литература должна, а чего не должна. Любое направление творческой деятельности никому ничего не должно. Творчество существует само по себе, но как его использовать – другой вопрос. Можно нож купить для того, чтобы колбасу и овощи нарезать, а можно для того, чтобы человека проткнуть. Это уже дело покупателя. То же самое и с писательством. У меня есть определённое представление о том, каким должно быть писательство как профессия, и тут я никаких Америк открывать не собираюсь.
– Почему?
– Потому что на эту тему ещё больше ста лет назад, по-моему, исчерпывающе высказался Марк Твен. Он наголову разгромил Джеймса Фенимора Купера, редкого графомана и при этом очень популярного даже сейчас писателя. Марк Твен в статье «Литературные грехи Фенимора Купера» перечислил обязательные профессиональные требования, которые предъявляются к литературному произведению, и сформулировал 18 пунктов, упомянув, что их может быть даже больше 20. К примеру, роман писателя, а не графомана, должен воплотить авторский замысел и достигнуть какой-то цели; слова и поступки персонажа должны соответствовать тому, что говорит о нём автор; надо избегать длиннот и грамматических ошибок, и так далее. Огромную роль играют хороший язык и умение автора им владеть – как писал Твен, «необходимо найти нужное слово, а не его троюродного брата». Эти простые, на первый взгляд, требования соблюдаются редко и очень небольшим количеством авторов. Мне хочется быть в лагере такого вот литературного меньшинства.
А какой должна быть литература… На мой взгляд, не только развлекательной, и заставлять читателя думать. Эмоциями легко манипулировать. Покажите человеку несчастного котика под дождём – и он заплачет. Покажите залитые солнцем цветочки – и он обрадуется, не вникая в контекст. Этим грешат блогеры и вообще практически все пользователи социальных сетей, которые без конца публикуют фотографии утренних голубцов, котиков, девушек с солнышком на ладошке и некрасивых людей на берегу моря. Для меня такое единообразие – сигнал тревоги: в публичном пространстве не происходит работы ума, остались только примитивные эмоции. Повторю, что литература никому ничего не должна, но мне хотелось бы видеть у неё развивающую функцию, обучающую, воспитательную, вдохновляющую… Ещё академик Лихачёв говорил: если книга не пробудила в читателе самостоятельных мыслей, значит, она прочитана зря.
– Почему Фенимор Купер – графоман?
– Потому, что он имел очень смутное представление о том, про что писал, а главное – даже не пытался разобраться. В романах Купера нарушаются законы физики, логики, элементарные жизненные правила… Про это мало кто говорит, поскольку далеко не каждый умеет понимать прочитанное. Есть такой термин «функциональная безграмотность». Это когда человек умеет читать, но за буквами видит не смыслы, а разве что эмоции. Как сказала недавно одна медийная дама, «мы за всё переживаем и ни во что не вникаем». Вот и Купер – функционально безграмотный автор. Все его пять книг про индейцев графоманские именно потому, что происходящее в них – бессмыслица от начала до конца. Достаточно прочесть длинный-длинный эпизод, когда индейцы, профессиональные воины, один за другим спрыгивают с деревьев на практически неподвижное большущее судно – и все промахиваются. Такие ляпы есть буквально на каждой странице. О чём ещё говорить? С мотивацией тоже катастрофа. «Почему он так поступил? А потому, что он положительный герой, знаток леса и вообще молодец!». Этого недостаточно даже для сказки средней руки: мотивы, которые движут героями, должны подтверждаться не только пустыми декларациями.
– Если бы Вам предложили поставить свои книги на одну полку с трудами других писателей, то кого бы вы выбрали себе в соседи?
– Это, конечно, не мне решать, а хозяину полки.
– На что Вы опираетесь во время работы над очередным романом?
– На то, что прочёл, осмыслил и расставил по полочкам в своей голове. Читаю в основном необходимую тематическую литературу, иногда перечитываю отечественных классиков. Рок-музыкант Фрэнк Заппа говорил, что вся хорошая музыка уже давно написана почтенными господами в напудренных париках. То же можно сказать и про литературу – всё давно написано, всё давно придумано… И тем не менее роль профессионального рассказчика остаётся по-прежнему важной. Три с лишним тысячи лет назад в Ветхом Завете использованы практически все сюжеты, какие только можно себе представить, но это совсем не значит, что с тех пор больше писать нечего и не о чем. Архетипические сюжеты кочуют из века в век, в каждую эпоху и у каждого народа раскрываясь по-разному. Например, сказка про Золушку впервые появилась в Древнем Египте около 2500 лет назад – и жива до сих пор. Так что в основе того, что я пишу, лежит наследие мировой, в первую очередь европейской, культуры. Влияние восточных мотивов скромнее, но и они не обделены моим благосклонным вниманием.
– Вы известны не только как писатель, но и как сценарист. Писать роман и сценарий – это одно и то же?
– Нет. Сценарий – это совсем не книга. Это, в первую очередь, довольно строгий юридический документ, на основании которого работают 200-300 человек. Сценарист придумывает сюжет и сцены с диалогами, а режиссёр с актёрами и съёмочной группой переводят эту основу на кинематографический язык. Аудитория получает результат в виде почти готового блюда и не может судить о сценарии. Почему? Всё просто: сценарии мало кто читает. Даже члены съёмочной группы, которым, по-хорошему, положено знать этот текст, не всегда его читают, тем более целиком. Ни один зритель не видит сценария. Он видит то, что сделали из сценария 200-300 человек на протяжении пары лет, поскольку результатом становится картинка, а не текст. Подобраны исполнители всех ролей, самое важное снято крупным планом, расставлены музыкальные акценты, задан темпоритм событий… Существенная часть работы за вас выполнена, ваше дело – потребить. И речь не о том, хорошо это или плохо, а о разнице между книгой и сценарием.
Любимая жена чаще всего становится первой читательницей моей писанины, но читает не то, что я написал, а то, что разглядела в тексте. Когда вы читаете книгу, вы – соавтор, который воспринимает текст индивидуально. Когда вы смотрите фильм – у вас перед глазами то, как восприняли сценарий режиссёр и съёмочная группа.
Кроме того, автор книги волен рассказывать читателю всё, что хочет, а сценарист не может сказать зрителю: «Он посмотрел на фотографию и понял, что…» В кино книжные приёмы не работают, приходится использовать другие инструменты – закадровый голос или действие. Сценарист обязан это предусмотреть. То, что можно в книге, нельзя в кино – и наоборот: скажем, визуальные эффекты, которые запросто делаются в кино, немыслимы в книге. При этом я стараюсь использовать свой опыт как в беллетристике, так и в кино, и когда мне говорят, что мои романы кинематографичны, я воспринимаю эти слова как комплимент.
– Сценарий – это не роман. Может, пьеса?
– Сценарий – это и не пьеса, хотя пьеса ближе к сценарию, чем роман. С другой стороны, пьеса пьесе рознь; в «Ревизоре», например, много авторских ремарок, и она уже вполне тянет на повесть. Сценарий же отличается от романа так же, как фигуристка отличается от хоккеиста: оба они катаются на коньках, но делают это совсем по-разному и решают совсем разные задачи.
– Быть писателем — это дар или проклятие?
– Это вид деятельности. Работа со своими преимуществами и недостатками. Увлекательный процесс формирования реальности.
– Надо ли профессионально изучать историю, чтобы передать в романе её дух?
– Каверзный вопрос. Александр Дюма говорил, что история — это гвоздь, на который он вешает свои романы. А Умберто Эко, знаменитый историк-медиевист, специалист по Средневековью, считал, что для обывателей за пределами учёного сообщества история — это не наука, а собрание баек и анекдотов, которые написаны за многие века целой армией безымянных политтехнологов. Мне нравится такое определение, и я себя позиционирую как рассказчика увлекательных баек и анекдотов с участием исторических персонажей. Но кроме того, мне нравится работать с большими массивами информации, я это умею и пользуюсь своим умением. Вроде бы неплохо получается.
– Очень рад, что, погружаясь в море истории, вы создаёте свои собственные истории, вдохновляя читателей на путешествия и познание нового!
Беседу вёл Александр РЯЗАНЦЕВ
По Фенимору Куперу он лихо прошёлся. Что, впрочем, ещё раз подтверждает такую мысль: никаких принципиальных различий между так называемым “писательством” и так называемым”графоманством” нет и быть не может, в первую очередь. из за их УСЛОВНОСТИ. Если проще: в писательстве нет ни графманов, ни авторитетов. И те, и другие – ь люди, ПИШУЩИЕ (хотите- сочиняющие) художественные ТЕКСТЫ. У одних это получается лучше (складнее), у других- хуже (хужеЕ!). Вот и всё.
Мастеру нового жанра “инфотейнмент”. Ты, конечно, не знаешь, но Жюлю Верну заказывали романы, в которых должны были быть представлены сведения из определенных наук, географии, например, истории, зоологии, но так, чтобы эти сведения были интересны для читателей, как правило, подростков. И неплохо получалось у мастера. До сих пор читается. Вот только жанр он не выдумал, по-английски, наверное, плохо волок, и не был маркетологом, как ты, изобретатель хренов (ударение на первом слоге, если на втором – то ты бы тоже в историю науки попал, он – нет же).
Кстати уж. Нет жанра “приключения”, есть “приключенческая литература”, “приключенческий роман”. Остальное – производное от него. Но это так, вслух, все равно не поймешь, изобретатель.