Литература – мать всех искусств

№ 2023 / 17, 03.05.2023, автор: Марина ГУСЕВА (г. Санкт-Петербург)

Доброй традицией в редакции журнала «Невский альманах» стала практика «Школы литературного мастерства». «Уроки» в ней проводили известные писатели. Такие, как старейшина петербургского литературного цеха 96-летний прозаик, публицист Анатолий Иванович Белинский, прозаики Илья Штемлер (недавно ушёл из жизни), Валерий Попов, критик Геннадий Муриков, поэты Михаил Аникин, Николай Астафьев, Александр Ковалёв; московские именитые авторы: Сергей Антипов, Александр Бобров, Валерий Киселёв…

И на этот раз 26 апреля с.г. главный редактор «Невского альманаха» Владимир Степанович Скворцов в качестве мастера прозы представил Ивана Ивановича Сабило, члена Союза писателей СССР и России с 1982 года; лауреата Всероссийской литературной премии им. Фёдора Абрамова, премии Правительства Санкт-Петербурга, победителя Международного конкурса интеллектуальной литературы им. Александра  Зиновьева и др. Тема его выступления – «Литература – мать всех искусств». На «занятия» пришли как опытные литераторы, так и молодые, у которых все их литературные успехи ещё впереди.

Писатель немного рассказал о себе, о своих впечатлениях от Минска, где он родился, и Ленинграда-Петербурга, в котором оказался в ранней юности.

– Есть немало общего в архитектуре этих двух городов, и это неспроста, – сказал он. – Во время войны Минск был разрушен более чем на 80%. Большое, если не сказать, определяющее участие в его восстановлении приняли ленинградские архитекторы. В особенности, центральных улиц. (Н.С. Хрущёв в 1957 году, увидев главный проспект белорусской столицы, радостно заявил: «У меня такое ощущение, будто я проехался по Невскому проспекту»). Второе моё незабываемое впечатление – ощущение родства ленинградцев с ленинградцами и минчан с минчанами. Где бы они ни находились – дома или в поездке, на курорте или заграницей, с большим уважением и радостью встречали своих земляков. А при необходимости протягивали руку помощи».

С годами это впечатление в будущем писателе укреплялось, и герои его первых рассказов получались такими, будто все они сплошные братья и сёстры, и каждый стремится делать другому только добро. Автор будто бы задался целью выдать «всем сёстрам по серьгам». Прочитав их, писатель Радий Погодин сказал: «Если они у тебя все уважают и любят друг друга, если ни к кому у них нет претензий, так о чём тут писать? Какая-то сплошная милота получается, и никакого интереса. А где конфликт? Где интрига? Кого у тебя можно любить и жалеть, а кого презирать и ненавидеть?»

Начинающий беллетрист понял смысл замечания. И внимательнее приглядевшись к людям, которые его окружали, действительно, обнаружил в них то, что не только не напоминало добродетели, но явно противоречило ей. И стал создавать образы героев не «белыми и пушистыми», но такими, какими они являлись на самом деле. Большую помощь и поддержку в становлении писателя оказал ему Радий Петрович Погодин. И несколько слов о нём.

Родился он в 1925 г. в селе Дуплёво, Новгородской области. Когда исполнилось два года, родители перевезли его в Ленинград. В 1942 году из блокадного города его с матерью эвакуировали в Пермскую область. Окончил пехотное училище и стал фронтовым разведчиком. Был ранен, награждён 7-ю орденами, из них – 5-ю военными. После войны оказался в Москве, где стал корреспондентом газеты военизированной пожарной охраны. В 1946 году при обсуждении в редакции Постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», которые «популяризировали чуждые нам в идейном отношении произведения М. Зощенко и А.  Ахматовой», выступил против. Сказал, что через 15 лет никто не вспомнит авторов этого Постановления, а Зощенко и Ахматову будут любить ещё больше. Вскоре был осуждён по статье 58-10 и отбывал наказание на Металлострое, что недалеко от Ленинграда. Однажды, находясь в заключении, сказал: «Выйду и напишу книжку для детей». Сокамерники посмялись и пожелали удачи.

И вышел. И написал. И назвал её «Муравьиное масло». Правда, сам потом считал её своей неудачей. И ещё написал около сорока книг для детей и взрослых. Наиболее известные: «Откуда идут тучи», «Лазоревый петух моего детства», «Живи, солдат», «Я догоню вас на небесах». По многим из них кинематографисты создали фильмы: «Дубравка», «Шаг с крыши», «Включите северное сияние» – всего 14.

Однажды Иван Сабило сказал ему: – Мне кажется, вы должны написать роман. – Нет, – сказал Погодин. – Роман из меня не получится – жизнь моя слишком благополучная. Не как у Достоевского. Вот он настоящий литературный генерал, а я – рядовой. Или уж если отбросить скромность, то сержант, каким я стал на войне. А теперь – на сверхсрочной службе в литературе. Хотя бы потому, что помогаю молодым.

Он действительно помогал, причём, не только Ивану Сабило. И это совсем не редкость, когда известные, опытные писатели поддерживают молодых. Но поддерживают по-разному. Одни начинают безудержно расхваливать своих подопечных на собраниях и в печати. Другие ходят по журналам, уговаривая редакторов напечатать рассказ или повесть молодого автора. Нередко те уступают доводам известного мастера, и на свет появляется недоношенное, нежизнеспособное дитя, вызывающее боль, а не радость. И больнее всего самому автору такого произведения, если он способен трезво оценить свою работу.

Свою первую повесть Сабило назвал, как ему казалось, интригующе: «Тайник Кайковского леса». Рукопись прочитал Погодин, пригласил к себе на дачу. К построению предъявил претензию: «Для чего ты всё перетасовал? Это ж не колода карт, которую как ни тасуй, всё равно останется колодой. Повесть – живое дерево: у него корень должен быть в земле, а верхушка в небе. И для чего тебе столь кудрявое название про Кайковский лес и тайник?  Я рецензию на твоё «Пробуждение» написал. Мне кажется, повесть твоя – о пробуждении души. Так пусть и называется «Пробуждение».

Сабило внял совету. Вскоре книга вышла из печати. Но ещё до её выхода Лентелевидение по рукописи поставило 2-х серийный фильм-спектакль с тем же названием. (В ролях Марина Левтова, Нина Мамаева, Павел Панков и др.) К сожалению, фильм не сохранился – в нищие 90-е киноленту использовали на другие цели.

На встрече Иван Сабило рассказал, почему он свой урок в «школе литературного мастерства» назвал «Литература – мать всех искусств». И вспомнил давнее. Как-то к себе в мастерскую Ивана Ивановича позвал его друг, художник Леонид Птицын. Сабило пригласил Радия Погодина, и по пути поведал ему, что Леонид Васильевич Птицын родился в 1929 году, в селении Кудеверь, недалеко от Пскова. Мальчишкой много рисовал, особенно в школе. Потом война. И случилось несчастье. Наши войска погнали немцев, освобождая родные Лёнькины места. Отходя, фашисты заминировали в Кудевери многие дома и здания. Сапёры сняли мины только там, где проходили наши войска. А где не успели, повесили таблички: «Осторожно, мины!» Другие сапёры подойдут и разминируют. Сейчас некогда.

Лёня Птицын и с ним его дружок, тоже подросток, решили не дожидаться сапёров, сами сняли и обезвредили семьдесят мин. А на семьдесят первой подорвались. Дружка Лёниного – насмерть, а Лёне оторвало выше запястий обе руки.

Подняли истекавшего кровью мальчишку, отвезли в клинику. Врачи спасли ему жизнь, но сказали, что рисование теперь нужно оставить. А Лёня ни в какую. Брал в зубы карандаш и рисовал. Но такой способ привёл к падению зрения и косоглазию. И тогда он стал рисовать, держа карандаш, а затем и кисть обеими культями. Да ещё как рисовал – всем на удивление. А сам понимал: надо учиться, осваивать школу живописи.

Приехал в Ленинград, окончил художественное училище имени Серова, затем Институт живописи и скульптуры имени Репина и стал живописцем. Писал портреты, природу, автопортреты. Причём, ни на одном из них не изобразил себя без рук. Многие его картины прямо с выставок увезли с собой голландцы, японцы, французы… Некоторые из них даже не знали, какого физического состояния человек их написал.

Погодин сказал, что слышал о нём. И прибавил: – Герой! Его судьба – тоже книга. Маресьев без ног управлял самолётом, а Птицын без рук являет нам красоту. Значит, талант, если он есть, обязательно найдёт себе дорогу…

Когда они вошли в мастерскую, Птицын радостно закричал: – Ой, кто приехал! – И бросился обниматься. – Ой, как хорошо! Писатели всегда любили писать про художников. И художники тоже не отстают – сколько портретов писателей они нарисовали. Писатели и художники – самые близкие друг другу. Про вашу лучшую литературу говорят: «Художественная»! А про нас говорят, что мы не рисуем картину, а пишем. – Да, все искусства нам родня, – сказал Сабило. – Нет, литература не искусство, – возразил Птицын. – Я так понимаю: живопись, музыка, балет, кино – искусство. А литература – нет! – Почему это? – обиделся Иван Иванович за литературу. – Потому что всегда говорят: «Литература и искусство». Правильно я понимаю? – обратился он к Погодину. – Ну, правильно, конечно, – согласился Погодин. – Почему это?! – опешил Иван Иванович. – Потому что литература – мать всех искусств, – сказал Погодин. – Вот идёт мать и её дети – ты же не скажешь: «Вот идут дети». Ты скажешь: «Вот идёт мать и её дети» Так и с литературой, когда мы говорим: «Литература и искусство».

Птицын расхохотался так, что затряслась его большая, рано поседевшая борода. – Но ведь верно! – обрадовался он. – Верно, а вот объяснить, почему, не могу. – Всё просто, – сказал Погодин. – Вспомним Евангелие: «В начале было Слово, и Слово было от Бога, и Слово было Бог». А писателям как раз и дано владеть словом. И словом не просто как обозначением предмета, а как разумением.

Присутствовавший на «уроке» поэт К. Шатров не согласился с таким утверждением. Он сказал, что раньше, чем появилось слово, была наскальная живопись эпохи палеолита. В ней отображался охотничий промысел, жизнь животных и прочие бытовые сюжеты. И для этого не нужно было никакого слова и никакой музыки.

Иван Иванович не согласился: – Вы ошибаетесь, Константин Фёдорович. Прежде чем что-то изобразить, нужно об этом помыслить. А мыслей не бывает без слов. Значит, в начале было всё-таки Слово.

И теперь, продолжая в «школе» рассказ о Погодине, он задал вопрос – чем, какими чертами характера был наиболее привлекателен этот писатель? Прежде всего глубиной понимания. Вот, например, как он понимал смысл всем известной русской сказки «Курочка Ряба».

– Про что эта сказка? – спросил он как-то у меня. – Все её знают, а мало кто задумывался, про что она. Даже кто-то скажет, ни про что, просто словесная погремушка. И ошибётся. Потому что в ней про то, как жили на свете Он и Она. И подарила им Судьба (Курочка Ряба) любовь (золотое яичко). Но не особенно берегли это чувство ни Он, ни Она: дед бил, бил – не разбил. Баба тоже била-била – не разбила. Видать, крепкой была между ними любовь, что не поддавалась. И вот непредвиденный случай: мышка бежала, хвостиком махнула – яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба – плохо жить без любви. А Курочка Ряба, то есть Судьба их утешает: – «Не плачь, дед, не плачь, баба. Снесу я вам ещё яичко, но не золотое, а простое. То есть останетесь вы и дальше вместе, но уже не будет между вами любви, а только дружба».

– Так могут ли быть в нашем литературном деле учитель и ученик? – спросил в конце «урока» Иван Иванович. И ответил: – Вероятно, да. Но это определение мне представляется не точным, ибо можно ли кого-то научить писать романы или стихи? Мне кажется, помощь художника начинающему собрату по перу являет собой качественно иное действо. Она схожа с помощью и участием донора, т.е. передачу чего-то такого, что переходит не через книги, не через наставления, а появляется из души мастера в долгом, искреннем общении с молодым. В первую очередь, это честное отношение к миру, к самому себе. Это правдивое изображение жизни, где каждый видит, что здесь не сфотографировано, а сочинено, не разукрашено, а выстрадано и пережито. И наделено душой.

Кто разговаривал с Погодиным, тот знает, насколько Радий Петрович был точен в словах. И с какой готовностью шёл навстречу тому, кто обращался к нему за советом. В «донорской» помощи он не отказывал никому, прежде всего молодым творцам. И сегодня, став автором более двадцати книг, я могу с глубокой благодарностью сказать о том, что я один из тех, кому он помог.

Напоследок Иван Иванович ответил на вопросы присутствующих. Один из них – о волне переименований, которая накатила на нас в годы перестройки. Он не согласился с переназванием улицы Салтыкова-Щедрина в Кирочную только потому, что на ней когда-то построили кирху. Он так же против переименования Большого драматического театра (БДТ) им. Горького в Товстоногова. «Режиссёров в театрах России сотни, если не тысячи, а Горький один», – заметил он.

Одна участница встречи сказала:

– Всё-таки нужно было БДТ оставить имя Горького, а именем Товстоногова назвать музей при этом театре.

Возражений не последовало.