Постструктурализм и волосяной кукиш

Рубрика в газете: Не продаётся вдохновенье, № 2021 / 36, 29.09.2021, автор: Виталий СМЫШЛЯЕВ

Беспокойным и несобранным российским писателям всегда требовалась руководящая теория, нисходящая с высокодуховных вершин. Чтобы про постструктурализм и деконструкцию, про мировоззренческие форматы, речевые динамические конструкции и трансцендентность. И непременно чтоб – профессиональный долг и чувство внутренней правоты.
Уже сто лет теоретики окормляют и наставляют бестолковых отечественных литераторов: «О диалектическо-материалистическом творческом методе», «учиться у классиков!», «за живого человека в литературе», «теория непосредственных впечатлений», «образ положительного героя» и много чего ещё. Но как-то всё не в коня корм, поэтому теоретики не только учат, но и уповают на свежие здоровые силы.
Чего стоит призыв ударников в литературу! В 20-30-е годы ударников производства сгоняли за письменный стол чуть ли не принудительно, восклицая как Репетилов: «Писать, писать, писать!».
Они и писали:
«Работница Пыжова // Стажа трудового // По нашему отделу // Имеет двадцать лет // Она у нас в отделе // Всегда стоит у дела // Прогулов самовольных // У ней в помине нет!».
В наше время это благородное дело продолжили позитивные кураторки и директорки всевозможных «Creative Writing School», Litband… школы фем-письма, «Пишем на крыше», школы литературных практик «При Шанинке» и прочих-прочих-прочих. Натурально, ударники-выпускники бесчисленных школ мастерства улучшают свои литературные навыки и принимаются делать творчество. Но они не могут без пропитания, где же они будут харчеваться? Кто будет их публиковать, издавать, рецензировать и выдвигать на премии?
Да пожалуйста. Вот, допустим, сайт Печорин.нет: «Профессиональный критический разбор ваших произведений. Лучшие специалисты: редакторы толстых журналов, преподаватели филологических вузов, руководители творческих мастерских, ведущие критики… вовлекаетесь в литературный процесс… готовы рекомендовать талантливые произведения в литературные журналы, номинировать авторов на премии…».
Правда, публикации-номинации и рецензии предлагаются за деньги, но, в конце концов, это несущественно. «Не продаётся вдохновенье, / Но можно рукопись продать» – напутствовал Александр Сергеевич. Да и все остальные классики: Тургенев, Достоевский, царствие ему небесное, также и Добролюбов, основоположник отечественной критики, были непримиримы в вопросах гонорара.
Неважно, кто платит – главное, чтобы музыка была хорошая. Давайте же насладимся рецензиями Печорина.нет. Портала больших литературных возможностей, как он сам себя презентует.
Тем более, среди здешних критиков числятся серьёзные литературоведы: Анна Жучкова, например, с её глубочайшим и серьёзнейшим научным методом литературного анализа.
«Наш метод, – сообщает Анна Жучкова в своей научной статье, – базируется на нейролингвистическом моделировании Д.Гриндера и Р.Бэндлера… закон трансформационной лингвистики… наиболее эффективные суггестивные паттерны художественного текста… в основе метонимии лежат древние приёмы контагиозной магии…»
Ну, как тут не воскликнуть вслед за негодяями Панаевым и Скабичевским: «Приятно думать, что под этой крышей вызревает целая бездна талантов… как ананасы в оранжереях… удивительных вещей можно ожидать в этих парниках от подвижников…»
И – удача! – на первой же странице Печорина.нет видим рецензию Романа Сенчина, критика, лауреата премий «Большая книга», «Ясная Поляна», премии Правительства РФ в области культуры.
О рассказах Михаила Максимова критик и лауреат Сенчин пишет так: «У автора есть главное – своя интонация, своя тема, своё писательское мироощущение… свой голос… Михаил Максимов успешно подступается к теме городского кошмара, городской мистики».
Далее мастер художественного слова Роман Сенчин сообщает с кровью и болью выношенные истины: «Читателю важно не просто прочесть текст, а увидеть персонажей. Живых, реальных». И критику веришь – как это точно сказано!
И вдруг глаз останавливается на ещё одной глубокой свежей мысли: «На что нужно Максимову обратить внимание, так это на работу над текстом».
Действительно, на что бы ещё обратить внимание литератору, как не на работу над текстом? Водителю надо обращать внимание на управление автомобилем, пекарю – на выпекание булочек, хирургу – на разрезание телесных покровов и нахождение больных органов, а писателю – на работу над текстом. Здесь не поспоришь.
Критик и лауреат Сенчин далеко не так прост, как может показаться после его слов про «свой голос и успешное подступание к теме городского кошмара». Критик Сенчин понимает: вдруг рецензию прочитает не только сам даровитый Михаил Максимов (тоже множественный лауреат, кстати), но и посторонний человек. Который может сгоряча открыть и собственно рассказы Михаила Максимова. Так сказать, окунуться в тему городского кошмара.
Потом не отмоешься. И поэтому две трети рецензии Сенчин посвятил дивному максимовскому языку, деликатно назвав его нищету – «огрехами и ляпами».
«Солнце отбрасывает световой хвост и превращается в жёлтую ящерицу: бесхвостую, с глупо-выпученными глазами. А дальше закатывается за горизонт, прячется, чтобы к утру отрастить хвост заново».
«Моя память, как чистая вода в грязном стакане: наполняет меня и не исчезает, пока стакан вновь не станет полным».
«Маленькие звенящие флакончики, словно колокола, звенят без устали».
«Иду в туалет, снимаю крышку с бачка и как животное лакаю воду и пью, пью, пью». («Вода в бачке унитаза обычно останавливается сантиметрах в пяти-семи от поверхности, так что лакать её проблематично», – мягко замечает Сенчин).
«Бывало, как плюну, а у склона появится озеро».
И так далее. Тактичный Сенчин не касался синтаксиса, диалогов и сюжетов – что и правильно. Отметил мимоходом: «Финалы некоторых рассказов мне не совсем ясны. Но это меня почему-то не раздражило (хотя обычно раздражает)», и только.
В недоумении открываешь другую рецензию лауреата Сенчина, на рассказ писательки Анастасии Юферевой: «Неожиданный, яркий, чумовой просто рассказ. Тянет сравнить с «Алисой в Стране чудес».
Это уже не «свой голос и успешный подступ к теме городского кошмара», это критик по-настоящему впечатлён! Но про чумовую яркость только два абзаца, а остальная рецензия – про «огрехи» новоявленного Льюиса нашего Кэрролла.
«Остановившись напротив чемодана, мои глаза расширились от восхищения»
«…ткнули на красную кнопку»
«Мы постепенно входили во все слои атмосферы с небывалой скоростью».
«И почти сразу же рядом с нами упала моя сумочка, опалённая огнём и без ручки.
– Моя сумка! С ней ничего не случилась! – Я радостно схватила её и прижала к себе, любовно поглаживая».
В конце концов критику Сенчину надоедает разбор «огрехов» и он, похвалив писательку Юфереву за юмор, совокупно заключает: «Советую вычитывать тексты тщательнее перед представлением читателям».
Да-да, а также – обратить внимание на работу над текстом.
Кстати, приглянулся критику вот какой юмор:
(«– Ты чего! На Земле мусорим, так ещё и в Космосе будем? Что скажут инопланетяне, если увидят этот кошмар? Совсем земляне с ума сошли – пельменями кидаются!….
Сергей работает в автосалоне мастером по обслуживанию наземного транспорта. Любимое блюдо – пельмени. Татьяна является менеджером в отделении службы доставки посылок, любимое блюдо – любое, лишь бы не готовить. Исходящая угроза не обнаружена. Цель вашего визита?»
Вообще остроумие, юмор очень украшают повествование).
Действительно, очень зажигательно.
После этой рецензии недоумение превращается в изумление. Как?.. Почему и зачем такое можно рецензировать и писать про «свой голос» и «чумовую увлекательную историю»?
А разгадка проста. У многих лучших специалистов и ведущих критиков портала больших литературных возможностей есть учительский опыт, который и стал методологией Печорина.нет.
Пишет, бывалоча, ученица Пыжова в школьном сочинении: «Иф Гений А не Гин – это «лыжный чилавег» фтот царский рижым. Пичёрин – тоже лыжный», и уже занесена над страницей красная ручка. Перечеркнуть, влепить двойку, а то и кол, вызвать родителей, оставить на второй год и вообще…!
Но сзади слышится тихий вразумляющий голос завуча, тётеньки с волосяным кукишем на затылке:
– Хочешь испортить успеваемость класса? А ведь не бывает плохих учеников, есть плохие учителя… лицо школы… показатели…
И красная ручка опускается: «Но как же быть? Ведь нельзя вот это…»
– Поставь через дробь две оценки: за изложение и грамотность. Изложила-то Пыжова про лишнего человека правильно? Правильно. Вот и поставь «четыре» за содержание и «два» за грамотность. В целом троечка.
– С большим минусом!!
– С большим-пребольшим… И пусть тебя это не раздражит. Меня вот уже не раздражает…
А иначе кто к нам обратится за рецензиями и публикациями?
(Впрочем, это уже другой завуч)
Вот она, методика!
И бодро шпарят по ней все Лучшие Специалисты: вот Юрий Вильямович Козлов («прозаик, редактор, автор более 30 книг, работающий в жанре «интеллектуального романа») сообщает про роман Дмитрия Романова:
«В принципе автору удалось донести мрачную весть об извечном злом неблагополучии на просторах России до читателя… Описания в романе хороши и убедительны: «На кровати барахтались два незнакомых парня и, пришедшая ещё вчера девица, которую Зина узнала по рваным чулкам в крупную сетку. Парни заламывали девице руки, затыкали рот. Здоровая, как лошадь, она яростно сопротивлялась. Совладать с девицей было не просто. Зина не видела её лица, лишь толстые ляжки, спихивающие попеременно то одного, то другого седока. Но силы девицы были не вечны и вот, когда один из парней умудрился удержаться на её бёдрах, а второй заломил руки – барышня в рваных чулках сдалась».
Убедительны и хороши, что и говорить.
И здесь же: «через дробь»: «…автору надо бы… объяснять поступки и действия героев литературно-художественными, а не очерково-документальными средствами». Хорошенький роман, где требуются литературно-художественные средства вместо очерковых… но троечка готова!
Хороша и рецензия Киры Грозной, «русского писателя, критика главного редактора, издателя журнала «Аврора» (сохранена пунктуация Печорина.нет).
Мы уже узнаём методику «через дробь»: «Подборка стихотворений Владимира Ковальского большая, но довольно цельная… У Ковальского есть свои собственные отличительные особенности («свой голос»! – прим. автора), что само по себе хорошо. Так, он любит природу… сочные и выпуклые стихотворные тексты, в них много контрастных красок».
Ровно два абзаца, далее Кира Грозная не выдерживает и следует дробь (барабанная).
«…отсутствие ответственности за каждое слово, каждый поэтический образ»:

«Солнце – пламя конфорки, где море – суп,
Пересоленный – для богов…»
«И идут кривотолки, как волны губ,
Что не будет обед готов…»

«Обещаю тебе бороться
До последних костей в груди»

«И твой свет не погаснет в стужу,
Его видно и в смертной тьме.
Этот свет возвращает лужи
В океаны, и жизнь – в тюрьме»

«И в дождь, и в сырость, и в ясный день
Всегда и всюду – твоя улыбка.
Побудь со мною, побудь, как тень,
Побудь со мною, как с русским – Шипка»

«Старый кот – не смей умирать,
Врос мне в сердце на целый сажень»
Мало-помалу Кира забывает о методике и уже заносит было красную ручку: «И трудно понять, что именно хотел сказать автор… Впрочем, сегодня нет достойных сатириков и пародистов, которые раньше громили неопытных поэтов, находя неуловимо смешное и нелепое в обыденных, казалось бы, строчках», но под конец спохватывается и натягивает на троечку:
«Во всяком случае, Владимиру Ковальскому удаётся образно высвечивать события, создавать выпуклые портреты. Задатки для того, чтобы стать Поэтом, у него, безусловно, есть. И он знает это, и уже заявляет о своём большом поэтическом будущем, которое – надеемся и верим – непременно состоится:
Я хожу по жизни, как пустынник,
Знаю, знаю, жизнь моя остынет,
Отгорит, как дальняя звезда.
Свет её, однако, будет вечен,
По галактикам пройдёт картечью,
И когда-то повернёт назад».
Никак не ставя под сомнение авторитет Киры Грозной, верим вместе с ней, что свет звезды картечи жизни Поэта Ковальского будет вечным. Но, может, всё-таки лучше бы последовать примеру её славного предшественника, Вильяма Козлова?
«Новый заведующий отдела прозы Вильям Козлов… человек глубоко невежественный и склонный к моментальным, без всяких сомнений поступкам. В свой первый рабочий день Козлов заявился в редакцию рано утром, и вскоре туда забежала ватага пионеров за макулатурой. Страна переживала очередной бумажный кризис. И кто-то, видно, в райкоме дал пионерам наводку на «Аврору» как этакий резервуар макулатуры. Секунды не подумав, Козлов пригласил их в отдел прозы и предложил весь шкаф со всеми рукописями, включая папки Довлатова».
У Киры Грозной много рецензий и все они славные, добрые. Вот она пишет про рассказы Наталии Киселевой: «И сама книга сложилась. Все произведения – на своих местах, каждый рассказ у автора – это не что иное, как рассказ… рассказы не назовёшь зарисовками, они целостны, в них есть завершённость».
Хорошо ведь написано, правда? Ведь верно? Ведь правильно?.. Так сказать, в рассказе рассказчиком рассказывается рассказанное сказуемыми и подлежащими.
А вот и примеры «целостных рассказов»:
«– Твою мужскую силу запросила бы, – захихикала бабуся и, немного помолчав, решительно добавила: – Хотя, есть у меня племянник. Немолодой уже. Подумаю, пожалуй, насчёт твоей силы.
– Прекратите думать! – испугался Иван и придвинул к бабусе стул. – Мы же взрослые люди. Давайте рассмотрим варианты!…
Выпроводив Ивана, бабуся включила ноутбук, разместила объявление о продаже газонокосилки и в интернет-магазине оформила заказ: «Бинокль ночного видения водонепроницаемый».
Иван, вернувшись домой, плотно зашторил окна и тоже опубликовал объявление: «Срочно и недорого продаётся дом в деревне Дружково. Хорошая экология и красивые виды гарантируются».
Или – вот.
«Кручёная подача» – это серьёзный рассказ, сюжет которого раскрывает настоящую жизненную драму», – уверяет нас русский писатель Кира Грозная.
«– Вот, – Зоя протянула Ольге разломанную пополам ракетку для игры в большой теннис.
– Что это?
– Ваш муж, – зло ответила Зоя.
– Что мой муж? – Ольга почувствовала, как у неё внутри разбухает чёрно-синее облако тревоги».
Далее Ольга кошмарит и позорит мужа, сломавшего ракетку бедной девочке Зое, и не желающего купить новую. Но Справедливость и Добро победили!
«На следующий день, ровно в девятнадцать тридцать в квартире Ольги и Андрея раздался звонок. Дверь открыл Андрей. В руках он держал новую ракетку».
Ну, такое и на номинацию можно.
Вместе с повестью Артёма Голобородько «Путь», которую воспевает Анна Жучкова, вооружённая своим научным методом психолингвистического анализа суггестивной образности художественного текста.
«Как ты узнал, Артём, о моей сияющей любви и ослепившем тьмой расставании? Об экзистенциальном желании «пройти сквозь ил, чтобы стать лотосом» – его ведь даже родные не понимали? Как догадался, что именно у люмпенов и маргиналов я нашла человека – и в первую очередь в себе? Разве мы говорили о моих одиноких прогулках у моря, о днях, проведённых в молчании и созерцании – чтобы услышать пульс мироздания? Как ты об этом узнал?»
Но через три абзаца осторожность побеждает психолингвистку. Вдруг кто-нибудь вдохновится рецензией и прочитает Артёма, узнавшего о сияющей любви Анны Жучковой? И методичка учительки вновь выручает:
«Она словно ледокол, прокладывая путь в вечной мерзлоте, прошла сквозь толпу первокурсников».
«Проработав всё лето, мне обещали дать неплохую премию».
«Проходя мимо единственного открытого магазина, его дверь открылась».
«Потянулся за ручку передней двери, но передумал», «Докурив, компания зашла во внутрь», «девушка молодых лет».
Неужели и этому косноязычному бедолаге натянут троечку? Не сомневайтесь.
Сначала меня это раздражило (но теперь уже не раздражает).
Анна Жучкова: «Путь от сердца к сердцу текст Голобородько находит. Потому что чувства здесь настоящие. И главное среди них – человечность.
Спасибо за книгу, Артём. Мне было от неё светло».
Так-то вот.
Эх, жаль, что Анна Жучкова не применила свой дивный метод психолингвистического нейролептического анализа к Осипу Мандельштаму, предмету её диссертации! А как бы прозвучало:
«Как ты узнал, Осип Эмильевич, о моей сияющей любви..? Автор книги «Камень» показывает лишь осевые нити судьбы…не скачет щеглом по ореховому пирогу. Спасибо за книгу, Ося. Мне было от неё светло».
Светло и нам, читателям. Это же универсальный метод! Он мягко и легко ложится на литературоведческий анализ любого автора, автор и не пикнет.
«Как ты узнал, Борис Леонидович, об ослепившем тьмой расставании? Разве мы говорили о моих одиноких прогулках у моря?…»
«Как ты догадался, Фёдор Михайлович, царствие тебе небесное, что именно у люмпенов и маргиналов я нашла человека?…»
Этот универсальный суггестивный подход вкупе с методикой «волосяного кукиша» перепашет и переборонит всю отечественную литературу!
Всё ещё впереди! И у Анны Жучковой, и у Киры Грозной и всех других лучших специалистов «Пичёрина – лыжного человека». Эту оптимистическую уверенность мы черпаем из Добролюбова Николая нашего Александровича:
«Всякий автор, как бы он ни был пошл, всё-таки имеет успех в каком-нибудь кружке и даже приносит своего рода пользу. «Нет на свете такого дурака, который бы не возбуждал к себе удивления в каком-нибудь другом, ещё большем дураке»,– говорится в одной из сатир Буало, и ни к чему эти слова не могут быть так справедливо применены, как к литературе. Действительно – самый глупый из пишущих людей может наверное рассчитывать, что найдутся люди, которым и он может сообщить и объяснить кое-что: он отстал, но за ним всё-таки ещё остаётся кто-нибудь ещё более отсталый… Доказательства мы видим каждый день. Стало быть, есть же и в них вещи, для кого-нибудь поучительные и интересные… Да и где же их нет!.. В одном лакейском поздравлении мы когда-то читали стихи:
Дай бог вам счастья и здоровья,
Любви и тишины в семье…
Для скольких из господ, принимающих эти поздравления вместе с афишами, – мысль «о любви и тишине в семье» должна была показаться новою и оригинальною!..».

 

Виталий Смышляев – человек-загадка. Написав в России и о России две повести, киносценарий и множество рассказов, он неожиданно исчез. Объявился он так же неожиданно, но уже в Индокитае. Сейчас он пытается:
– разгадать хотя бы одну тайну древнего Ангкора;
– отыскать ключ к легенде об исчезнувших семнадцати тюках драгоценных камней португальского пирата Мендеша Пинту;
– найти следы архива великого русского историка и авиатора Голубева.
– открыть тайну Изумрудного Будды в Серебряной Пагоде Пномпеня…
И это только «топ-лист» его планов.