«Рука Москвы» Святополка-Мирского была для советской власти опасна

Рубрика в газете: Зажгите костры в океане, № 2021 / 26, 08.07.2021, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

И всё-таки: кто же связал Олега Куваева с белорусскими киношниками? Роберт Святополк-Мирский утверждает, что он.
Я позвонил ему в начале июля 2021 года в Брест. И что услышал?
– Я в конце 60-х годов работал редактором на «Беларусьфильме» в телеобъединении и следил за многими журналами. Тут как раз появился номер «Искателя» с повестью Куваева «Птица капитана Росса». Мне эта повесть понравилась, и я предложил своему начальству рассмотреть эту «Птицу…» как материал для будущего фильма. Ко мне вроде прислушались и даже стали подбирать режиссёра. Выбор пал на Вячеслава Никифорова. Он учился во ВГИКе и как раз искал тему для диплома. Но, став читать всего Куваева, Никифоров загорелся диплом снимать не по «Птице…», а по раннему рассказу Куваева «Берег принцессы Люськи». Потом Куваев был вызван в Минск для переговоров. А дальше начались съёмки.
– А ваша роль как редактора в чём заключалась?
– Моя редакторская роль сводилась к тому, чтобы помогать режиссёру и автору, в случае если появлялась необходимость, немного изменить (добавить или убавить) какие-то фрагменты диалогов или даже сцен, как это часто случалось в ходе съёмочного процесса в те времена в советском кино, и сделать это бесконфликтно. В данном случае я никаких конфликтов не помню – всё было очень дружно.
– Съёмки проходили на ваших глазах?
– Да. Съёмки проходили на юге Гомельской области. Там на берегу Березины мы нашли деревушку Горваль. Место очень красивое. Я его потом расписал в одном из своих исторических романов. Мне нужно было где-то расположить замок князей Бельских, и я вспомнил про одно возвышение на берегу Березины, с которого мальчишки прыгали в реку.
– Куваев приезжал на съёмки?
– И приезжал, и что-то подсказывал. Но он и других умел слушать. В съёмочной группе был один мой ученик. Так Куваев его байки почти полностью включил в свой рассказ «Дядя Яким».
Позже Святополк-Мирский уточнил свой телефонный рассказ:
«Олег не вмешивался в съёмочный процесс, – сообщил он в своём письме, – и я не помню, чтобы он просил режиссёра о чём-нибудь. Он несколько раз приезжал в Минск и часто бывал на студии, был с нами на натурных съёмках, пил, шутил, балагурил, заваривал в жестяной консервной банке крепкий чай на берегу Березины на малюсеньком костре из сухих веточек… Он отнюдь не казался (да и не был) нелюдим и с удовольствием общался со всеми в съёмочной группе, не глядя на то, творческие это люди или простые рабочие, осветители и т.д.».
– На ваш взгляд, фильм «Берег принцессы Люськи» получился?
– Я и сейчас считаю «Берег…» хорошим фильмом. А уж тогда – в шестьдесят девятом году – мы все – и режиссёр, и актёры, и я – были очень довольны. Никифоров по этой картине защитил во ВГИКе диплом.
– Куваев тоже был доволен?
– Насколько я помню, ему тоже фильм понравился.
А что же стало с «Птицей…»? Об этом Святополк-Мирский рассказал мне в своём письме:

«Насколько я помню, идея, одобренная Булавиной, была такова: отложим «Птицу капитана Росса» на более поздний срок и сначала снимем «Берег» – посмотрим, как получится, как все себя проявят, а потом решим. И действительно, после вполне успешного приема картины и защиты диплома Никифоровым, я поехал от студии в командировку к Олегу в Калининград помогать ему работать над сценарием «Птицы». Подробности этой поездки и работы над сценарием сейчас уже не имеют значения, хотя я их хорошо помню. Так или иначе, я привёз черновой вариант сценария, полностью одобренного Олегом – мы расстались с ним в Калининграде очень хорошо. Что потом делали с этим вариантом, я не знаю…».

По телефону Святополк-Мирский добавил:
– С Олегом работать оказалось очень трудно. Если он начинал пить, то всё откладывалось на неопределённое время.
– И ничего нельзя было сделать?
– Конечно, я что-то пытался. Кажется, в декабре шестьдесят девятого года Олег приезжал ко мне в Брест, и мы строили с ним грандиозные планы. Я ему давал читать свой первый роман «Дворянин Медведев». Олег потом признался, что мог выписать любой диалог, но ему всегда трудно было конструировать сюжеты (ему казалось, что я это делаю легко). А ещё он мне в Бресте предлагал всё бросить и махнуть на Север, месяца три пожить на Чукотке, а то и остаться там насовсем. Всё-таки Олег был неисправимым романтиком и мечтателем.
Здесь, видимо, надо сказать, что в 1970 году роман Святополка-Мирского «Дворянин Медведев» оказался, мягко говоря, не востребован и потом пролежал на полке тридцать с лишним лет. Почему? Приведу отрывок из письма писателя.

«В 1970 году я написал роман «Дворянин Медведев», как первый из серии 20-ти тесно связанных сюжетом романов под общим названием «Рука Москвы или Собирание земли», и был полон решимости, написать остальные 19. Но ни издательства, ни журналы, куда я обращался, почему-то не торопились его издавать. Наконец нашёлся один откровенный редактор, который отвёл меня в сторонку и весьма доходчиво растолковал, что пока будет существовать советская власть, этот роман никогда не будет опубликован, а мне следует радоваться, что я всё ещё стою и беседую здесь с ним, а не нахожусь совсем в другом месте… Я поверил ему – уж очень много было тому подтверждений вокруг…
Затем я писал сценарии, по которым иногда даже снимали фильмы, переводил на русский язык книги, сочинял и издавал настольные игры, ставил массовые шоу, наконец, преподавал по своей авторской программе драматургию кино и телевидения за границей, и так совершенно незаметно пролетели следующие тридцать пять лет…
А потом я вдруг подумал – а «Медведев»??? Быть может, наконец, пришло его время!!!
Не меняя почти ничего в сюжете и фабуле старого текста, я лишь немного поправил язык романа, используя накопленный за эти годы опыт.
И вот, в 2004–2007 годах, вдохновлённый поддержкой издательства ЭКСМО, я попытался выполнить дерзкий замысел молодости и начал писать роман за романом – продолжение саги так, как и было задумано ещё тогда, в далёких 70-х…».

Судя по всему, Святополк-Мирский немного слукавил, когда написал мне, что не в курсе того, что студия сделала с черновым вариантом сценария «Птицы…». Скорее всего, он засомневался в возможности скорых съёмок фильма. Куваев ему даже написал, чтобы он не торопился хоронить сценарий.
«Дорогой Роб!
Вернулся из Новосибирска и узнал, что вы были тут. Насколько понял – за художником. Прежнему что отставку дали? Борис Жутовский кино занимался. Насколько мне известно с этого он и начинал. Но может быть и не так. Как художник он профессионал очень высокой марки, а главное, чёткая и организованная натура. Домашний телефон <…>. Так как он вкалывает как негр в своей собственной мастерской, то дома его можно до 9 утра или после 22 вечера. У Жени есть ещё какие-то художники (они делали картину «Хроника пикирующего бомбардировщика»). Оба в кино профессионалы муж и жена. Все справки о них можешь навести по рабочему телефону Жени <…>.
Теперь, Роба. Моё дурацкое поведение в последний приезд – убедительно прошу простить. У каждого свои странности – у меня вот такая. Просто проявилась она не вовремя. Литературные мои дела так же осложнились. Боюсь, что раньше 25 августа «Птицей» мы заняться не сможем. А если сможем, то всё это надо провести в высокой степени организованности. На всякий случай посылаю черновик возможного варианта баллады. Это, конечно, не то, но ход через Большую Медведицу что-то обещает.

Кстати – у меня создаётся впечатление, что на Славу <Никифорова> [режиссёр студии «Беларусьфильм». – В.О.] надо давить. Инертен он, как будто картина нужна не ему. Но впрочем я могу и ошибиться.
Если понадобится мой приезд в районе 20-го 25-го числа прошу вызвать меня только на сутки, и чтобы я действительно приехал за делом. Утром приехал день занялся делом вечером рванул домой. А то что-то слишком у меня расшвыривается время. И пока толку и действительной помощи от своих приездов я не вижу. Просьба: передать Козлову [сотруднику студии «Беларусьфильм». – В.О.] вложенный сюда билет, по которому я летел.
Пока всё.
Если у тебя создалось впечатление, что «Птице…» как замыслу пришёл конец – пока это не так. Не всё делается гладко».

Наверное, что-то могли прояснить другие письма Куваева? Святополк-Мирский в первом телефонном разговоре сообщил, что что-то у него осталось и что он поищет. Но потом он написал:

«Когда Вы позвонили (совершенно неожиданно для меня), я, тем не менее, легко вспомнил события полувековой давности и рассказал Вам об Олеге небольшую часть того, что вспомнил. И когда Вы спросили о письмах, я совершенно искрение сказал о том, что они в моём архиве, потому что они там были много лет.
Но когда я вчера хотел найти их в архиве, то, увы – не нашёл. И не только их, но и многих других писем, которых у меня было очень много.
И только тогда я вспомнил.
Когда в прошлом году пандемия коронавируса подошла вплотную, а мне стало за 80, я пересмотрел архив.
Огромное количество писем – от родителей, родственников, друзей, учеников, читателей… И всех отправителей этих писем уже давно нет, как говорят англичане, они «присоединились к большинству»…
Я отнюдь не выдающийся писатель, и моя переписка вряд ли представляла для кого-то, кроме меня, какой-то интерес…
Я же не знал, что Вы вдруг позвоните…
Одним словом, никаких писем больше нет.
Но Вы не огорчайтесь особенно – ничего такого, что заслуживало бы памяти истории, в них не было – чисто дружеская, бытовая, порой шутливая переписка…».

Я всё-таки проявил настойчивость и попытался хотя бы по телефону уточнить, так что же помешало Куваеву, Никифорову и Святополк-Мирскому после «Берега принцессы Люськи» взяться за экранизацию «Птицы…»?
– Так сложились обстоятельства, – уклончиво ответил Святополк-Мирский. – Сначала я уволился с киностудии. Потом Никифорова, кажется, перебросили на другую картину. И все наши общие планы были похерены.
– Не могла ли всё погубить Булавина? Ведь это она тогда на «Беларусьфильме» была главным редактором объединения телевизионных фильмов.
– Могла. Это была типичная советская чиновница. В кино она разбиралась весьма слабо. К нам её прислали из каких-то других органов. Свою задачу в объединении Булавина видела в том, чтобы не пропустить в каком-нибудь сценарии идейную крамолу. Я запомнил её как холодную, неприятную женщину, с которой работать было очень неприятно.
И всё-таки: неужели Святополк-Мирский так легко отступился от «Птицы…»? Он уверяет, что да.

«Вскоре я ушёл со студии, – написал он, – затем был занят в Бресте с утра до ночи в течение года своим романом (когда закончил – ко мне приехал в гости Олег – почитать его, и об этом я уже Вам рассказывал) и в силу полной углублённости в свои дела, я уже мало интересовался тем, как там шли дела на студии, но знал, что вроде с «Птицей» всё в порядке, и фильм снимается…».

А когда на горизонте появился Калинин? Кто его привёл? И тут Святополк-Мирский ответил по телефону уклончиво:
– Колю? Не знаю. Он вообще-то был неплохим режиссёром. Но его фильм о розовой чайке мне не понравился. Он сделал не совсем то, что я хотел бы. Мне «Птица…» виделась иначе.
– После вас с Куваевым в качестве редактора в Минске работала Марта Пятигорская.
– Нет. Вера Гончарова. Её потом посылали в Москву к Куваеву что-то согласовать.
– Правда, что Куваева в Минске хотели экранизировать и другие режиссёры?
– Что-то я припоминаю. Разговоры вроде ходили.
Уклонившись от некоторых деталей, Роберт Святополк-Мирский отметил другое. «Олег, – подчеркнул он в одном из писем, – остался в моей памяти одним из лучших людей, которых мне довелось встретить в своей жизни». А это о многом говорит.