СЕГОДНЯ У НАС ЧЕЛОВЕКА МОГУТ ЗАЩИТИТЬ ТОЛЬКО ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ
Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2019 / 38, 17.10.2019, автор: Игорь ТЕРЕХОВ (НАЛЬЧИК)
Для меня было несколько удивительно, когда на фестивале поэзии в память об Алиме Кешокове я не увидел одного из самых ярких писателей Кабардино-Балкарии Игоря Терехова.
– А меня, на литературные праздники в Нальчике уже давно никто не приглашает. И не только меня. Наши вожди почему-то игнорируют прекрасного поэта Аркадия Кайданова и замечательного краеведа Олега Опрышко.
– Но, может, вам это не интересно?
– С чего это вы решили? В своё время я был причастен к творческой реабилитации Кешокова в Кабардино-Балкарии. Вы знаете, что в начале 60-х годов Алима Пшемаховича, по сути, выдавили из республики?
– Да, я слышал эту историю. Местную власть возмутил роман Кешокова «Сломанная подкова», в котором он мельком рассказал о подлом поведении некоторых партийных руководителей Нальчика в годы войны. Это ведь во многом из-за них Нальчик на какое-то время оказался в руках немцев.
– Совершенно верно. Из-за этого Кешоков оказался в опале и вынужден был уехать в Москву.
– А как вы думаете, почему тогдашний руководитель республики Мальбахов не доконал Кешокова в Москве? Кто в столице вступился за Кешокова?
– Я слышал, что за него вступился председатель Союза писателей России Леонид Соболев, который избирался депутатом Верховного Совета СССР от нашей республики. А Соболев тогда имел выходы на первых лиц страны.
– Говорили, что Москва очень рассчитывала на связи Кешокова в черкесской диаспоре за рубежом и в частности на Ближнем Востоке. Как рассказывали, мы тогда конфликтовали с Израилем и своим врагом считали сионизм. Но не все русские политики, опасаясь обвинений в антисемитизме, могли открыто критиковать сионистов, а якобы Кешокову в силу его черкесского происхождения всё разрешалось. Это так?
– Не думаю. Романы Кешокова, связанные с ситуациями на арабском Востоке, появились позже.
– Поясните тогда другое: о какой творческой реабилитации Кешокова могла быть речь, если Алима Пшемаховича всегда охотно печатала Москва?
– Но не Нальчик. Здесь власть продолжала замалчивать Кешокова вплоть до горбачёвской перестройки. Ситуация кардинально поменялась только перед 75-летием писателя, в 1989 году. Я тогда заведовал отделом культуры в местной газете и, узнав о готовившемся первом после изгнания Кешокова официальном чествовании писателя в Нальчике, добился от своего начальства разрешения подготовить газетную полосу. Гвоздём номера должен был стать материал молодого кабардинского учёного Юрия Тхагазитова. Но он свою интереснейшую статью назвал очень наукообразно, типа «К вопросу о том-то и том-то». Я придумал другой заголовок: «Всадник чести». Потом эта фраза дала название целым литературным фестивалям в честь Кешокова.
На торжестве Кешоков выступил с яркой речью. У меня появилась идея эту речь также опубликовать в газете. Я подошёл к писателю (он в тот момент на кабардинский манер лузгал семечки). Алим Пшемахович отказываться не стал, тут же текст своей речи передал, но предупредил, что начальство всё равно ничего не опубликует. «Игорёк, – сказал он по-отечески, – ты их не знаешь». Кешоков оказался прав. Обком партии своего согласия на публикацию речи Кешокова не дал.
– Хоть ты и не был в этот раз на Кешоковском празднике, но наверняка наблюдал за ним со стороны. Тебе всё понравилось?
– Я никак не могу понять наших организаторов, почему они всё время отодвигают тех людей, кто хорошо знал Кешокова и мог бы о нём много рассказать. У нас в Нальчике есть писатели, которые в своё время учились в Москве в Литинституте и постоянно ходили к Кешокову, который тогда руководил Литфондом. Сколько интересного они могут поведать! К слову: Кешоков, который знал, как тяжело было студентам-немосквичам протянуть на одну стипендию, многим доплачивал каждый месяц чуть ли не по сотне. А сто рублей тогда были большими деньгами. Не то, что сейчас.
– Почему ты сейчас проходишь мимо Союза писателей Кабардино-Балкарии?
– А что мне там делать? Я в начале 90-х годов имел уже две книги и по тогдашним правилам мог подать документы в Союз писателей. Но в тот момент у нас началась борьба. Одна часть пишущих людей стала требовать создания Союза кабардинских писателей, другая – Союза балкарских писателей. Я говорил: опомнитесь, коллеги, ведь так можно дойти до разделения республики, а куда тогда девать, к примеру, русских? Меня поддержали Магомет Мокаев, Эльберд Мальбахов, Аркадий Кайданов. Но нас тогда не услышали.
Позже возникли другие проблемы. Вы полистайте издающийся у нас журнал «Литературная Кабардино-Балкария». Там годами литература отсутствовала. Это был какой-то отстойник. Журнал километрами печатал какие-то отчёты об урожаях, выборах, собраниях. Кому это было надо? Видимо, только сотрудникам журнала. Ибо гонорарный фонд каждого номера составлял тогда 32 тысячи рублей. Это для нашей республики даже сейчас очень большие деньги. И сотрудники весь этот фонд расписывали себе за подготовку казённых репортажей о выборах.
– Сами-то вы как пришли в литературу? Кто вы по профессии?
– О, тут всё непросто. Расскажу всё по порядку. Сначала о том, как моя семья оказалась в Кабардино-Балкарии.
Мой дед был крупным строителем. Одно время он поднимал Карагандинскую Магнитку, а потом строил в Сибири Ангарский нефтеперерабатывающий завод. Когда подошло время выходить на пенсию, возникла идея поменять сибирскую квартиру на более южные края. Но выбор оказался невелик: или Средняя Азия, конкретно Фергана, или город Прохладный в Кабардино-Балкарии. Так мы из Сибири перебрались на Кавказ.
После школы я собрался в Московский университет, но с первого захода не поступил. После этого подал документы на физмат в Кабардино-Балкарский университет. Первый экзамен был письменный по математике. Я всегда быстро соображал и успел решить все свои задачи и помочь пяти или шести другим абитуриентам, однако получил только четыре балла. Меня это возмутило, и я пошёл выяснять, в чём дело. Выяснилось, что мне занизили баллы только потому, что я русский. Но я настоял на своём и меня приняли. Правда, я потом бросил местный университет и заново поступил на физмат в Ленинграде. Затем всё снова бросил и загремел в армию на полигон под Астраханью. И тут меня позвали в армейскую контрразведку. Помню, какой-то полковник, узнав, что я два раза бросал учёбу в университетах, спросил, кем я хочу стать. Я честно ответил: поэтом. Он оторопел и при мне накричал на младшего офицера, мол, кого ему отбирают. А я, наоборот, потом даже собрался поступать в Андроповский институт, хотел служить во внешней разведке, но подвело зрение. И в итоге стал программистом, двадцать с лишним лет внедрял автоматизированные системы в сельском хозяйстве.
– А литература тут при чём была?
– Я все годы продолжал писать, а в перестройку даже поступил на сценарный факультет во ВГИК и стал заниматься в мастерской Николая Фигуровского. Без ложной скромности скажу: я в ту пору шёл на нашем факультете первым номером, а второй была Рената Литвинова.
В девяносто первом году мой сценарий приобрела за сто тысяч одна киностудия. Тут ещё я устроился в одну из частных газет. А дальше случился путч. Я публично выступил в поддержку Ельцина. Хозяину газеты это не понравилось. Меня выставили на улицу. Но что мне улица? Я же получил за свой киносценарий сто тысяч рублей, и киностудия обещала вот-вот приступить к съёмкам фильма по моему сценарию. Но скоро у киношников возникли проблемы с финансами, и дело до съёмок не дошло.
– Не жалеете, что в 91-м году поддержали Ельцина?
– Нет. Я считаю, что с 91-го по 93-й год у нас в стране были истинная демократия и истинная свобода слова. Но потом в Москве случился расстрел Белого дома. Я тогда выступил за российский парламент. Ну, а после 93-го года у нас везде начали закручивать гайки.
– А что потом было?
– Какое-то время я был собкором по Кабардино-Балкарии в «Независимой газете». А потом был звонок из Интерфакса.
– Почему вы не остались в Интерфаксе?
– А у нас в Кабардино-Балкарии тогда появился новый президент Каноков, и он заплатил за моё увольнение 50 миллионов рублей.
– Ого! Вы так много стоите? Мне казалось, что наши журналисты всегда стоили много меньше.
– У нас в 2010 году сложилась очень тяжёлая ситуация. Чуть ли не каждый день в республике убивали правоохранителей. Я о каждом случае убийства оперативно давал в Интерфакс материалы. Как мне говорили, Москва была очень недовольна Каноковым, в частности, постоянными убийствами. Каноков решение проблемы увидел в зачистке информационного поля. Он дал команду заключить с Интерфаксом договор на информационное обслуживание в нужном ему направлении, но выставил взамен одно условие – моё увольнение.
– Москва вас тогда защитила, как когда-то взяла под свою опеку Кешокова?
– Москва могла защищать художников и журналистов в советское время. Теперь защитить человека могут только деньги и желательно очень большие деньги.
– В литературе Кабардино-Балкарии сейчас ситуация абсолютно безнадёжная?
– Я бы совсем мрачно нашу ситуацию не оценивал. У нас есть, к примеру, Амир Макоев. Он – кабардинец, пишущий на русском языке. Хотя по большому счёту: Макоев пока сделал только многообещающую заявку. У него есть желание стать большим писателем. Но пока не хватает смелости.
– А лично вы на что сейчас надеетесь?
– Жду, когда наконец найдётся продюсер, который согласится поддержать мой новый сценарий о Кавказе. Киношникам-профессионалам нравится. Но они говорят, что якобы наверху есть установка о Кавказе делать только очень и очень положительные фильмы. Без проблем. Я бы тоже хотел жить без проблем. Но так не получается. И что – будем молчать?
Игорь Николаевич Терехов родился в 1951 году. Окончил математический факультет Кабардино-Балкарского университета и сценарный факультет ВГИКа. Автор книги киноновелл «Праздник мёртвой листвы», поэтического сборника «Зимний сад камней», других произведений.
Беседу вёл Вячеслав ОГРЫЗКО
НАЛЬЧИК – МОСКВА
есть желание но нет смелости это уже общая парадигма существования в постфактум-системах
Амир Макоев- писатель, который даст фору Камю и Сартру, вместе взятых. Он еще заявит о себе на мировом уровне.
А.Б. Каноков всегда финансирует тех, кто пишет. Это не зависит от национальности. У нас в республике негласный закон: русским все льготы и всяческая поддержка.
Опрышко и Кайданов -уважаемые люди. Мы их ценим.
Кешоковские чтения прошли по всей республике. У нас аллея поэзии в парке, а в городе на всех улицах памятники. Недавно прошла городская акция. Вохле памятника Пушкину читали либо его стихи, либо стихи о нем. И так везде.
Но выход на российский уровень осложнен известными обстоятельствами.
Если господин Терехов чувствует себя в чем-то ущемленным, то мне искренне жаль…
Не ожидал от Терехова. Вроде трезвый человек. Реализовался именно в Кабардино-Балкарии,и ни в одном другом месте этого сделать не смог бы. Странная смесь ущемлённого самолюбия и самолюбования. Ваше дело – писать, Игорь Николаевич, а не оценивать свой вклад в культуру и своё место в социуме республики.
Почему не смог бы в другом месте реализоваться? Может быть наоборот было бы.
Толгуров довольно странным образом отблагодарил Терехова, что тот включил его стишки в свою антологию поэтов Нальчика «Холмы forevel», изданную в США. Благодарность по-кавказски, называется.
Впрочем, чего можно ожидать от человека, про которого «Литературная Россия» уже писала: «фанатик и мракобес, защитник махровой традиционщины и узко-этнической ограниченности. Хотя и подписывается он как доктор филологических наук, его квалификация вызывает сомнение» (Лит.Россия №9 за 2015 г.)
ИЗ «ЛИТЕРАТУРНОЙ РОССИИ» № 9 за 2015 г.:
В «ЛР» № 7 за этот год некто Тахир Толгуров наваял опус под названием «Лезгинка и танцы гламура».
Нет смысла анализировать весь этот набор националистического бреда, изложенного напыщенным и натужно-замысловатым слогом.
Лучше сразу перейти к тем идеям, которые исповедует автор, не слишком, впрочем, маскируясь.
Мотив – обида на необъяснимую, растущую со стороны русских недоброжелательность и антипатию по отношению к «понаехавшим» с Кавказа; автор никак не может взять в толк, почему «лезгинка» на площадях, забивание баранов на улицах русских городов и ношение хеджабов в школах вызывают такое недовольство, по его мнению, это – самое обычное дело и не стоит очень уж волноваться по этому поводу.
Оценка этих настроений со стороны автора: подобного рода недоброжелательность выражают якобы исключительно так называемые «маргинализированные субъекты» из числа русского этноса, и потому подобные настроения следует, безусловно, осудить.
Новшества в плане оценки национальных характеристик – национальность, согласно нашему автору, следует возводить к фактору религиозной принадлежности: например, «русскость», по его мнению, установить очень просто – к языковому признаку надо просто добавить православие. Правда, не ясно, к какой национальности относить тогда атеистов?
Логика автора – если некоторые особи из числа русских носят чрезмерно короткие, по мнению сторонников шариата, юбки или даже устраивают пляски в православном храме, то культурный и политический сепаратизм со стороны народов иного вероисповедания имеет полное право на существование.
Рекомендации автора – надо перестроить РФ по этно-конфессиональному признаку, придать религии статус государственной идеологии и закрепить национальное деление исходя из религиозной принадлежности.
Вывод: автор – фанатик и мракобес, защитник махровой традиционщины и узко-этнической ограниченности.
Хотя и подписывается он как доктор филологических наук, его квалификация вызывает сомнение. Взять хотя бы фразу: «Логичным и закономерным продолжением данного процесса станет создание механизмов социального эскортирования граждан в границах их этнической и конфессиональной аутентичности». О чём это, как это понимать? Что приезжих со знойного юга будут эскортировать сопровождающие, которые должны следить, чтобы оных приезжих не обижали и оказывали им почтение? Или имеется в виду что-то иное?
В заключение хотелось бы порекомендовать этому грамотею поработать над собой, научиться пояснее выражать свои мысли! И только потом лезть со своими идеями по переустройству России.
Владимир РЫБИН,
доктор философских наук,
г. ЧЕЛЯБИНСК
Да,уж. Рыбину я не ответил. Он, оказывается, дохтур философии! Странно, что не понимает кириллический текст. Во всяком случае, его интерпретация приведённой цитаты весьма показательна. Что до Терехова – нормально к нему отношусь,потому и удивился. Что до включения моих стишков… Сей факт лишает меня права голоса и собственного мнения?