Шинель вела меня во тьму
Читая Михаила Анищенко
Рубрика в газете: В одной связке с классиками, № 2020 / 25, 02.07.2020, автор: Валерий РУМЯНЦЕВ (г. СОЧИ)
Не все, кто вышел из гоголевской шинели, в 90-е годы прошлого века надели малиновые пиджаки. Поэт Михаил Анищенко его не надел. И не потому, что жаждал этого, но не смог. Он просто категорически не хотел этого делать, потому что был большим поэтом, продолжателем традиций великой русской литературы. Наши классики ставили наиболее острые вопросы и искали на них ответы; поднимали проблемы совести, чести, достоинства; они хорошо знали Россию, человека и мир и умели создавать произведения на века.
Вплотную к этому уровню подошёл и Михаил Анищенко, – и не случайно. Он досконально знал русскую литературу и фантастически умело использовал эти знания при создании своих произведений. С литературным наследием поэта мы всерьёз начинаем знакомиться только сегодня, так как жил и творил он в деревне, тусовок собратьев по перу сторонился, и, хотя был членом Союза писателей, в «ведущих» литературных журналах его имя не мелькало. И к славе не рвался. Это о таких, как он, сказано в известной басне:
Явилась Слава к Мудрецу,
Решив, что он её достоин.
Но тот был холодно спокоен,
Сказав: «Мне слава не к лицу».
«А мне лицо твоё подходит…»
С тех пор, ограбив Мудреца,
В чужом обличье Слава ходит,
А Мудрость ходит без лица.
Есть в лирике Михаила Анищенко одна интересная особенность. Создавая свои произведения, он нередко использовал имена наших классиков и их героев, – и делал это мастерски. К примеру:
Муму
Что-то никак не пойму:
Мир удивительно ясен!
Но топит Герасим Муму,
Добрый такой Герасим!
В воду вошли два весла,
К телу прижалась собака.
Жизнь! Она так весела!
Как тут от смеха не плакать?
Знает, не жить одному,
лучше, чем мы, это знает…
И всё-таки топит Муму,
на стрежень реки выгребает.
Казалось, что время пройдёт
и мир не встревожится куцый:
Герасим с тоски не запьёт,
круги на воде разойдутся.
Тот век! Он в таком далеке!
Но что это? Вижу сквозь слёзы:
застыли круги на реке,
как кольца на срезе берёзы.
«Казалось, что… круги на воде разойдутся», то есть, такого варварства люди уже не повторят через сто лет, но – увы! – люди не изменились. «Застыли круги на реке», – в этом вопросе всё осталось так, как во времена И.С. Тургенева. Если сегодняшняя барыня прикажет слуге потопить Муму, то слуга, чтобы не потерять работу, сделает это. Поэтому поэт пишет «Вижу сквозь слёзы».
А вот другое стихотворение Михаила Анищенко:
Мы Русь ругаем по привычке,
Повсюду грязь и барыши…
Но ехал Чичиков на бричке
В потёмках собственной души.
Нас опоили зельем горьким,
Слепили пыльное клише.
Но дно, увиденное Горьким,
Он видел в собственной душе.
Веками ларчик замыкался,
Но в нём хранили ерунду.
И Данте в душу опускался,
А говорил, что был в аду.
И двести, и сто лет назад, и сегодня у «чичиковых» одна цель в жизни: любым путём приобрести «барыши». Это смысл их жизни, и для них богатство – это главное счастье. Поэтому и приходится им жить «в потёмках собственной души». А с учётом того, что именно они – хозяева жизни, «мы Русь ругаем по привычке».
Строка «Но дно, увиденное Горьким» ассоциируется прежде всего с его пьесой «На дне». Алексей Максимович ходил пешком по Руси, долго жил среди деклассированных элементов и хорошо знал жизнь «челкашей» в ночлежках и за их пределами. И, хотя Горький считался великим пролетарским писателем, он чувствовал себя политическим «босяком», потому что, будучи приближен к Сталину и видя его ошибки, не смог повлиять на вождя.
А вот почему «Данте в душу опускался, а говорил, что был в аду», нам ещё предстоит узнать. Это произойдёт тогда, когда литературоведы получат доступ к архивам Михаила Анищенко и изучат их.
Особого внимания заслуживает стихотворение Михаила Анищенко «Шинель». Глубина идейного содержания в нём надёжно впаяна в мастерски отточенную художественную форму. Поэт говорит то, о чём думает его сердце.
Когда по родине метель
Неслась, как сивка-бурка,
Я снял с Башмачкина шинель
В потёмках Петербурга.
Прочитав первые четыре строки, читатель до конца пока не понимает, что из себя представляет лирический герой. Кто он? Просто грабитель, позарившийся на новую шинель? Это уже прочтя всё стихотворение, понимаешь, что главная мечта этого персонажа – не какая-то шинелька, а громадные деньги и власть на верхних этажах. А человек, захваченный идеей, становится её заложником. Как видим, Н.В. Гоголь помог поэту написать начало стихотворения.
Была шинелька хороша,
Как раз – и мне, и внукам.
Но начинала в ней душа
Хождение по мукам.
Как тут не вспомнить роман Алексея Толстого «Хождение по мукам».
Лирический герой говорит, что было не всё так просто. Для достижения своей цели, ему пришлось пережить нравственные муки, затоптать в своей душе всё человеческое, всё хорошее, что было в ней. И что это только начало долгого пути. Стоит один раз покривить душой – и тяга к гимнастике останется у неё на всю жизнь. Наши сегодняшние олигархи тоже начинали с малого: кражи, спекуляции, мелкое мошенничество, обман в торговле и т. п. Тоже, считай, сняли с Башмачкина (читай: с рядового труженика) шинель. А если не впотьмах шинель, то среди белого дня что-то другое отняли: деньги, акции, ваучеры, небольшую собственность…
Я вспоминаю с «ох» и «ух»
Ту страшную обновку.
Я зарубил в ней двух старух
И отнял Кистенёвку.
Чтобы в числе первых приобрести первоначальный капитал «герою нашего времени» уже пришлось идти на убийства и крупные мошенничества с привлечением продажной судебной системы. Уже «новый русский» внаглую начинает отбирать собственность то у своего приятеля, то у компаньона, то у вчерашнего сослуживца, то у родственника.… И тут Михаил Анищенко упоминает пушкинского отставного генерала Троекурова, хотя и не называет его. И сразу читателю приходят на ум фамилии сегодняшних троекуровых, которые вдруг стали долларовыми миллионерами. Чувство собственного достоинства они легко подменили чувством достойной собственности.
Шинель вела меня во тьму,
В капканы, в паутину.
Я в ней ходил топить Муму
И мучить Катерину.
На дороге к большим деньгам и к власти «новых русских» ждали и многочисленные капканы, и паутина самого неожиданного покроя. Многим из них пришлось побыть в роли тургеневского Герасима и топить свою Муму. А кому-то для достижения своей цели вести себя, как Кабаниха из пьесы А.Н. Островского «Гроза», и мучить свою Катерину. И вот тут возникает вопрос: если все дети Бога, то почему так часто их воспитанием занимается дьявол?
Я в ней на радость воронью,
Лежал в кровище немо,
Но пулей царскую семью
Потом спровадил в небо.
В последние годы по телевидению всё чаще говорят о торжестве справедливости. Однако торжество справедливости обычно длится до команды «Снято!» Законам трудно сдержать своё слово.
И уже нет сомнений, что сегодняшняя жизнь приобрела сомнительную репутацию. Впрочем, всё плохое рано или поздно кончается. Даже жизнь.
А что же автор до конца стихотворение не процитировал? Команда “Снято!” раньше времени прозвучала?
..Я в ней любил дрова рубить
И петли вить на шее.
Мне страшно дальше говорить,
Но жить ещё страшнее.
Над прахом вечного огня,
Над скрипом пыльной плахи,
Всё больше веруют в меня
Воры и патриархи!
Никто не знает на земле,
Кого когда раздели,
Что это я сижу в Кремле
В украденной шинели.
Весьма пошлые стихи цитируются. И как ни старается критик, в целое русской литературы эту ерунду никак не вписать. Да и сам автор статьи пошлости выдает: не все, кто из гоголевской “Шинели” вышел, надели пиджаки малиновые. Да никто из вышедших не надел. Они – люди девятнадцатого столетия, и Достоевский среди них, между прочим, а малиновые блейзеры, блейзеры, автор, блейзеры, это у бывших новых русских. Когда сказать нечего и не о чем, начинают умничать, но познаний для этого маловато.