СОЛОМИНКА С КРЫШИ РОДНОЙ

Заметки о книге Василия Килякова «Посылка из Америки»

Рубрика в газете: Жизнь русской деревни, № 2019 / 6, 15.02.2019, автор: Александр НЕСТРУГИН

Порадуйтесь, уважаемые читатели, вместе со мной: у Василия Килякова вышла книга!
Вы спросите, к чему это восклицание? Оно, возможно, выглядит перехлёстом, – даже если уточнить, что Киляков немолод, а книга эта – первая. Ведь порой тяга к сочинительству начинает одолевать человека уже в годы зрелые, а иногда даже – одновременно с получением пенсионной книжки…

Но в том-то и дело, что как писатель В.Киляков заявил о себе давно, в молодые свои годы, в последнее десятилетие существования советской Державы. И заявил ярко. Последовали весомые, заметные публикации, причём случились они в журналах враждующих между собой литературных лагерей: «Юность», «Октябрь», «Новый мир» (так называемое либеральное крыло) – и «Молодая гвардия», «Наш современник» (крыло патриотическое). Неоднозначность ситуации подчёркивали и полученные В.Киляковым литературные награды: с одной стороны, премии имени Бориса Полевого и радиостанции «Немецкая волна», с другой – премия Союза писателей России «Традиция», премия имени А.Платонова «Умное сердце». Создаётся такое впечатление, что В Килякова каждый из этих лагерей рад был привлечь на свою сторону – но разве возможно такое в отношении человека бесталанного, заурядного?

А если положить на весы учёбу в Литературном институте имени М.Горького в семинаре Михаила Петровича Лобанова, добрые отклики не склонного к дежурным комплиментам мастера и других преподавателей института, то вывод можно было сделать только один: Василия Килякова ждёт счастливая литературная будущность. Она и начала сбываться: чередой пошли публикации в центральных и региональных журналах, в электронных СМИ. И вот… Прошло, как пишут в сказках, «тридцать лет и три года», и у Василия Килякова вышла первая книга! Правда, время минуло отнюдь не сказочное – во всех смыслах. Вместе со временем минула, канула в вечность страна – Союз Советских Социалистических Республик. Да и сам писатель, выправкой-статью всё тот же былинный богатырь из доброй русской сказки, отнюдь не помолодел. Так что же теперь нам (и писателю) – бить в барабаны и палить из пушек в знак славной литературной виктории или посыпать голову пеплом несбывшихся надежд?
Такое непростое переплетение литературно-биографических и исторических реалий просто обязывает меня, отложив в сторону инструментарий строгого, застёгнутого на все пуговицы рецензента, обратиться к вольному жанру литературных заметок. Жанр этот допускает (и даже предполагает) разговор не только о текстах, но и об авторе этих текстов. С автора и начнём.
Итак, кто же он такой, Василий Киляков, человек и писатель? Мы ведь с вами, уважаемые читатели, его в глаза не видели – как о том проведаем, как узнаем? А узнать-то просто. Достаточно, перевернув тяжёлую обложку книги, войти в прозу В.Килякова как в дом – не иноземцем в поисках русской экзотики, не сыто позёвывающим туристом, не праздным соглядатаем, но – путником, ищущим надежды, справедливости, душевного отклика. И вот уже – в эссе «Благочестивому читателю» – не его разве, не автора книги – именно к нам обращённый голос слышится?
«О себе: я самый бедный человек, у меня ничего нет, и самый богатый, мне ничего не надо. Когда я пишу, я нахожу для себя и для души своей какой-то посошок, костылик, сопутствующий движению и очищению. И тогда каждый человек, на которого я смотрю, становится моим другом и учителем».
Тут же, из первых уст мы узнаём, что душу и сердце писателя давно уже «захватила в объятия» книга мало кому известного ныне Иогана Мосха «Луг духовный», где главной жизненной ценностью провозглашено «стремление к Богу и высшему нравственному совершенству».
И если мы будем доброжелательны и деликатны, страницы книги расскажут нам, что православный христианин Василий Киляков укоренён в вере давно и крепко, живёт с Богом в душе. И в то же время, как бы в укор воинствующим религиозным догматикам, читает не только «Житие» святых, но и Льва Толстого, который для него – «величайший знаток русской души, русского характера». Но отнюдь не поверхностно истолкованным «толстовством» навеяны размышления В. Килякова о крайностях славянской души, которые проявляются не только в делах мирских, но и в религии: «Уж если украшать храмы, то не иначе как серебром, золотом, так, чтобы нищие телом и духом молились иконам в серебряных или золотых окладах, а кресты самые убедительные золотые. Но зачем Богу золото? Золото – ценность для вора. Богу же что золото, что песок. Ценность – вера».
Разве это вызов, ересь, кощунство? Нет и нет. Горькие, честные, так и тянет сказать – золотые слова. Но я удержусь, не стану ставить исповедальное слово русского писателя рядом с «ценностью для вора».
Совестливость, стремление к справедливости усвоены Василием Киляковым, как иногда говорят, на генетическом уровне. Детство, проведённое в рязанской деревне, разговоры и поступки близких людей и односельчан, нелёгкое «житие» земляков – всё это оставило в душе будущего писателя неизгладимый след, опалило и закалило её, предопределив трудную дорогу-судьбу – и жизненную, и литературную. Потому что перед глазами В.Килякова с детских лет стояла не «картина маслом» официозного отображения действительности, а сама жизнь – не приукрашенная, не слишком сытая, грубоватая, полная утеснений и лишений. За литературным материалом не нужно было далеко идти. Дед Терентий, герой многих рассказов В.Килякова – и, замечу попутно, нравственный авторитет, своего рода камертон нефальшивого произнесения слова «народ» – фронтовик, однако он был в плену. Его не посадили, но… «Деда Терентия таскали в районное энкавэдэ, спрашивали всё одно и то же: как попал в плен, где был в плену, кто освободил и как…
– …Как ростепель, весна, так идти в Сасово, – рассказывал дед мужикам. – Затаскали!.. Ни обувки, ни одёвки сроду крепкой не было, а пешь идти за двадцать километров по грязи, не шутка…
Из рассказов деда я запомнил, что были случаи, когда таскали на допросы с ранней весны и до поздней осени» (рассказ «Кризис»).
Из этого, казалось бы, частного, семейного жизненного «сора» – откровений деда и его сверстников в разговорах застольных и обыденных (естественно, переосмысленных, «прожитых» самим автором) – выросли рассказы В.Килякова «Знак», «Письмо Сталину», «Кризис», «Пленные». Да и, пожалуй, хоть и не впрямую – «Посылка из Америки», где бабка Марфа, глядя на висящий на стене в горнице коврик с полунагой индианкой, со слезами рассказывает о своём муже Мите, пропавшем на войне, а потом, во времена «оттепели», вдруг написавшем ей письмо, приславшем посылку с подарками из-за океана. При чтении этого рассказа запомнилась мне крепко одна строка: «В последнем письме Дмитрий Попов проклинал войну и чужбину». Чужбина здесь стоит в одном ряду с войной – и сравнение это вовсе не выбивается из контекста…
Как писатель В.Киляков «вышел из деревни», но проза его разнопланова, деревенскими темами она не исчерпывается. Глубок, психологически точно мотивирован рассказ «Божья шишечка» – что-то вроде исповеди благополучного чиновника, разбогатевшего в годы «прихватизаций», но страдающего от «никомуненужности». Она очень странная, эта исповедь – не покаяние, а скорее обида-жалоба: дескать, как же так, я умён, образован, удачлив в делах, даже хобби имею не абы какое – пейзажи пишу на досуге, а – всем чужой. Страдалец, одним словом. Но почему-то не тянется рука его пожалеть…
В рассказе «Дочь Севера» автор так вживается в своё повествование, настолько убедителен в деталях (в том числе весьма специфических – службы на подводной лодке), что кажется: мичман Стыров – это он и есть, Василий Киляков; и именно его когда-то спасла, вытащила из промоины корячка Кытна; и выходила, и приворожила навсегда – к себе и к Северу. Читая рассказ, даже позавидуешь по-доброму: надо же, как повезло парню.
А вот совсем другой сюжет: Чеченская война, казарма под Бамутом. Погиб солдат по вине командира, майора Канюки, и начальство старается до приезда матери погибшего этот эпизод, что называется, замять, свидетеля гибели, младшего сержанта Елдакова уже «уговорили». Всё это не нравиться старослужащему Каюмову. И он, за свою строптивость стоящий третьи сутки «на тумбочке», смотрит на трусливую суету спасающих свои за… заслуги «отцов-командиров». И думает. Думает зло, судит жёстко: «Давали присягу служить народу – и стреляли из пушек по избранникам этого народа; давали присягу служить Союзу нерушимому республик свободных – и разбежались. И любую другую присягу примут, лишь бы до пенсии дотянуть». Он раздражён, он измотан, этот упёртый солдат, он скоро повалится в проход между койками и заснёт мёртвым сном – не потому ли у него такие чёрные мысли? Ведь ясно же, что не во всём он прав в своих суждениях. Но мне, читателю, не хочется его опровергать, не хочется с ним спорить (рассказ «Несгибаемый Каюмов»).
И всё же, несмотря на широту авторского взгляда, главной темой творчества Василия Килякова является жизнь русской деревни. Реже – прежней, «доперестроечной» (рассказ «Стегней и Варька»), чаще – уже подкошенной «реформами», слабеющей, уходящей (рассказы «Неугомонный», «Капитал», «Пленные», «О’кей!», «Товарищи», повесть «Родное пепелище»). Все они заслуживают внимания, но говорить о них подробно не позволяют рамки моего «летучего» читательского отклика.
По остроте социальной проблематики, по глубине исследования сельской жизни в переломные её моменты (коллективизация, война, послевоенные разруха и голод), по языку – ненатужному, яркому, радующему не только сочным диалогом и к месту явленной озорной частушкой, но и незаёмной поэтической образностью, – Василия Килякова можно поставить рядом сразу с несколькими выдающимися писателями-деревенщиками, и в первую очередь – с его тёзкой Беловым. Внимательный исследователь творчества наверняка найдёт то, что их роднит – и будет, конечно же, прав. А вот мне при чтении «Последних» почему-то вспомнилась повесть Валентина Григорьевича Распутина «Прощание с Матёрой»: та же внутренняя дрожь, та же оторопь от того, что исчезает, расточается, уходит навсегда земля, на которой жили предки твои и ты сам родился и вырос. Разница только в том, что у В. Распутина речь идёт о малой толике родной земли, ангарском острове, который – волевым решением «во благо всего советского народа» – уходит под воду при строительстве гидроэлектростанции. А Киляков повествует нам о времени, когда – то ли небрежением, то ли недоброй волею разрушителей былой мощи страны – «под воду» уходит не только «милая малая родина» героя повести, но и Родина с большой буквы. Затягивает её поля и брошенные селения березняком-самосевом, сорным американским клёном, чернобылом, татарником – навсегда, безвозвратно. И если мы не расслышим голоса, не увидим глаза, не прикипим сердцем к судьбам «последних», брошенными деревенскими садами станет засыхать и дичать наше самосознание, да и само понятие «отечество». И мы уйдём – и забудем дорогу; и даже если потом, через десятилетия, поймём, что наделали, – не сможем уже вернуться к себе. И это не просто горько – это страшно…
Есть такое выражение: «Хвататься за соломинку». Словарь говорит, что этот фразеологизм является усечением древней пословицы «Утопающий хватается и за соломинку», смысл которой предельно ясен: соломинка не спасёт. Со словарём, конечно, спорить трудно, но и соглашаться не хочется: ну что она знает, эта древность, о русском человеке?! Да и соломинка соломинке рознь. Об этом глубоко и ёмко сказал поэт Алексей Решетов:
Не искал, где живётся получше,
Не молился чужим парусам:
За морями телушка – полушка,
Да невесело русским глазам!
Может быть, и в живых я остался,
И беда не накрыла волной
Оттого, что упрямо хватался
За соломинку с крыши родной.
Да, поэзия иррациональна, но как много в ней сходства с русской душой! И потому ей хочется верить.
Мы тонем, и писатель Василий Киляков, – не спастись пытаясь, а – спасти, это очень важно помнить! – упрямо хватается за соломинку. Эта соломинка – слово. Честное. Совестливое. Болевое. Милосердное и сострадающее, бесстрашное и молитвенное, сердцем, всей жизнью оплаченное – наше, русское слово. А то, что книга у В.Килякова на нынешний день вышла только одна-единственная, так не ему это укор, а нам; к тому же – разве слово измеряется количеством книг?
Киляков писатель, а не мыльный пузырь с мудрёным торгашеским наименованием «персональный издательский проект». Он пытается спасти для нас и будущих поколений то, без чего человеческая жизнь превращается в бессмысленное существование – родовые корни, родовую память, саму Родину. Да поможет ему в этом трудном деле Бог – и соломинка с крыши родной…