ТРИ МИРА ПО-БУЛГАКОВСКИ

№ 2022 / 8, 04.03.2022, автор: Светлана ЛЕОНТЬЕВА (г. НИЖНИЙ НОВГОРОД)

Человек и тень ходили от огненного всплеска броневого брюха

к тёмной стене первого боевого ящика, до того места,

где чернела надпись: Бронепоезд «Пролетарий».

(М. Булгаков. «Белая гвардия»)

 

«…а немцы все драпали. И ребята сговаривались на следующий день пойти. Остались даже у нас ночевать, кажется. А утром Михаил поехал. Там медпункт был… И должен был быть бой, но его, кажется, не было. Михаил приехал на извозчике и сказал, что всё кончено…» (из воспоминаний Т. Н. Лаппа, первой жены М. А. Булгакова)

Публикация романа «Белая гвардия» М. А. Булгакова относится к 1925 году в России. Как известно, что в романе описаны события, происходящие в Киеве в 1918 году, после бегства немецкой армии, петлюровских войск, гетмана.

Итак, бегство, как нечто чрезвычайное:

«Всё пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал.»

Великий Михаил Афанасьевич, о, великий! И небо ему шепчет из уст в уста, и солнце ему светит из сердца в сердце, и нашёптываются сами глава за главой, сами встраиваются в звонкий и звучный пророческий ряд.

Киев! Помоги тебе всевечный, славный и праведный, ибо уже приехал бронепоезд с надписью “Пролетарий”, привёз тебе в ладонях своих освободителей, твоих булгаковских скакунов, твоих солдат и расставил их ровно в ряд, и дал им в руки штыки для освобождения улиц твоих от Петлюры, ибо на следующую ночь — с 13 на 14 декабря — гетман и генерал Белоруков бегут из города в германском поезде, и полковник Малышев распускает только что сформированный дивизион: защищать ему некого, законной власти не существует. Убежали! Геть, геть… утекли.

Сквозящий сюжет, место действия второй этаж дома, где поселились Турбины. Исследователи, кто вдоль и поперёк изучили роман, пишут, что «Белая гвардия» — роман автобиографический, роман-реквием, наполненный доверху, что шкатулка, жизнью. Лишь ею одной.

Так было всегда – бежали в южный град толпы народа из революционной России, прятались здесь, пытаясь дождаться «подмоги» из Европы, но она всё не шла и не шла. Ждали через Одессу, собирали отряд, но Одесса молчала, ждали от немцев, но они сами едва унесли ноги. Такова участь этого города. Ибо он – главный герой романа, несмотря на обилие живых душ, он самый живой. Он течёт гранитом, каменными домами, арками –

«Повинуясь телефонному голосу, унтер-офицер Турбин Николай вывел 28 человек юнкеров и через весь город провел их согласно маршруту. Маршрут привел Турбина с юнкерами на перекресток, совершенно мертвенный. Никакой жизни на нем не было, но грохоту было много. Кругом — в небе по крышам, по стенам — гремели пулеметы.»

Сюжет медленно-текучий и одновременно стремительный:

«По дороге они рвали с себя погоны, подсумки и пояса, бросали их на разъезженный снег. Рослый, серый, грузный юнкер, равняясь с Николкой поворачивая к Николкиному отряду голову, зычно задыхаясь, кричал:

— Бегите, бегите с нами! Спасайся, кто может!»

 

«Белая гвардия» — цветасто и пышно обряжена в страдания и неожиданности, в поворот сюжета и его метафорическую скрытость.

Много раздумываю над понятиями, свойственными нашему времени — такими, как настоящий писатель и писатель коммерческий, и над трагедией коммерческого и радостью настоящего. Ибо писатель – это неповторимый стиль, голос, умение вести за собой, быть оригинальным.

Коммерческие писатели, обращаюсь к вам, учитесь у Булгакова построению не только сюжета, а умению панорамности и планетарности, стилю, языку. Пусть «Белая гвардия» будет вам путеводителем. И обижаться не надо, лишь послушайте эту музыку, это пение в каждом абзаце, эту оперу каждой строки:

«Затем полковник Най-Турс оказался лежащим у ног Николки. Николкин мозг задернуло черным туманцем, он сел на корточки и неожиданно для себя, сухо, без слез всхлипнувши, стал тянуть полковника за плечи, пытаясь его поднять. Тут он увидел, что из полковника через левый рукав стала вытекать кровь, а глаза у него зашли к небу.

— Господин полковник, господин…

— Унтер-цег, — выговорил Най-Турс, причем кровь потекла у него изо рта на подбородок, а голос начал вытекать по капле, слабея на каждом слове, — бгостье гегойствовать к чегтям, я умигаю… Мало-Пговальная…

Больше он ничего не пожелал…»

 

Так описывает Булгаков смерть Най-Турса…

Последнее время много говорится правозащитниками о прощении белогвардейцев и всеобщем примирении, о прекращении разобщения.

Русский народ никогда не был единой массой, всегда был расколот, по мнению писателя Владимира Личутина. Расколот на белых и красных, бедных и богатых, коммунистов и демократов. А 2019 год ещё добавил ваксеров и антиваксеров. Раскол – это и «Белая гвардия» Булгакова в том числе. Ибо всё в романе бьётся и крошится. В первую очередь семья Елены, рвутся связи, узы, устоявшиеся, рвутся клятвы, срываются погоны, предаются присяги. Разрыв с жизнью через смерть, через болезнь, через явь и сон, через ненависть всепожирающую, гнев:

«Николка в отчаянии от нестреляющего револьвера, как боевой петух наскочил на дворника и тяжело ударил его, рискуя застрелить самого себя, ручкой в зубы. Николкина злоба вылетела мгновенно.»

Город перешёл во власть к Петлюре. Далее во власть большевиков. Ибо люди в нём, как пешки просто переставляются на шахматной доске. Живые души мечутся туда-сюда под градом обстоятельств. Революция – это не законченный процесс, ни через сто лет, ни через двести. Это движение – навсегда. Ибо всегда будут недовольные, как справа, так и слева. Гражданская неурядица, раскол… Где примирение, по мнению писателя? И в чём его смысл?

«Снег таял у Николки за воротником и он боролся с соблазном влезть на снежные высоты. Оттуда можно было бы увидеть не только Подол, но и часть Верхнего Города, семинарию, сотни рядов огней в высоких домах, холмы и на них домишки, где лампадками мерцают окна. Но честного слова не должен нарушать ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете. Так полагал Николка. При каждом грозном и отдаленном грохоте он молился таким образом: «Господи, дай…», и честно: Последними словами командира были:

— Штабная сволочь. Отлично понимаю большевиков.»

Это предательство города, то есть главного героя романа. Город бросили, оставили, выкорчевали все свои надежды, отпели погибших, особенно жалко юнкеров. А ведь могли сосредоточиться, собраться и противостоять большевикам. Ибо гвардия.

А тут ещё болезнь Алексея Турбина, ранение, жуткие боли… и через полтора месяца удивительное выздоровление. И молитва сестры-Елены, её отказ от мужа в случае проявления милосердия и того, чтобы брат снова встал на ноги, теперь он как воскресший Лазарь. Это из серии… а Лазарь-то, Лазарь-то никак не умирал, чтобы его воскресил Бог…

И некого Богу уже воскрешать…

А теперь хронология событий в романе, сопряжённая с исторической хроникой:

19 ноября  отряды Петлюры вплотную подступают к Киеву. 21 ноября начало осады Киева. 22 ноября  бои под Святошиным жестокое убийство 33 «кирпичёвцев», похороны 27 ноября. 29 ноября соглашение между немецким Советом солдатских депутатов и петлюровцами о перемирии до 9 декабря с целью обеспечения эвакуации немецких войск в Германию. 9—11 декабря  общая мобилизация в Киеве. Но 14 декабря петлюровцы прорывают фронт, и гетманские части поспешно отступают в Киев, далее отречение гетмана и его отъезд в Германию. Вслед за гетманом бежит главнокомандующий князь Белоруков.  В ночь с 1 на 2 февраля 1919 из Киева в Винницу бежит Директория, правительство и штаб Петлюры. Через город отступает деморализованная армия Петлюры, в Киеве воцаряется анархия. 6 февраля в обескураженный, совершенно ошеломлённый, опустевший Киев вступают части Красной армии…

Бессмертный пророческий роман! Писатель всегда и во всём с народом. И  в горе, и в радости. Экранизация романа – это выстраивание сюжета в линейку. Но сюжет не подчиняется логике, роман гораздо многослойнее и многозначительнее. Эмоциональнее. Вот что такое настоящий писатель. Он не убегает от проблем своего государства, он их высвечивает, делает целебнее и объяснимее.

«Белая гвардия» — это повторяемое событие нашей родины. Гетманы и петлюры, бегство и срывание погон, перевоплощения и переодевания. Это великое прощение на фоне огромного предательства.

Но мир так возможен! Их целых три этих мира!

Мир – это сдаться, сорвать погоны, оставить Город, отдаться новой революционной пролетарской власти. Это тебе не «Окаянные дни» Бунина. Это неокаянные дни Булгакова – час за часом. Это мир на ладони, весь просвечивающий, как за стеклом, как подглядывающий, расположившийся на сирени:

«На чёрной безлюдной улице волчья оборванная серая фигура беззвучно слезла с ветви акации, на которой полчаса сидела, страдая на морозе, но жадно наблюдая через предательскую щель над верхним краем простыни работу инженера, навлекшаго беду именно простыней на зелёно-окрашенном окне. Пружинно прыгнув в сугроб, фигура ушла вверх по улице, а далее провалилась волчьей походкой в переулках, и метель, темнота, сугробы съели её и замели все её следы.»

Мир Божий – это молитва Елены, это отпевание в церкви новопреставленных. Мир грядущий – это пролетарский мир. Но четвёртого, чистого, не военного, не убиваемого, не терзаемого распрями, мира нет.

Если проектировать происходящее на сегодняшние события в России, то, как в «Белой гвардии»:

«Крутясь, волнуясь, напирая, давя друг друга, лезли к балюстраде, стараясь глянуть в бездну собора, но сотни голов, как желтые яблоки, висели тесным, тройным слоем. В бездне качалась душная тысячеголовая волна, и над ней плыл, раскаляясь, пот и пар, ладанный дым, нагар сотен свечей, копоть тяжелых лампад на цепях. Тяжкая завеса серо-голубая, скрипя, ползла по кольцам и закрывала резные, витые, векового металла, темного и мрачного, как весь мрачный собор Софии, царские врата. Огненные хвосты свечей в паникадилах потрескивали, колыхались, тянулись дымной ниткой вверх.»

Панорама хаоса, встраиваемая в мир, как в целостное, спасительное, отплывающее от берега, похожая один в один на фильмы Никиты Михалкова.

Мир – это скоморошьи пляски:

«Коричневые с толстыми икрами скоморохи неизвестного века неслись, приплясывая и наигрывая на дудках, на старых фресках на стенах. Через все проходы, в шорохе, гуле, несло полузадушенную, опьяненную углекислотой, дымом и ладаном толпу. То и дело в гуще вспыхивали короткие болезненные крики женщин. Карманные воры с черными кашне работали сосредоточенно, тяжело, продвигая в слипшихся комках человеческого давленного мяса ученые виртуозные руки. Хрустели тысячи ног, шептала, шуршала толпа.»

Мир – это тяжёлый бронепоезд, снабжённый оружием, как принуждение к миру. Мир – это бегство, это свобода. И добровольное принятие нового, как неизбежность.

Булгаковский мир, как компромисс пророчеств:

«Старцы божий, несмотря на лютый мороз, с обнаженными головами, то лысыми, как спелые тыквы, то крытыми дремучим оранжевым волосом, уже сели рядом по-турецки вдоль каменной дорожки, ведущей в великий пролет старо-софийской колокольни, и пели гнусавыми голосами.

Слепцы-лирники тянули за душу отчаянную песню о Страшном суде, и лежали донышком книзу рваные картузы, и падали, как листья, засаленные карбованцы, и глядели из картузов трепанные гривны.»

Мир – это пройти Страшный суд. И, очистившись, выйти наружу на улицы Города, воспетого М. А. Булгаковым.

 

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.