Ты — свидетель
№ 2022 / 36, 23.09.2022, автор: Александр РЯЗАНЦЕВ
Кеннет медленно брёл по улицам Нью-Нуара, засунув руки в карманы плаща. В голове кружились странные, кусачие мысли; они вопили, наполняя память туманом, а душу – холодом. Мрак угнетал, навевая тёмную тоску. Хотелось выпить чего покрепче.
Он поднял голову и взглянул на ровный ряд бетонных высоток с тысячью окон. Было поздно, но во многих ещё горел свет. Кеннет поёжился. Представил себя большой мишенью с жирной красной точкой на спине, в которую целится неведомый снайпер. Вот-вот нажмёт на курок.
Кеннет добрёл до своей улицы, едва освещённой старым фонарём. Вошёл в загаженный подъезд, поднялся на скрипучем лифте на восьмой этаж. Открыл дверь квартиры и, не снимая плаща, прошёл в гостиную. Бросил на разодранное кожаное кресло свою старую шляпу и уселся за стол. Достал из выдвижного ящика несколько листов пожелтевшей бумаги и два карандаша. Сжав зубами один карандаш, Кеннет взял второй и принялся быстро выводить нужные слова.
В нос неприятно бил запах грязной комнаты. Кеннет пытался не обращать на него внимания, но его усилия были тщетны. Он прекратил писать и выплюнул изо рта карандаш. Встал со стула, нетерпеливо снял плащ и рывком бросил его на спинку. Заметался по квартире, потом сел на корточки и принялся мыть пол. Он водил по нему мокрой тряпкой, то и дело смачивая её в ведре с водой, а из окна лились потоки свежего ночного воздуха.
Я скоро умру. Надо разобраться с бумагами. И хотя бы пол помыть. Я его три месяца не мыл. Сдохну, и запомнят меня убийцей да неряхой.
Закончив с уборкой, Кеннет вернулся к записям. Он строчил быстро и некрасиво, часто зачёркивал слова и, вцепившись зубами в карандаш, начинал набрасывать текст по новой.
Иногда останавливался и смотрел на фотокарточки и открытки, украшавшие стену. Центральный ряд сплошь занимали актрисы, особенно Вероника Лейк. Кеннет часто любовался её длинными волосами, небольшой грудью и милым, но слегка пресыщенным лицом.
Однако в тот вечер Кеннет напрочь забыл о Голливуде. Он смотрел на красоты Италии. Мысленно перемещался в солнечный Неаполь или мокрую Венецию и бродил по их улочкам, вдалеке от родных пределов. Никто не угрожал Кеннету, и он никому ничего не был должен – гуляй себе да радуйся.
Он чуть повернул голову влево и увидел помпезный Тадж Махал. Кеннет улыбнулся. Он любовался красотами Багдада, и в голове звучала таинственная восточная музыка. Смотрел на Собор Василия Блаженного и представлял, как бродит по московскому Кремлю, в котором нет ни одного политика.
Я ни разу не был за границей. Только и знаю, что этот город. Кажется, будто я всю жизнь провёл, купаясь в его грязи. Я никогда не покидал эту темницу. И не видел света.
Кеннет продолжил марать бумагу. Вернулась тревога, и она грызла душу словно старая крыса. Когда становилось совсем невмоготу, он останавливался, доставал из кармана пачку «Кэмэла» и выкуривал сигарету. Но это слабо успокаивало; раздражённо цокая языком, Кеннет выдыхал синий дым и бросал окурок на пол, возвращаясь к письму. Лились слова, скрипел карандаш, и лунный свет мягко падал на комнатный бардак.
Когда стало светать, перед Кеннетом лежало пятнадцать исписанных страниц. Записи велись неаккуратно, но были достаточно понятны.
Это было завещание, по которому Кеннет оставлял всё имущество и средства своей кузине, живущей где-то в Бангоре. Других близких у него не осталось. В своё время Кеннет отвернулся от семьи, решив начать самостоятельную жизнь в Нью-Нуаре. Родители упрямо хотели сделать из него юриста. Кеннет плохо знал законы, но понимал их суть: они укрепляют неравенство, царящее в обществе. Свет умирает, а мрак становится гуще. Душа превращается в уголь. Кеннету такой расклад был не по нраву, и он с детства боролся с отцовским влиянием. Воспитал в себе суровость и небрежность. А после школы уехал в Нью-Нуар, за год превратившись в одинокого грешника.
Кеннет убрал бумаги в папку. Затем поднялся, зажёг сигарету и подошёл к окну. Остановился и с угрюмой ухмылкой наблюдал, как тихо умирает ночь.
Он медленно затянулся сигаретой. Только ночь могла расслабить его и успокоить, выгнать из души тревогу и пустячные переживания. Он считал её подругой, единственной, кто оставалась рядом и в горестях, и в грехе.
Прощай, дорогая.
Кеннет выбросил окурок из окна.
Больше мы не увидимся. Ты умираешь сейчас, я умру немного позже. Мы уйдём вместе.
Он вздохнул, потянулся к наплечной кобуре и достал из неё револьвер 38-го калибра. Повертел в руках, крутанул барабан и проверил, хорошо ли он прочищен.
Оружие пропиталось ночью. Тьма проникла в каждый патрон и наполнила его смертью. Пули превратились в осколки ночи. Каждый из них нёс боль и отчаяние.
Кеннет бросил револьвер на стол и снова посмотрел в окно.
Неспешно наступало утро. Кеннет глядел на высотки, в которых жили богатеи, и на широкие домики вокруг. В них обитал народ попроще. С годами высоток становилось больше. А домики для бедных исчезали.
Город богатых и город бедных. Центр и периферия. Рокфеллеры душат Дядюшку Сэма. И, похоже, не понимают, что без бедности исчезает сама сущность богатства.
Из окна Кеннет видел небольшой дом с черепичной крышей. На ней сидели десятки голубей. Жирные, мерзкие птицы, они казались предвестниками беды.
– Хороши эти ангелы смерти, нечего сказать, – хохотнул Кеннет, затянувшись сигаретой.
Голуби, похоже, его услышали. Они подняли крылья и взлетели. Небо наполнилось голубями.
Кеннет вновь почувствовал тревогу.
Он вернулся к столу, отложил в сторону папку. Затем вынул из шкафа чемодан и стал собирать вещи. Бросил мятый пиджак, рубашки, тёплые носки и блок сигарет, паспорт и зубную щётку, аспирин и коробку с патронами. Последней пошла папка с бумагами.
Упаковав вещи, Кеннет закрыл чемодан. Потом убрал револьвер в наплечную кобуру, проверил, надёжно ли он в ней закреплён, неспешно надел плащ и шляпу. Из-под полы выглядывала чёлка – Кеннет давно не стригся. Он взглянул на себя в зеркало и решил, что неплохо бы сходить к парикмахеру.
Кеннет поднял с пола чемодан и выключил свет. Комната погрузилась во мрак, такой же тёмный, как душа беглеца.
Он огляделся по сторонам, пытаясь хоть что-то различить. Посмотреть на любимые открытки из мест, где он никогда не бывал. Бросить последний взгляд на Веронику Лейк. Попрощаться с ней.
Он вышел из квартиры.
Дверь по привычке запер на два оборота.
Выйдя на улицу, Кеннет почувствовал свежесть и прохладу. Близость смерти его больше не пугала. Шли последние часы его жизни, и он не пытался остановить стремительно ускользающее время, не цеплялся за каждую секунду и сладкий миг. Он раскрывал свою душу и пропускал через неё оставшиеся ему часы. И чувствовал, как наполняется каким-то странным, неизведанным очарованием. Быть может, приближавшейся смерти.
Кеннет влился в поток прохожих, спешивших на работу, и неторопливо шагал, дыша полной грудью. Ему казалось, что из всех этих людей, торопящихся в метро, он глубже всех ценит жизнь и её уходящие мгновения. Ближе всех стоит у черты, отделяющей жизнь от смерти. Быть может, он её уже переступил. Он ведь вышел на улицу.
Кеннет добрался до конца квартала, завернул направо и остановился у парикмахерской «У Джузеппе». Её держал один прощелыга из Неаполя. Больше всего тот ценил хорошие шутки и звон монет, спрятавшихся в его переднике. Кеннет давно привязался к этому загорелому человечку.
Он вошёл внутрь, не забыв снять шляпу при входе. В помещении было светло и ароматно, словно в римском кафетерии. Кеннет вдохнул окружавшие его запахи волос, женского шампуня и кофе, и почувствовал, как у него приятно закружилась голова.
– Ooo, amico mio, ciao! – к Кеннету подбежал тощий и усатый Джузеппе. В одной руке он держал бритву, в другой горячее полотенце.
– Come stai?
– Здравствуй, Джузеппе, – сказал Кеннет по-английски. – Всё хорошо, спасибо.
– Как будем стричься? – Джузеппе усадил гостя на удобное кожаное сиденье и повязал ему длинную белую накидку. Кеннет поморщился; он не любил, когда на него что-то нацепляли.
– Обыкновенно. Постриги сзади, поправь виски и чёлку. И смотри, не отстриги мне нос!
Джузеппе весело хмыкнул:
– Сейчас только восемь утра. Я отрезаю носы ближе к полудню.
– Верю, – сказал Кеннет и замолчал, погрузившись в думы. Он почти не слышал, что рассказывал ему словоохотливый итальянец, и если произносил что-то вслух, то какие-то общие слова или наводящие вопросы, которые задаются из вежливости.
Через несколько минут Кеннет совсем отключился. Язык говорил сам по себе, а мыслями беглец был уже в недавнем прошлом.
Он медленно обвёл взглядом зал: бледные посетители прижались к полу, сотрудники банка сидят на коленях и держат руки за головами, а Бёрт и Эдди нервно выгребают деньги из сейфа и касс. Они, Кеннет и Ричи Костелло, стоят у входа, у каждого в руках по автомату Томпсона. Грабители внимательно следят за происходящим в зале. Все их боятся и уважают.
Кеннет хорошо понимал, что чувствуют другие люди. Этот дар помог бы ему стать хорошим журналистом или политиком. Но он избрал другое ремесло. То, к которому большинство горожан относится с презрением, ибо оно вызывает страх и жгучий интерес. Чтобы погасить пламя этой страсти, благочестивые жители Нью-Нуара смотрят гангстерские фильмы и почитывают Микки Спиллейна в метрошке.
Сообщники забирают деньги, распихивают по мешкам, аккуратно затягивают узлы и бросают на плечи. Их движения продуманы до каждой мелочи; такая слаженность действий может выработаться только после долгой практики.
Кеннет смотрит на Ричи Костелло, их формального лидера, и видит, как сужаются его глаза. Ричи улыбается; он очень доволен. Но его улыбки Кеннет не видит: лицо Ричи скрывает длинный серый платок. У них всех такие платки.
Бёрт и Эдди выбежали из здания банка и скрылись за углом, где их ждал Билли Валлерстайн за рулём серого «бьюика». Работа Кеннета закончена. Он тряхнул головой в сторону выхода, и Ричи, стоявший напротив, утвердительно кивнул. Медленно, не поворачиваясь к пленникам спинами, они направились к выходу.
Оставалась всего пара шагов, когда раздался вонзающийся в уши грохот сигнализации.
Кеннет сразу увидел, кто это сделал: служащая банка, молодая девочка лет двадцати, тут же нырнула под стол.
– Заррраза! – вскричал Кеннет. Он помчался было к выходу, но на полпути остановился и обернулся. Ричи за ним не побежал. Быстрыми, резкими шагами он направился вглубь зала.
Кеннет сразу понял, что произойдёт. Прекрасно понял. Но оставался стоять, сжимая в руке тяжёлый автомат.
Ричи подпрыгнул к конторке, за которой работала девушка, выпустил небольшую очередь в стекло и, перегнувшись через конторку, выпустил ещё одну очередь. Из-под стола потекла лужица крови.
Не понимая до конца, что делает, Кеннет свободной рукой перекрестился. Он так не делал уже несколько лет.
– Ты чё творишь?! – гаркнул пробежавший рядом Ричи. – Погнали!
Они выпрыгнули из банка и помчались к автомобилю. Билли Валлерстайн газанул, и банда скрылась в облаке пыли.
Прошло несколько недель. Ричи с ребятами провернули ещё пару дел. Грабанули ювелирный магазин, положили пару боевиков Жирного Фредди. Жизнь шла своим чередом. Но Кеннет никак не мог забыть девушку, нажавшую на кнопку сигнализации.
Всё сделала как по инструкции. Потому и погибла.
Из-за него, Кеннета. Ричи выпустил в неё две очереди, а он стоял и смотрел на расправу. Как будто хотел смерти этой девушки. Чтобы затем искупить её жертву своей мукой.
Совесть грызла его, медленно, не останавливаясь. Она заставила его вспомнить предыдущие грехи. Лица тех людей, которым он принёс страдания и смерть. Должников, которых избивал по ночам. Охранников, пытавшихся остановить банду во время наездов. Конкурентов. Случайных прохожих, людей любых мастей, темперамента и умственного склада… Всех ошарашивало осознание простой истины: зло случается, и оно здесь, рядом. Прямо перед твоими глазами. Ты – свидетель…
Кеннет внутренне менялся, возвращаясь к своему прежнему духовному облику. Испытанные переживания отражались на нём и внешне: ребята часто замечали уродливые мешки под его глазами, слышали его необычно тихую речь. Они пытались расшевелить Кеннета, водили с собой во всякие заведения, но ни бутылка славного виски, ни ласки черноволосой дамы в соблазнительном красном белье не могли привести его в чувство. Наоборот, Кеннет с каждым днём ощущал всё сильнее, как в нём накапливается отвращение к самому к себе, к окружающим его бандитам и щипачам, к тому миру, в котором он жил. И в какой-то момент Кеннет просто не выдержал. Кончился.
Это случилось во время одного из наездов. Билли Валлерстайн тогда нехило приболел, даже доктора вызвали, а Кеннет был неплохим водилой. Так что на дело взяли его.
Грабили элитный банк в Куинсе. Продумали каждую мелочь, отработали план действий, всё учли. Успех дела зависел только от воли случая и работы банды. Никто не должен был подвести.
Кеннет сидел в машине и наблюдал за тем, как его сообщники в серых платках заходят в банк. Сидел, обкусывая ногти, и размышлял. Потом резко выпрямился, вынул ключи зажигания, открыл дверцу машины и вышел на улицу. Поднял капот, поколдовал немного над мотором, порвав несколько проводов, потом захлопнул крышку. Достав из кармана перочинный ножик, вспорол шины на передних колёсах автомобиля. После чего засунул руки в карманы и стремительно направился к метро.
Этим и кончилось его участие в банде.
Приехав домой, он рухнул на кровать и погрузился в глубокий, пустой сон. Пришёл в себя только на следующий день, вечером. Полусонный и разбитый, накинул на себя плащ и вышел на улицу, чтобы проветриться и купить свежую газету. Бродя по вечернему городу, смотрел на людей, подсознательно боясь встретить знакомые лица.
Добравшись до киоска, Кеннет купил вечернюю газету и парочку утренних. Потом не спеша добрался до ближайшего сквера и, сев на скамейку, внимательно изучил газеты. Прочёл заметку о вчерашней попытке ограбления банка.
Группа неизвестных лиц в серых платках, вооружённая автоматами Томпсона, попыталась вынести деньги из стен банка, но потерпела фиаско – автомобиль, в котором они должны были уехать, оказался неисправен. Неизвестные были вынуждены бросить мешки с деньгами на тротуар и скрыться. Неудавшихся грабителей так и не нашли. Были найдены только их серые платки.
Кеннет смял газеты и выбросил их в мусорное ведро. Затем встал со скамейки и, слегка пошатываясь, побрёл домой. Войдя в свой подъезд, открыл ящичек для почты. Кеннет догадался, что там спрятан гостинец. Так и оказалось: он увидел небольшой листок бумаги с посланием: «ТЕБЕ КОНЕЦ».
Смяв листок, Кеннет засунул послание в карман и неспешно направился к лифту. Он успокоился, всё теперь казалось простым и понятным: или ты их пришьёшь, или они тебя.
Дома он хорошенько начистил револьвер и наполнил его смертью.
Кеннет их увидел, когда Джузеппе заканчивал стрижку. Машина другая, но водитель прежний – Билли Валлерстайн. Холодный и утончённый, Билли сидел за баранкой и с деланным интересом рассматривал витрину магазина драгоценностей, стоявшего рядом с парикмахерской. Небось прикидывал, как провести новое дельце. Остальные сидели позади – и Бёрт, и Эдди, и старина Ричи Костелло.
Кеннет закрыл глаза и медленно выдохнул. Посидел так немного, слушая, как щёлкают ножницы в умелых руках парикмахера. Эта музыка казалась ему слаще любой песни Эллы Фицджеральд.
– Finito, – услышал он голос Джузеппе и с неохотой открыл глаза. Джузеппе стоял позади и улыбался.
Кеннет провёл рукой по волосам.
– Спасибо, – он поднялся с кресла. Джузеппе взял в руки метёлку и стал собирать мёртвые волосы Кеннета в кучку. Кеннет снял с вешалки плащ и надел его, затем достал из внутреннего кармана бумажник и расплатился с итальянцем.
– Ох, ну вы мне слишком много дали, – запротестовал было Джузеппе, но Кеннет настаивал.
– Я уезжаю. Меня скоро не будет. Возьми, выпей винца и не поминай лихом.
Джузеппе казался расстроенным. Но он не переставал улыбаться.
– Уверен, что мы ещё встретимся.
– Хотелось бы… – Кеннет надел шляпу и глянул на улицу. Машина всё ещё там.
Улыбка Джузеппе стала шире.
– В Италии есть такая поговорка. Tutte le strade portano a Roma. Все дороги ведут Рим. Каждый из нас идёт своей дорогой. Иногда они пересекаются, а иногда расходятся. Но конец один.
– Смерть? – глухо спросил Кеннет.
– Рай, – Джузеппе сиял, словно отполированный римский денарий.
На этом они разошлись – Кеннет, попрощавшись, покинул парикмахерскую, а Джузеппе продолжил убираться, готовя кресло для нового посетителя. Их дороги, когда-то пересёкшиеся, разошлись.
Кеннет вышел на улицу, вдохнул грязноватый утренний воздух и бросил ленивый взгляд на автомобиль. Ребята сидели внутри, внимательно наблюдая за жертвой.
Кеннет неторопливо достал из кармана пачку «Кэмела», вынул из неё последнюю сигарету, чиркнул спичкой о коробок и закурил. Бросив спичку под ноги, аккуратно сжал конец фильтра большим и указательным пальцами и, втянув в лёгкие побольше дыма, выдохнул слабую струйку. Потом взглянул на ребят, смутно видных за передним стеклом автомобиля, и хитро им подмигнул. Ответного знака не получил.
Кеннет бросил пустую пачку на асфальт и раздавил её ногой. Затем засунул ладонь вовнутрь плаща и нащупал рукоятку револьвера. Полуобернувшись к своим преследователям, поднял чемодан и свернул в небольшой тёмный проулок меж двух соседних домов. Проулок был довольно широким, машина туда могла въехать. Вокруг ни души. Только тьма.
Дойдя до конца проулка и завернув за угол, Кеннет поставил чемодан у стены, подальше от себя. Он сделал последнюю жадную затяжку, чуть не обжёгшись оранжевым угольком, бросил наполовину выкуренную сигарету на асфальт и раздавил её каблуком. Резким движением достал из кобуры револьвер, снял с предохранителя. Согнув руку с револьвером в локте, он едва заметно выглянул из-за стены.
И увидел их. Вот они, все четверо, стоят у припаркованного на тротуаре автомобиля. Одеты в серые шляпы, плащи, у каждого в руке пушка 38-ого размера.
Все хотят смерти Кеннета.
Пощады не будет.
Они медленно двинулись в его сторону. Кеннета пока не видели – казалось бы, идеальный момент для выстрела. Но Кеннет хорошо понимал: стоит ему высунуться, чтобы выстрелить, как тут же попадёт под чей-то осколок смерти, выпущенный из плаща. Пришлось ждать.
Тем временем ребята заняли позиции и неторопливо приближались к стене, за которой прятался Кеннет. Один из них, Эдди, шёл впереди всех. Его Кеннет и взял на мушку. Рука, согнутая в локте, начала болеть; он сжал зубы от охватившего руку огня, но не издал ни звука. Терпеливо ждал, пока Эдди приблизится. Вот он… Почти подошёл…
Расслабленный Эдди сделал пару шагов, завернул за угол и только заметил, как впереди что-то резко зашевелилось – это Кеннет разогнул руку и выстрелил Эдди в голову. Тот охнул, отлетая назад, и рухнул на асфальт. В черепе красовалась большая чёрная дыра, из которой полилась кровь, обливая лицо и волосы. Шляпа Эдди отлетела далеко в сторону.
Кеннет мгновенно высунулся из засады и выстрелил ещё два раза. Братки среагировали быстро: Бёрт спрятался за мусорным ведром, остальные приземлились на асфальт, выставив вперёд руки с зажатыми в них пистолетами. Матернувшись, Кеннет спрятался за своим укрытием – осколки смерти пролетели мимо, задев кирпичную стену. Пара кусочков отломилась от неё и пролетела мимо Кеннета, больно царапнув по щеке. Кеннет, не обращая внимания на боль, высунулся из укрытия и выстрелил ещё раз. Пуля попала Билли Валлерстайну в грудь, ближе к сердцу, и тот рухнул на грязный асфальт, захлёбываясь в потоках горькой крови.
Ричи успел спрятаться за соседним от Бёрта мусорным ведром. Они выстрелили в ответ, но Кеннет успел спрятаться от пуль. Немного дрожащими пальцами он достал из кармана плаща три патрона и дозарядил револьвер. Затем, щёлкнув барабаном, снял предохранитель и крепче прижался к стене.
Убийц стало меньше. Но это ничуть не значило, что Кеннет спасён. Он лишь наполовину решил проблему.
Кеннет вдохнул и выдохнул. Он был готов.
И тут он увидел маленький лучик, танцевавший на кирпичной стене. Он медленно опустил руку с револьвером и нахмурился. Лучик продолжил пляску.
Кеннет терпеливо ждал, когда лучик выдохнется. Ждать пришлось долго.
Потом к лучику присоединился его товарищ. Лучей стало двое, и каждый из них прыгал вверх-вниз по стене, дразня Кеннета.
Ну же, мистер, выбирайся и поймай нас!
Это были лучи фонариков Бёрта и Ричи Костелло.
Они на меня охотятся. Словно на светлячка, по ошибке попавшего на грязные городские улицы.
Кеннет подождал, пока лучики всласть попляшут по стене, а затем нагнулся и поднял ржавую крышку от мусорного бака. Немного высунувшись из-за стены, он метнул её в сторону Бёрта и Ричи.
Тут уже всё решали секунды.
Кеннет резко оттолкнулся от асфальта и прыгнул вправо, стреляя на ходу. Одна пуля пролетела мимо, другая попала Ричи в предплечье, а третья – в живот. Тот громко закричал и, схватившись за выпадающие из брюха кишки, скорчился на асфальте. Приземлившись на землю, Кеннет кувыркнулся в сторону, смяв шляпу и слегка повредив руку, и спрятался за правой стеной. Пули, выпущенные из револьвера Бёрта, чудом его не задели – в ушах Кеннета ещё жужжала их неприятная, режущая музыка. Он дождался, пока Бёрт сделает последний, шестой выстрел, и, выругавшись, торопливо начнёт перезаряжать револьвер. Вдохнув поглубже, Кеннет вышел из укрытия.
Раздались два выстрела, и Кеннет почувствовал, как с его головы резко слетела шляпа. Он упал на асфальт и выстрелил два раза в мусорный бак, за которым прятался Бёрта. Пули вяло царапнули по крепкой стали.
Ругаясь сквозь плотно сжатые зубы, Кеннет покатился в сторону Бёрта и, задев мусорный бак, повалил его на противника. Тут же, не останавливаясь, присел на колено и выстрелил два раза. Огненные вспышки на миг ослепили Кеннета, и грохот бил по голове словно по африканскому барабану. Револьвер вылетел из ладони, чуть её не сломав. Кеннет повалился на тротуар, воя от боли.
Немного придя в себя, он разлепил глаза и посмотрел на дело рук своих. Тело Бёрта с кровавыми ошмётками вместо головы лежало, придавленное мусорным баком, и в руке его ещё был зажат заряженный револьвер Ричи. Сам Ричи валялся рядом. Гримаса адской муки застыла на его холодном лице.
Кеннет поднялся на ноги, отряхиваясь от прилипшей грязи, и осмотрелся по сторонам. Бросил взгляд на тело красавчика Билли Валлерстайна и Эдди, вечно гоготавшего над комиксами про Микки Мауса…
Кеннет нагнулся и, превозмогая боль в руке, поднял свою шляпу. В ней красовались две широкие дыры.
Ты спасла меня, малышка.
Он спрятал шляпу в одном из мусорных баков, полного смрада, завернул за угол, онемевшей рукой поднял чемодан, свернул налево и вышел на другую улочку. В отдалении слышались звуки полицейских сирен.
Быстро они. Мы ведь разбирались недолго… Минуты три.
Начинался дождь. Кеннет вышел на улицу, прошёл несколько кварталов и растворился в людской толпе.
Несколько часов спустя он добрался до какой-то невзрачной гостиницы, оплатил номер на ночь, перевязал руку и, перекусив жирным гамбургером в местной кафешке, лёг спать. Во сне он увидел самого себя. Он стоял напротив кирпичной стены и пускал в неё один за другим длинные, острые пули. Они вылетали из его револьвера и вонзались в твердыню стены. Та покрывалась дырами, из которых текла чёрная, вонючая кровь. Стена кричала от мучившей её боли. Кеннет продолжал сжимать спусковой крючок, раз за разом отправляя в стену новые пули. Горячие гильзы выпадали из револьвера и падали ему на ноги. Одна из них чуть не попала в глаз, больно укусив за веко.
Потом из стены полились слёзы. Плач был женским.
Он проснулся поздно утром из-за невыносимых лучей солнца. Они настойчиво требовали, чтобы Кеннет поднялся с кровати и вышел прогуляться. Кеннет так и сделал – перекусив большой порцией яичницы с беконом, он выпил две чашки кофе и вышел на улицу. Казалось, кто-то за ним следит; вот, сейчас подбежит коп, схватит и потащит в кутузку, избивая на ходу тяжёлой дубинкой. Народ соберётся вокруг, будет тыкать в него пальцами и кричать: «Смерть ему! Убийце смерть!».
Но Кеннета никто не трогал.
Он зашёл в магазин и купил себе новую шляпу и второй чемодан. Потом сел в трамвай, доехал до южной окраины города, вышел на конечной остановке и прошёлся по мелкой невзрачной улочке. Свернув за угол, забрался в полуразрушенный дом, спустился в подвал, полный больших деревянных ящиков, подтянул к себе один и открыл крышку ржавым ломом.
Там лежал их клад; всё то, что награбили и не успели отмыть.
Трупам деньги не нужны.
Так думал Кеннет, наполняя чемодан зелёными купюрами с лицами богов неведомого культа.
В ящике оставалось ещё порядочно пачек, но он решил не возвращаться. Слишком рискованно. Он поднял тяжёлый чемодан и пошёл к выходу.
Пусть останется здесь. Окажется для кого-нибудь сюрпризом. Будет считать, что нашёл настоящий клад. Порадуется.
Вернувшись в номер, он собрал вещи, рассчитался с консьержем и поехал на вокзал. Кеннет решил съездить к кузине в Бангор. Повидается с ней, расскажет о себе, нагородит всякой ахинеи. А потом оставит ей часть денег. Это единственное доброе дело, которое он ещё может сделать. Ведь у него больше никого не осталось. Только она.
На дымном вокзале он купил билет до Бангора и, перекусив сэндвичем с тунцом, позвонил из телефона-автомата кузине. Кеннет нашёл её номер в толстом телефонном справочнике, каждая третья страница которого была вырвана.
Трубку взяла кузина; сначала она его, естественно, не узнала. А когда узнала, то не смогла поверить, что это Кеннет ей позвонил. Впервые за долгие годы.
Кеннет проговорил с ней десять минут, рассказал, что к чему, спросил, могут ли его принять. Она растерянно, но с неожиданной теплотой в голосе подтвердила, что да, её семья с радостью примет блудного родственника. Сердце Кеннета оттаяло; кладя трубку на рычаг, он чувствовал, как сумерки его души начинают рассеиваться.
Раздался гудок поезда; пассажирам, отъезжающим в штат Мэн, следовало поторопиться. Кеннет поднял два тяжёлых чемодана и поспешил к пятому вагону, в котором его дожидаюсь я.
Давненько я тут сижу. Я видел, какой билет приобрёл Кеннет, и скупил оставшиеся три места в купе. Сейчас убиваю время, доверяя эту историю бумаге – просто так, чтобы руки чем-то занять. Они давно не проливали ничьей крови.
Вы спросите, кто я? С удовольствием отвечу – меня зовут Макс Баннер, я неформальный лидер нашей шайки. Нас было шестеро: Бёрт, Эдди, Билли Валлерстайн, Ричи Костелло, Кеннет и я. Ричи считался главарём, но лидером-то был я. От меня исходила вся инициатива, все планы, вся организация висела на мне. Ричи лишь отдавал приказы. На большее он не был способен.
По сути, мы так и работали: я всё организовывал, а ребята исполняли. Я же в их наездах не участвовал, хотя на мою долю выпало немало макрухи. Не было меня и в тот, последний раз, когда нашей банде пришёл конец. И всё Кеннет, из-за него мы погорели. Ублюдок.
Вот он приближается. Я вижу из окна его лицо, невыразительное, утомлённое. Но в глазах теплится надежда. А рот слегка приоткрыт.
Кеннет несёт два чемодана. Руки его заняты. Револьвер, естественно, лежит в наплечной кобуре. Он не успеет его достать.
Вот она, месть. Она близко, Кеннет. Смотрит на тебя. И скоро выпустит осколок ночи.
Я кладу на стол хорошо протёртый револьвер и снимаю предохранитель. Раздаётся щелчок; один из осколков уже готов вылететь. Осталось только нажать на спусковой крючок.
Ну давай, Кеннет, заходи… Я тебя жду… Ты близко, и я томлюсь в ожидании… Осталась всего пара секунд. Скоро всё кончится.
Скоро. Вот уже дверь откр…
Справка
Александр РЯЗАНЦЕВ – молодой прозаик, журналист, литературный критик. Родился в 1998 году в г. Москве. Начал писать в 14 лет. Работает в жанрах “нуар” и магический реализм. Первая литературная публикация (рассказ «Корона в огне») состоялась в апреле 2020 года в газете «Литературная Россия». В дальнейшем стал работать в “ЛР” в должности обозревателя. С 2020 по 2022 год на страницах еженедельника и интернет-портала было опубликовано ещё три художественных произведения и больше сотни литературно-критических материалов. Также печатается в «Литературной газете», «Учительской газете», «Независимой газете – Ex Libris». Член Союза журналистов Москвы.
Какой ещё Кеннет? Какой Джузеппе? Какой ещё “неформальный лидер нашей шайки”?.. Ха-ха-ха-ха-ха… Какой ещё “нуар” и магический реализм?
Мобилизация не беспокоит?
Вас мобилизируем.
После прочтения текста у меня сразу возник вопрос: А бывал ли автор в Шепетовке?
И вас тоже.
Себя мобилизуйте… хотя бы на чтение русской литературы.