Умирай здесь, сколько хочешь!

О книге Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад»

Рубрика в газете: Ответы со знаком вопроса, № 2019 / 19, 24.05.2019, автор: Светлана ЛЕОНТЬЕВА (НИЖНИЙ НОВГОРОД)

– Как вам, Захар, Владимир Зеленский? – краем уха услышала я вопрос одного из нижегородских чиновников, обращённых к Прилепину.

Нет, я не специально стояла, чтобы услышать. Был обычный майский день. Солнце. Открытие памятника «Военным корреспондентам» перед девятым мая. Официальная часть, музыка, шары, гитара, песни военных лет. Ответ был, как мне показалось, развёрнутым, Захар Прилепин – почётный гость, его слушали. Всем хотелось знать, когда же, когда закончится война, что будет с нашими русскими людьми, потому что мы – здесь, они – там, как будто в логове врага. Как ни называй мягче, какими словами, но у врага одно название – враг. Или «не свой», ибо у него иное выражение лица, нет этого огромного Куликового поля во взгляде, нет зарниц, нет победившего Сталинграда, нет всего нашего Атлантидивого прошлого. Мне можно было не отходить в сторону, но я тактично отошла. Разговор мужской, а я, простите, женщина, хоть и знакомая Прилепину. Некоторые слова долетали до моего чуткого слуха, целые фразы. Вкратце, это походило на стихи – кукловоды, куклонити, пересекающиеся линии, тупик.

Мы попили чаю. Я большей частью молчала. Захар тоже. Мне казалось, что он знает какую-то тайну. Писательскую. И я её знаю тоже. Мы оба знаем одну тайну. Она колоссальная! Огромная.
Другие её не знают. Поэтому они пишут в социальных сетях всякую чушь. Или дурь. Или гадость. Не знаю, что лучше, что хуже. Вернулась домой. На одном дыхании прочла Прилепинскую книгу «Некоторые не попадут в ад». И подумала – наверно у Захара есть «тайный список, кто попадёт». И он его знает. Многие говорят про Прилепина, что он поехал в ДНР, чтобы пропиариться. Иначе же читать книги не станут. Иначе вообще ни одной строчки. А так – точно станут. Просто не отлипнут от прилавка книжного магазина. Как смолой приклеенные будут раскупать книги, каждую букву разглядывать, пыльцу перебирать…

Захар часто говорит, что многие писатели воевали – целый список опять-таки озвучивает от Константина Симонова, Юлии Друниной, Юрия Бондарева. И, вправду, хорошие писатели! Юлия Друнина хороша чрезвычайно: «Я только раз видала рукопашный, раз наяву и тысячу во сне…» Писатель и война, писатель и родина, писатель и любовь, писатель и смерть – это вечные темы. Это так объёмно и многосторонне! Я знаю других поэтов, которые пошли туда, шагнули в войну. Например, Игорь Грач, наш нижегородский поэт, погибший от рук снайпера. Знаю поэтов, пишущих о Донбассе – это лучшие люди нашего времени! А Захар – взял и пошёл туда. Да ещё и жену с детьми прихватил. Об этом он пишет в своей книге: «Жена если решает – сборы короткие. В августе, через неделю, они уже были у меня в Донецке. Мы сели пообедать в «Пушкин» – мимо проходил Саша Казак (он всё время проходил так, что кажется – пробегает), – заметил, встал как вкопанный, догадался, кто это, что за табор со мной, – забежал к нам и шёпотом: «Вы здесь будете? Никуда не уходите!» Я сразу догадался, что он задумал. Через полчаса, а то и меньше – бежит Батина личка. Вот и он сам. Семья у меня красивая, сыновья ничего так, жена прекрасна, а дочери – вообще не люди, а нечто сотворённое из неги, лазури и цветочной пыльцы. И глаза приделаны к этому. Пять лет и десять лет тогда было дочерям…»

Захар Прилепин и Светлана Леонтьева

Я вообще с испугом читала о Маше Прилепиной, о детях. Я встречалась с этой семьёй близко, я вообще трепетала и до сих пор трепещу, мне так было тревожно, как за родствеников, а ведь это книга – художественное-таки произведение. С домыслами. С чувствами и, может, с фантазией. Маша – очень красивое создание, такое цветочное. У Маши Прилепиной тонкая талия, классическая. Дети, о Боже, Боже, таких вообще не бывает – они не капризные, сдержанные. Я вела Кирочку как-то за ручку – этот влажный лепесток ладошки и доверия был в моей руке. И тут вдруг Захар пишет, что вся семья жила там, в ДНР, рассказывает спокойно и размеренно о том, что было.

А было вообще ужасное: сначала Прилепиным под дверь их квартиры (они живут в провинции) разливали кетчуп, потом поджигали ёлку в их дворе, затем чёрные кресты наклеивали на стёкла машины. Гады! Гады! Откуда вы понаехали? Сюда, в наш спокойный, мещанский, равнодушный город? И кто вам сдал квартиры здесь? Вы же не могли одним днём туда-сюда бегать из Киева! Значит, жили тут долго. И деньги вам давали, и вы караулили семью Прилепиных. И пакостили, стараясь запугать.

Вы точно – в ад! Прямиком на сковородку.

А у Захара – сколько ни говори – у него иное. У него люди. У них – позывные. Граф, Тайсон, Трамп, Ташкент, Мамай. Может, позывные выдуманные, но реально страшно. Война у Захара – обыденная и простая. Человечная, ибо люди защищаются. Вообще двадцать первый век – это сорок две войны одновременно. Век, когда кончились иллюзии. Они остались в прошлом веке, в двадцатом, когда верили в то, что вот-вот наступит коммунизм, всеобщее братство и равенство. А здесь и сейчас: «Это со мной. Это уже было. Но где?» или «Завозите следующего комкора. Этот закончился…» «Верил, как в свет собственного детства», «Новые открытия, новые встречи, смерть». А про Собчак: «Очередная крашеная кукла спросит:
– Вы людей убивали?
– Нет, я их жрал!»
«Перекошенный флюсом глобус», «огромным, злым, с выгоревшими глазами…» И ещё целая глава про компроматы на Захара. Читала я и дивилась спокойствию. А ведь их – этих компроматов так много, что приходится все тома на тележке вывозить…

Сказать, что повесть дивная, значит, ничего не сказать. Сказать, что она страшная, а как вы думали, война же кругом! Москва за нами! И везде теперь Москва. Даже в тех, кто не согласен. Она Московушка-то до Сибири теперь и после Сибири. И куда ни глянь, везде!..

Книга заканчивается вопросами, точнее вроде ответами, но такими, что с вопросительными знаками. Это про деньги. Вообще сам Захарченко (Батя) – это лучшее, что есть в мире. И это верно. Смерть его – страшна и, что после его смерти, тоже. Мне было до слёз больно. Я так плакала, словно можно было выплакать нечто живое и осязаемое. Что слёзы мои могут выткать человека. Крокодильи слёзы. То есть много. Горько и тяжело. И вот Захар в Ростове. Здесь всё иное:

«…звания и должности: майор армии ДНР, замкомбата полка спецназа, советник главы ДНР – вдруг утеряли силу. – От тебя пахнет, – сказал один лениво, возвращая мне все удостоверения разом, как ненужные («Ещё газету дал бы мне почитать»). – Я командира хоронил. Они даже не знали, что убит Захарченко. Имени его не слышали. Никакой реакции ни на «командира», ни на «хоронил». На самом деле я вчера и не пил ничего. Я не пью больше. Я неживой, зачем мне пить. Открываешь рот – сразу течёт сквозь костяные челюсти прямо на рёбра: выглядит так себе. Гайцы оставили меня в своей машине, отошли и долго совещались. Потом вернулись, говорят: – У вас штрафы неоплаченные.

Я говорю: – Вряд ли. Но я могу позвонить помощникам, они оплатят за пять минут. Они (перейдя на «вы» – значит, приблизилась окончательная стадия): – И от вас пахнет. Надо машину гнать на штрафстоянку. Вы поймите, мы ничего не вымогаем. – Сколько? Один из них: – Отойди на два шага со мной. (Как школьные хулиганы; ничего не изменилось.) Отошли за какую-то кирпичную, раздолбанную кладку. – Короче, вот положи под доску. Видишь доску? – Вижу. Пять положу. – Пять мало. Десять положи. Положил десять. Послушный как пионер. Мог бы записку положить со стихами: «Я не хочу печалить вас ничем», но не сделал так. На глазах я становился будто бы голый, совсем беззащитный. Как я мог управлять сотнями вооружённых людей? Если вывезти на передовую, убьёт рикошетом щебёнки. Если не убьёт, пойду на кухню, где-то заблеет коза – упаду в обморок и останусь лежать в обмороке, как в бесцветном коконе…»

Вообще, можно брать любую сцену из книги, и она живая, она может расти сама, цвести, плодоносить. Любая – цельная, живёт сама по себе. Может быть связанной и несвязанной с предыдущими событиями. Может – вообще инопланетным блюдцем или тарелкой парить в воздухе. Я, читая, запоминала позывные – а их больше десятка в книге, иногда они перечисляются, но в том порядке по датам смерти, они словно зависают на этих инопланетных блюдцах. И тоже парят сами по себе. Они перекликаются с самим Захаром, он им отвечает. Они от него отталкиваются, вновь зависая на своих параллелях. Они большие, как скульптуры Мухиной. Они воплощённые. Они размыкают объятья. Они очищенные. И они в раю.

Не верю, что есть изгнание из рая. Вот сколько ни читала Библию, не ощущаю я изгнания, как такового. Да, Ева дала Адаму яблоко соблазна. Да, они очутились на земле. Но сам путь не виден. Ибо он путь «всея галактики». Он держится на млечном пути, на его закваске молочной, тягучей. И, значит, попавшие в рай могут снова очутиться на земле.

8 комментариев на «“Умирай здесь, сколько хочешь!”»

  1. И я знаю эту вашу “тайну”: Прилепин занес вас в свой “тайный список”.

  2. …я не специально стояла, чтобы услышать.
    Это что за русский суржик с одесскими примесями? Или “Литературная Россия” тоже переходит на ихнюю латиницу, как Казахстан на нурсултаницу?

  3. Скiльки трэба сгвалтовать хлопчiков главарями ДНР, щоб Света дiвилась на захара ещё бiльше?
    Вон не пiсьменiк, вон злочiнец koprofag!
    В Одессе появись тiльки на любой вулiце!

  4. Недавно дали почитать книжку “Некоторые не попадут в ад”, бросила на пятой странице. Хваленый Захар совершенно не знает Украину, не понимает украинцев, их древнюю глубокую культуру.
    Вообще казалось мне, что из российских писателей никто по-настоящему не понимает ту сторону конфликта, пока случайно не попалась в руки книга Валерия Терёхина “В огонь”, поступившая в нашу городскую библиотеку, мне ее потом тоже порекомендовали для чтения. Вот это серьёзная вещь: и любопытно, и занимательно и со знанием дела и подробности такие, которые только тому известны, кто на Украине долго прожил вместе с украинцами и украинский автор хорошо знает. Читаю роман Терёхина, и становится понятно, как глубоки были корни той беды, которая сейчас свирепствует на Донбассе. Всем рекомендую прочитать замечательный роман “В огонь”!
    А Шургунов и да и Прилепин этот совершенно не знают Уккраину, мой родной народ и читать их противно.
    Я переселенка, в калуге уже несколько лет , а сестра осталась в одессе.

  5. Прилепин, конечно, крут, но зачем же свою семью – жену, детей – так подставлять?! Ни одна, даже самая высокая цель, того не стоит.

  6. А ты, девка, не говори за всю Одессу. Вся Одесса очень велика. Ему и дальше аэропорта шагу не сделать. Так и завязнет в зоне проверки багажа. Бывало, часами ждешь, а чемодана нет и нет.

  7. Но с возражениями девушек согласен. Каждый должен писать о том, в чем хоть чуть разбирается. Какая Украина у этого сочинителя? Откуда у хлопца испанская грусть? Ответь, Александров, и Харьков, ответь: давно ль по-захарски вы начали петь?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.