Узнавая Хамелеонова

(рассказ)

№ 2023 / 11, 24.03.2023, автор: Юлия ГАЙНАНОВА

Я был очарован одним современником-литературоведом, что было невероятно и немного мило. Я редко кем восхищаюсь, кроме собственной персоны, но мне нравилось слушать Хамелеонова, и узнавать новое от Хамелеонова — а ведь изредка казалось, ничего нового узнать уже не придётся никогда, — и мысленно спорить с Хамелеоновым, и доказывать Хамелеонову, как он не прав, но часто просто одобрять Хамелеонова и гладить его и себя по лысоватым головам — конечно, тоже воображаемым.

И вот однажды, отдыхая в Юрмале, я узнал, что предмет моего восхищения, и даже предполагаемый будущий приятель — да, я считал его достойным хотя бы попробовать со мной сдружиться — будет выступать у нас. Билеты на Хамелеонова были приемлемы по цене — поэтому я с удовольствием приобрёл парочку: себе и товарищу по даче, одному занимательному учёному, специализирующемуся на бабочках. Ему тоже не было чуждо прекрасное, то есть мир литературы.

Иногда во время наших с приятелем-учёным прогулок по песчаным дюнам и поглощения пропитанного соснами и морем воздуха мы обсуждали творчество Хамелеонова. А иногда даже спорили по поводу исторической ценности того или иного пассажа. 

На встречу с Хамелеоновым, который также был поэтом, писателем, драматургом и оратором с гражданской позицией, я ехал в волнении. Даже подумал купить цветы, но тут же сам над собой посмеялся, однако не решился поделиться этой внутренней миниатюрой с другом, который то тут, то там упрекал меня в излишней женственности и изнеженности, «свойственной не мужчинам, но бабочкам».

Если вдруг вы обиделись на друга из-за того, что он не был с вами полностью откровенен, рекомендую задуматься над сущностью данной досады, а именно, почему он скрыл то, что скрыл? Что такого он в вас боится? Какой реакции? Попробуйте оттолкнуться от сути его тайны, и как пса к колбаске приводит нюх, так и вас течение рефлексии, возможно, вытолкнет к довольно любопытным и освежающим выводам, как ледяной лимонад в душный вечер.

Лекция Хамелеонова проходила в аудитории, наполненной дамами преклонного возраста. Кроме нас, одного молодого паренька и самого Хамелеонова мужчин в аудитории не наблюдалось. Мы с приятелем посмотрели друг на друга, как только вошли в это пекло, и без слов поняли, о чём каждый из нас подумал. 

Здесь было много наших знакомых. Например, бабушка, которая снимала участок по соседству с моим учёным и иногда приглашала выпить чаю, а на самом деле хотела продемонстрировать, как славно у неё получается сливовый пирог. Никто и никогда не был против удовлетворить её тщеславие причмокиваниями и похвалами, потому что пироги у неё и вправду были образцово-показательные.

Или Лариса Борисовна — она всегда, и зимой, и летом, ходила во всём вязаном личного производства. Все дома на одной линии с её дачей (те, что стояли перпендикулярно, она почему-то не уважала) были одарены как минимум одной вязаной брошью. Сегодня она была в лёгкой вязаной панаме цвета взбитых яиц и вязаном платье, чуть более откровенном в силу крупности вязки: в дырки между петлями можно было увидеть много чего неинтересного. Даже летнюю обувь она умудрялась вязать, приделывая причудливые петли к подошве, нещадно отнятой у магазинного образца.

Или бабуся-ромашка Кузьминична. Она светилась энтузиазмом, как лампочка Ильича, и была ответственна за общественно-социальную повестку. Именно она распечатывала листовки, например, про то, что лес надо беречь, а мусор сортировать. Именно она организовывала старушачьи посиделки тридцатого числа каждого месяца, где якобы обсуждались насущные соседские вопросы, а на самом деле игрался дурачок под вишнёвый портвешок.

Все вместе мы представляли прекрасный социальный слой, который я бы назвал престарелыми интеллигентами. Мы не были богаты, но и не были позорно бедны, мы могли позволить себе пару раз потратиться на интеллектуальное развлечение в этом тихом краю, и мы его себе позволяли. Да, у большинства из нас была стоптана обувь или протёрты ремни и ручки сумок, но в нашей среде было принято тратиться совсем на другие вещи, которые, конечно, вещами совсем не были. 

Присутствовала ещё пара залётных женщин из Риги, и хотя они были моложе, очевидно, тоже разделяли нашу философию растрат.

Ну а если совсем так честно, выглядели мы, конечно, бедновато, старовато и местами неопрятно.

Но и Хамелеонов, сам Хамелеонов был как будто эссенцией нашего образа: откормленный и круглый, как прозрачный надувной шар зорб, в котором крутятся люди по склонам, чтобы добыть немного ребяческого адреналина. Он тоже потел, как и мы, к тому же надел абсолютно неподходящий к низу верх — его аляповатая майка в стиле пэтчворк только изредка прикрывала волосатое пузо, и он неустанно её одёргивал маленькой ручкой, которая совсем не подходила к телу, как будто руку пупса по ошибке пришили к туловищу Карабаса-Барабаса, — но только первые пятнадцать минут.

Потом он как-то расслабился и простодушно почёсывал смирившийся с обнажёнкой жир, избавившийся от ненужного прикрытия в виде майки, которая не могла справиться с поставленной задачей по определению возможностей, отведенных ей на китайской фабрике. 

Мне кажется, у дам это даже не вызывало брезгливости, но восторг аутентичности. Чистый жанр без примеси “казаться, но не быть”.

Но вот настал черёд задавать вопросы. Мы с другом подтянулись, взбудоражились: вопросы у нас были, и не мало, правда, первой повезло женщине с предпоследнего ряда. 

У неё пару раз сорвался голос от волнения, но сам вопрос был достаточно остроумным, и мы в ожидании уставились на светило: что же оно отразит.

То, что было дальше, нельзя назвать никаким другим словом, кроме как мерзость. Он омерзительно осмотрел её снизу вверх, тяжело вздохнул и ответил такую несусветную грубость, что у нас с товарищем чуть глаза не повыкатывались из кожи на рожу. Это было настолько инородно в этой комнате умных и воспитанных людей, что мы все как бы застыли одной массой, как будто в надежде, что вот Хамелеонов сейчас улыбнётся и поправится, и всё это рассеется как чад, и мы не будем вынуждены думать о нём плохо. А думать плохо о том, о ком ты до этого довольно долго думал хорошо, это же тоже своеобразное испытание, своеобразное упражнение души, которое нам совсем не хотелось выполнять тем спёртым, но все равно прекрасным летним днём, там, где за окном песчаные дюны, и сосны, и можно ловить бабочек. Но морок не спадал, и его пресвятейшество скривило усатые губы и окинуло уже нас всех презрительным взглядом:

— Кто ещё хочет меня о чём-нибудь спросить?

Мы были уверены, что никто из нас, оплёванных и презренных, уже никогда и ничего не захочет его спросить, но нашелся смелый парнишка, единственная молодая кровь, правда, точно такая же с виду бедная, как и все остальные. И обтрёпанные ремешки рюкзака, и видавшая виды обувь, все было при нём в ансамбле с прыщами и жирными волосами. Он спросил что-то про магический реализм и его роль в связи с темой лекции. Но Хамелеонов был явно раздражён этим вопросом настолько, что пошёл на откровенную грубость. Он прервал студента:

— Я вас прерву.

Хамелеонов поднялся медленно, словно дрожжевое тесто, как бы физически демонстрируя, насколько он превосходит всех тут сидящих, устало сложил руки на животе, причмокивая, раздражённо затянул речь почти ничего не имеющую общего ни с вопросом студента, ни с магическим реализмом, кроме того, мне периодически казалось, что он сейчас превратится в колобка и выкатится из нашей аудитории да покажет на прощание ярко-красный язык.

Так уж вышло, что спустя всего лишь полгода я снова попал на лекцию к Хамелеонову, которая проходила уже в Москве, на Рублёвке, и пришли туда совсем другие дамы. Билет на эту лекцию не подходил мне ни по времени, ни по цене, ибо стоил в три раза дороже того, что я приобрёл в Латвии, но одна моя прелестная знакомая буквально уговорила меня пойти с ней. Я достаточно долго упирался, учитывая прежний опыт. Но надо признать, что сама-то лекция и правда была великолепна, это была повелительница лекций, остроумная и манящая, — если бы ни отношение её создателя к тем, кому он её доверял и даровал. 

И вот мы там, нарядные и надушенные, среди таких же нарядных и надушенных, в теплом зале, забитом выставочными работами достижений хирургии последних лет и новыми коллекциями самых дорогих бутиков, которые были тут же, неподалёку, за дверями того актового зала. 

Ох, думаю, куколки вы мои фарфоровые, и зачем вам тайны литературные, вы же ещё не знаете, что он сделает с вами в конце, как оплюёт и обесчестит, ни одна маска не сотрёт с вашего лица то удивление, когда за ваши же деньги вам нахамят, хотя и в самой приятной обстановке.

Я слушал лекцию с неким злорадством и предвкушением финального спектакля — вопросов из зала. Тот факт, что Хамелеонов не мимикрировал под среду, а пришёл все в том же нелепом джинсовом костюме из кусочков разноцветной ткани, подсовывал надежду. Сам я не мимикрировать не осмелился, и вышеупомянутые нарядность и надушенность изгнали из моего образа все потёртое и удобное.

Настал момент, пришёл тот час, когда первая холёная ручка с острыми красными ноготками взмыла вверх.

— А я не поняла, объясните…?

Каково же было моё удивление, когда Хамелеонов уронил улыбку и с терпеливостью, достойной классного руководителя первоклашек, отплыл, нет, сорвался в область доходчивых объяснений и азбучных истин. Я не верил своим ушам, глазам, носу и коже. Похоже, Хамелеонов любил глупые вопросы.

Ладно, подумал я, наверное, он в особенно благодушном настроении. Или ему понравилась дама, которая задавала вопрос, — она была по истине ужасна.

Но за смелой кокеткой в зале тут же пробились густо-густо руки-веточки с острыми ноготками-лепестками самых разных цветов. И каждой он снова и снова удовлетворенно объяснял очевидное, словно они все были на первом, довольно странном, групповом свидании. А я там был лишний, я был извращенец, и мне стало худо, и я тут же вышел в уборную. Там я смочил лицо водой и спросил у отражения:

— Как же так? Где снисходительное презрение? Почему он так хочет им понравиться? И не хочет это желание спрятать, хотя бы прикрыть?

С тех пор каждый раз, когда передача Хамелеонова попадалась мне по телевизору или радио, я тут же переключал и звонил кому-нибудь из Латвии, чтобы узнать, как у него дела.

 

Об авторе

Юлия Гайнанова родилась в Москве, закончила факультет журналистики МГИМО. Автор книги «Бутылка» (издательский дом «Городец», 2021).

Один комментарий на «“Узнавая Хамелеонова”»

  1. Вот сидишь и думаешь: «Зачем я это прочитал?»
    Следующая мысль: «Зачем это пишут? И для кого?»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.