В НАРУШЕНИЕ ВСЯКОЙ КОНСТИТУЦИИ

Рубрика в газете: Через три цензуры, № 2020 / 8, 05.03.2020, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Фёдор Абрамов в последние годы жизни не раз сетовал на цензуру, которая всячески противилась публикациям его произведений.

«Цензуры у нас нет, – писал он в начале 80-х годов. – Есть горлит. Что это такое? Я, проработавший 30 лет в литературе, даже не способен расшифровать.
Допуска в цензуру нет. В старину можно… Мы не видели в лицо. Одно известно: эти люди не имели никакого отношения к литературе. Сидели, обложенные инструкциями, и всё резали.
Вся жизнь, вся история была под запретом. Жизнь цензоры не знали. Мальчики и девочки.
В нарушение всякой конституции.
Канцелярия Великого инквизитора.
И после этого удивляешься, что у нас есть литература, да, может быть, лучшая литература.
Для меня было «три цензуры»: журнальная, ЦК, горлит…»

Абрамов не преувеличивал. Действительно, каждая его рукопись читалась в редакциях буквально через лупу. Осторожные редакторы выискивали в вещах писателя любую крамолу и потом долго думали, как себя обезопасить: то ли все сомнительные места изъять, то ли сделать «прокладки», дописать куски, которые бы уравновешивали вызывающие сцены.
Не дремали и органы Главлита. В архиве сохранилось одно из донесений начальника Главного управления по охране государственных тайн в печати Павла Романова. 28 сентября 1982 года он сообщил в ЦК КПСС, что журнал «Наш современник» собрался печатать сомнительные, на взгляд цензуры, рассказы Абрамова о вологодском классике Александре Яшине.

 

 

«В этих воспоминаниях, – возмущался главный цензор страны, – Ф.Абрамов по существу отвергает ту справедливую партийную критику, которой подверглись в своё время его очерк «Вокруг да около» и «Вологодская свадьба» А.Яшина.
Ф.Абрамов утверждает, что эти произведения «были продиктованы одним чувством – привлечь внимание к трудным и острым проблемам деревни. Ни малейшего лака. Ни малейшей подсветки. Честный и откровенный разговор о реальной жизни, о наболевших вопросах в развитии сельского хозяйства.
К сожалению, вот эта-то обнажённость далеко не всем пришлась по душе. В печати появились разносные статьи и рецензии, нас стали прорабатывать на различных собраниях и совещаниях, и, мало того – на нас напустили ещё земляков, от имени которых в газетах были напечатаны так называемые открытые письма, жанр, который в те годы был в немалой моде. Короче, нам с Яшиным было нелегко».
Ф.Абрамов «сообщает» читателю, что А.Яшин тяжело переживал «проработочную бурю», разразившуюся над ним, задыхался от бешенства, от своего бессилия, от хамства, окружавшего его.
Описывая встречи А.Яшина с «героями» его «Вологодской свадьбы», Ф.Абрамов воспроизводит такие, например, «суждения» Яшина о тех, кто его неприязненно встретил: «Чёртов народ! Ты для него – всё, жизнь готов отдать, а он первый же тебя копытом. Неужели это и у других народов так?». В этом же «ключе» подаётся и реплика А.Яшина в адрес лиц, которые «не всегда поддерживают его в борьбе за правое дело» (в том числе и по отношению к работнику райкома партии): «Заелись, забурели сволочи… До чего народ довели… Не вороти, не вороти рыло-то, правду говорю…».
Сомнительной с этической точки зрения является целесообразность публикации в воспоминаниях Ф.Абрамова материалов об интимных взаимоотношениях А.Яшина и поэтессы Вероники Тушновой. Сам Яшин об этом никогда не писал. Вряд ли эта публикация будет хорошим «подарком» для увековечивания памяти покойного писателя и для ныне здравствующих членов его семьи» (РГАНИ, ф. 5, оп. 88, д. 204, лл. 18–19).

Вывод Главлита был такой: воспоминания Абрамова публиковать не следовало.
Секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин 29 сентября 1982 года дал указание соответствующим подразделениям ЦК. Сохранилась его помета:

«Отд. пропаганды ЦК
т. Смирнову Г.Л.
отд. культуры ЦК –
т. Шауро В.Ф.
Просьба вместе с руководством Союза писателей СССР, а также РСФСР, принять необходимые меры».

После этого главный редактор «Нашего современника» Сергей Викулов получил от партаппарата очередной нагоняй. Но главное – оказались зарубленными честные воспоминания Абрамова.
Борьба властей и цензуры с наследием Абрамова продолжилась и после смерти писателя. Я хорошо помню, как в конце 1987 года привёз в Москву в редакцию еженедельника «Книжное обозрение» материалы вдовы Абрамова – Людмилы Крутиковой. Главред газеты Евгений Аверин сразу заслал их в набор. Но уже в типографии в производственный процесс попытался вмешаться сотрудник горлита. Он в вёрстке обвёл абзац со словами Абрамова о трёх цензурах красным карандашом и потребовал его удалить. Ведущий редактор номера Борис Завьялов решил дождаться главреда. Но срочно приехавший в типографию Аверин отказался выполнять указания цензора.

О, что тогда началось! Работник горлита пожаловался своему руководству. В типографию тут же посыпались угрозы разных начальников. На газету стали давить первый заместитель председателя Госкомиздата СССР Дмитрий Мамлеев, куратор «Книжного обозрения» в отделе пропаганды ЦК КПСС, отвечавший в Главлите за художественную литературу Владимир Солодин… Последним позвонил заведующий сектором газет ЦК. Но Аверин ни с кем разговаривать не стал. Сославшись на своё право редактора, он подписал номер в печать с репликой Абрамова о зверствах цензуры. Цензоры предупредили его: будут неприятности.
В день выхода газеты в свет многие ожидали снятия Аверина с работы. Защитил его от гнева цензуры и партаппарата тогдашний председатель Госкомиздата Михаил Ненашев.
Добавлю: когда генералитет не смог снять Аверина, Мамлеев предложил для острастки уволить хотя бы автора материала об Абрамове, то есть меня. А у меня к тому времени как раз начали портиться отношения даже не с самим Авериным, а с его ближайшим окружением. И как поступил Аверин? Он категорически отказался приносить меня в жертву.
С тех пор много воды утекло. Но инквизиция, похоже, никуда не делась. Теперь её функции, видимо, взял на себя председатель Союза писателей России Николай Иванов. Нынче уже он пытается неугодным журналистам заткнуть глотку и навязать газетам свою волю. И даже Конституция – для него не указ. Совсем как во времена Фёдора Абрамова. Но при этом Иванов без всякого стыда отправляется на торжества в честь столетия Фёдора Абрамова, видимо, позабыв, как этот писатель страдал от таких, как Иванов.