Ворона

Рубрика в газете: Коллекция ИД Максима Бурдина: Выдающиеся писатели России и русского зарубежья, № 2024 / 48, 13.12.2024, автор: Ольга ЧЕРНИЕНКО

Уроки истинной любви

 

«В человеческом обществе животные не имеют прав, не могут рассказать о себе. Я пытаюсь сделать это за них», – раскрывает свою творческую миссию признанный прозаик– анималист, лауреат международных литературных конкурсов Ольга Черниенко. Талантливый музыкант и педагог, в прошлом старший научный сотрудник ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, она поначалу писала книги о музыке, но затем посвятила себя художественной литературе, противопоставляя жестокость человеческого общества невинной чистоте и преданности непознанного мира братьев наших меньших. Знакомясь с рассказами автора, мы вместе с её героями учимся у животных истинной любви и добру, с каждой строкой ощущая всё большее единение с живой природой.

 

Максим БУРДИН,

издатель, писатель, публицист,

общественный деятель

 

---

 

 

Ворона

Рассказ

 

---

Аннотация

 

Когда-то давно на Кольском полуострове жила-была девочка. Физически слабая и болезненная, она постоянно подвергалась жестокой травле со стороны одноклассников. Одиночество ребёнка скрашивали животные и птицы.

Однажды она подобрала на улице раненого птенца вороны, выходила его, и он стал её лучшим другом. Вместе им пришлось пройти немало испытаний, расставаний, встреч, пока однажды не случилось большое несчастье…

Прототипом главной героини является автор. Сюжет рассказа-воспоминания основан на автобиографии автора с использованием художественного вымысла. Читатель узнает много интересных фактов из жизни советских людей конца 1950-х – начала 1960-х годов.

Рассказ о противостоянии добра и зла, любви и ненависти, чести и бесчестия.

---

 

Часть 1

 

Человек воистину царь зверей,

ведь он жестоко истребляет их.

Мы живём, умерщвляя других.

Мы ходячие кладбища!

Ещё в раннем возрасте я отказался

от мяса.

Леонардо да Винчи

 

Говорят, если ребёнок в раннем детстве постоянно болеет, значит, он отрабатывает карму своих предыдущих воплощений. Не знаю, чем нагрешила я в прошлой жизни, но все свои дошкольные годы я провела в постели.

В памяти остались тумбочка с микстурами у кровати, печальные глаза мамы, мокрое, ледяное полотенце, которым она накрывала мой пылающий лоб, пижама в полоску, как у заключённого, и большой плюшевый мишка, сочувствовавший всем моим детским невзгодам.

– Лежишь? – Старший братик высыпает на постель оловянных солдатиков. – Может, в войну поиграем? Ты кем будешь – белым или красным?

Зная, что он хочет быть красным (ведь в кино всегда красные побеждают), шепчу:

– Белым! Только белым!

Белым – не потому, что у меня в четырёхлетнем возрасте были какие-то политические предпочтения, просто с красным были связаны – больное горло, пожар в голове от высокой температуры и постоянный кровавый цвет в глазах, даже когда прикрываешь их веками…

Как же мечтала я вырваться из «тюремной» пижамы, взмыть к потолку, полететь на простор, в голубое небо, окунуться в холодный белый снег…

И, умывшись им, словно живою водой, превратиться в сказочного Белого Лебедя, чтобы лететь «через моря, океаны» -спасать зверей, о которых мне бабушка рассказывала: зайчиков, белочек, козлят, поросят, чьих мамочек съели волки.

Собрать сиротинушек под одной крышей, в крепком кирпичном доме, как у Наф-Нафа, чтобы ни один «серый волк – зубами щёлк» не мог его сдуть!

Но не получалось мне стать Белым Лебедем – болезни, казалось, плавно переходили одна в другую: ангина, корь, скарлатина, ангина, коклюш, свинка, опять ангина, ревматизм, осложнение на сердце, обмороки…

И вот я уже не в состоянии не то что ходить, но даже стоять…

– Мамаша, у вас девочка зелёного цвета, ей необходимо усиленное питание: куриный бульон, паровые котлеты, мясо… Иначе она физически не сможет пойти в первый класс! – Доктор говорит слова, от которых бросает в дрожь, словно зачитывает мне смертный приговор!

Я ненавижу мясо! Я люблю картошку, солёные огурцы и… конфеты в виде разноцветных сахарных подушечек с повидлом внутри! Ведь в те, послевоенные, пятидесятые других конфет, кроме леденцов и подушечек, мы не знали, с продовольствием на Крайнем Севере было очень плохо: молочных продуктов не видели вообще, крайне редко – мясо и яйца. Продавали их – «по десятку в одни руки!» Выстраивались огромные очереди из семей в полном составе: бабушки, дедушки, дети, внуки (приносили даже младенцев!), на запястьях химическим карандашом писали порядковые номера, так напоминавшие многозначные цифры на руках узников фашистских концлагерей из популярного в то время фильма «Судьба человека». От голода нас спасала рыба, картошка, овощные соленья и макароны – очень толстые, какого-то фантастического синеватого оттенка.

В то время я не знала, что причиной нехватки продуктов были непродуманные, губительные для сельского хозяйства реформы, проводимые «нашим дорогим Никитой Сергеевичем». В результате его «нововведений», к началу 60-х белый хлеб стали продавать по карточкам, а с 1963-го Россия – бывшая житница Европы – была вынуждена закупать зерно за границей.

Чтобы накормить детей деликатесами, рекомендованными доктором, родителям надо было совершить подвиг – «найти блат», зайти с чёрного хода и «дать на лапу» директору магазина или местного Дома Культуры под гордым названием «40 лет Октября», чтобы тот позволил буфетчице продать курицу или котлеты, предназначенные местному заводскому начальству и партийному руководству.

А дома их ждал неблагодарный ребёнок…

Когда отчаянные попытки впихнуть в меня кусочек котлеты «за маму, за папу» не помогали, рядом с грозным видом устраивается отец:

– Возьми ложку, открой рот, глотай!

Сижу молча, стиснув зубы, словно партизан на допросе в гестапо. От одного запаха фаршированных луком и яйцом котлет под названием «зразы» тошнит. Проглотить хотя бы кусочек этих «зараз» равносильно смерти. Ищу сочувствия у мамы, бабушки, брата. Но все они хором кричат: «Ешь!»

Размазываю «заразу» по тарелке, беру в рот, делаю вид, что жую и глотаю, а на самом деле просто отправляю куски котлет за щёки, как хомяк.

И некому пожалеть меня, несчастную, кроме толстого, пушистого серого кота Васи. Вот он – сидит под столом, хищно сверкает огромными изумрудными глазищами. предвкушая чудный момент, когда упадёт ему под нос вожделенная котлета, стоит хоть на секунду моему стражу отвернуться! Молниеносно исчезает из-под стола кот с добычей в зубах, а мне остаётся лишь облизываться, делая вид, что всё было проглочено мной с огромным удовольствием. Толст и пушист был мой хвостатый друг Вася…

Однако обеденные мучения не всегда заканчивались счастливо – приходилось глотать эти «заразы», давясь и обливаясь слезами…

Конечно, ни о каком нравственном выборе, есть или не есть мясную пищу, по принципу «не убий», в столь раннем возрасте речь тогда не шла, и откуда берётся мясо, я не задумывалась (возможно, и на деревьях растёт). Просто мой детский организм интуитивно протестовал против неудобоваримой, неприятно пахнущей пищи.

 

Не шли мне на пользу мясо и бульоны из синих, страшных кур: плохое самочувствие только усугублялось, и, наверное, я действительно не смогла бы ходить в школу, если бы мне не удалили гланды. Болеть после операции стала меньше, но последствия осложнений на ноги и сердце сказывались на протяжении всей учёбы в младших классах. Я не могла заниматься физкультурой и все уроки просиживала на скамейке в спортзале.

Однажды, когда мои одноклассники дружно бегали за баскетбольным мячом, острое желание двигаться, резвиться появилось и у меня.

Но не выдержало больное сердце даже малой физической нагрузки – «скорая помощь» едва успела откачать незадачливую «физкультурницу».

– В следующий раз, когда решишь умереть, изволь бегать у себя дома или во дворе – я не хочу сидеть в тюрьме! – прошипела классная руководительница, когда я вновь появилась в школе.

Ещё страшнее были прививки. Каждый раз после укола под лопатку не менее недели с высокой температурой я проводила в постели – иммунитетом организм мой практически не обладал.

С раннего детства из-за постоянных болезней, изолированная от своих сверстников, в школе я испытывала трудности с общением. В шумных играх на переменах участия не принимала, ни с кем не дружила и, пребывая в одиночестве, чувствовала себя хрупким птенцом, случайно выпавшим из тёплого, уютного гнезда, где меня постоянно окружала трепетная родительская забота, в мир, где правит жестокость, ненависть, зависть, цинизм. Тощая, бледная, с сильнейшей близорукостью – «глиста в очках», «кобра очкастая» – эти прозвища получила я от издевавшихся надо мной одноклассников. Они устроили мне настоящую травлю: придумывали обидные шутки, дразнилки, обливали тетради и школьную форму чернилами, приклеивали на спину бумажки с оскорблениями, а после уроков по пути домой старались толкнуть в глубокий сугроб или пробежаться рядом по лужам, дабы обрызгать грязью мою одежду.

 

Неправда, что все дети безгрешны – звериным нюхом чуя всех, кто на них не похож, они изгоняют чужака из стаи.

Учительница же не только не наказывала моих мучителей, но и сама смеялась вместе с ними, негласно разрешая унижать любого, кто от них отличался. Я же была «белой вороной», по её понятиям, практически «врагом народа» – ребёнком из интеллигентной семьи, «с чуждым для социалистического трудового общества» менталитетом, мировоззрением и воспитанием. В этом она была непоколебимо уверена, поскольку ещё «великий пролетарский вождь» когда-то, на заре советской власти, заявлял: «Интеллигенция – это не мозг нации, а г..но».

И для «широких народных масс» интеллигенция на долгие годы осталась «гнилой», «вшивой»; над «классово чуждым» интеллигентом в шляпе, который «ещё и очки нацепил», и «рук замарать боится», всегда возвышался мускулистый революционный гегемон – «хозяин страны» в кепке набекрень, с мозолистыми ладонями, папироской в зубах, гордо и презрительно сплёвывающий сквозь зубы: «Мы академий ваших не кончали!»

Дети же «гегемона» – малолетние «шариковы», не знали другого способа возвыситься, как издеваться над теми, кто слабее, по принципу: «Уж мы душили их, душили!»

Узнав однажды, что после уроков вместо сбора металлолома я собираюсь на занятия в музыкальную школу, учительница поставила меня лицом перед классом и отчитала:

– Дети! Смотрите! Она не хочет приносить пользу обществу, не хочет собирать металлолом, необходимый нашей стране для победы над американским империализмом! Она на скрипке пиликает! Интеллихэнтка… Ручки замарать боится! А ну-ка! Расскажи, чему тебя в музыкалке той учат – ножки задирать?

Сколько же, мягко говоря, навоза было в голове у этой женщины, способной тоннами вываливать его на голову восьмилетнего ребёнка!

Выражение «пиликать в музыкалке, ножки задирать» стало своеобразным, школьным, как сейчас говорят, «мемом». Теперь, завидев меня, мучители всем стадом орали: «Кыш отседа – пиликать, ножки задирать!»

На переменах я старалась спрятаться в какой-нибудь угол, надеясь, что никто меня там не увидит, или отсидеться на другом этаже в гардеробе…

Не было надежды и на то, что я буду в безопасности хотя бы во время урока. Ибо каждый урок превращался в ад.

Из-за врождённой стеснительности, даже зная правильные ответы, на вопросы учителя не отвечала, понимая: стоит рот открыть, как все обязательно будут надо мной смеяться. Чтобы я ни делала, всё вызывало злобный смех. Однажды я спросила мальчиков, почему они не оставят меня в покое?

Ответ сопровождался долгим, циничным ржанием:

-Ты же из «недобитых» – «барон фон дер Пшик отведал русский шпик»! Мы будем счастливы, когда ты наконец сдохнешь!

Чем больше меня дразнили, тем больше я замыкалась в себе, но никому никогда не жаловалась. Если меня спрашивали, как дела в школе, просто пересказывала истории из жизни одноклассников, как будто участвовала в этих событиях. Врать было противно, унизительно, но как поступить, чтобы не расстраивать родителей, я не знала. Ведь лучше примириться с тяготами собственной жизни, чем быть причиной страдания других людей.

 

– Очень странный ребёнок, не от мира сего! – говорила на родительских собраниях классная руководительница. – Похоже, дефективный! Она не играет с другими, ведёт себя не как все! Смотрит на вас и не видит! Всё время в себе! Когда другие дети смеются – она плачет!

И действительно, мне самой казалось, что этот жестокий, злобный мир, окружающий меня в школе, – не мой, чужой, я не принадлежу ему.

В те годы у детей была своего рода мода на жестокость. Мальчишки мучили животных, особенно доставалось кошкам. Мучили нещадно, всем двором. Несчастные создания подвергались «гестаповским» пыткам, затем торжественно казнились. Так малолетние садисты проверяли себя на «мужественность» – смогу или нет…

А после жестоких истязаний, с руками, выпачканными кровью, совершенно не чувствовали за собой никакой вины, словно все человеческие чувства – сострадание, милосердие, любовь – были у них от рождения заморожены.

Впрочем, и воспитывались они, как правило, в семьях бывших уголовников, где были стёрты все морально-нравственные барьеры. Семей таких было множество: ведь в 1953-м по амнистии на свободу вышли миллион двести тысяч бандитов-рецидивистов, отсидевшихся во время войны в лагерях!

Стремительно разваливался ГУЛАГ, и бывшие осуждённые, надзиратели, вертухаи оказались не у дел – без работы, жилья, семей. В это же самое время множество женщин, оставшихся одинокими после войны, страстно мечтали стать матерями, создать свои семьи! Долго выбирать женихов не приходилось…

В итоге с середины 50-х рождаемость резко возросла. В начальных классах 1959-1960 года насчитывалось по 40-45 человек! Учились в две, а иногда и в три смены! Учителей не хватало, и в нашем маленьком северном городке, построенном зэками ИТЛ (исправительно-трудового лагеря), бывшие надзиратели, коей была когда-то и наша классная руководительница, нередко становились школьными преподавателями!

«Блатные» внесли в общество особые лагерные отношения – молодёжь под контролем опытных уголовников сбивалась в криминально организованные банды. Не обошлась без лагерного влияния и школа, превратившись к концу 50-х в подобие тюремной зоны, жившей не по правилам любви и добра, а «по понятиям».

И популярный в те годы стишок «Трудно жить на свете октябрёнку Пете – бьёт его по роже пионер Серёжа…» как нельзя лучше отражал школьную атмосферу тех лет. Прошло совсем немного времени, отпрыски уголовников достигли призывного возраста, и в советской армии в 70-е годы пышно расцвела дедовщина.

 

Мой сосед по парте – рыжий, толстый, красномордый Пашка, сын отпетого рецидивиста, «избранный классом» (на самом деле, назначенный классным руководителем) старостой, на общешкольном построении бил кулаком под дых тем, кто стоял «не так», и учительница своего помощника не останавливала – он был её опорой. Пашка собрал вокруг себя настоящую банду малолетних живодёров.

Я действительно не находила ничего смешного в популярной у них забаве, безумно веселившей всё это глупое стадо недорослей: к хвосту пойманной несчастной, испуганной кошки привязывали десяток консервных банок, от грохота которых бегущее животное сходило с ума, бросалось под машины, могло умереть от разрыва сердца… Я же ничем не могла помочь этому несчастному созданию, и слёзы бессилия текли по моему лицу так обильно, что парта становилась мокрой.

– Фу, какая дура! – издевался Пашка. – Реви-реви! Я тебе много ещё чего сейчас расскажу. Слушай сюда! Не дёргайся. Сиди! – пресекал он мои попытки сбежать, чтобы не слышать его рассказов. – Я с тобой говорить буду!

Уставившись на меня стеклянным взглядом маньяка-садиста, с кривой саркастической улыбочкой, он быстро, торопясь и захлёбываясь слюной, шептал мне всевозможные гадости, стараясь как можно больше доставить мне душевной боли…

– Ну, мухам и стрекозам крылья отрывать, чтобы сделать их пешеходными, это ерунда. Можно ещё, например, залить кипятком муравейник! Ошпаренные муравьи так смешно бегать начинают! Выбегут наружу, а мы их ногами, ногами! Гусеницу в лужицу ногой растереть тоже приятно!

Или вот – надуть лягушку через соломинку, а потом двумя ногами на неё… ка-а-а-к прыгнуть! Хлоп! Ха! Кишки брызгами разлетаются!

А в деревне с отцом сусликов убивали! У них две норы: в одну входят, в другую выходят. В одну льём воду, у другой – с проволочной удавкой стоим. Суслик выскакивает… и тут батяня ка-а-к дёрнет за проволоку! Хряк! шейные позвонки ломаются, глаза вываливаются! Так и висят на ниточках! Обхохочешься!

От этих рассказов мне становилось плохо – кружилась голова, болело сердце, а Пашка каждый день вспоминал всё новые и новые подробности пыток, которым он подвергал добрых, ласковых, преданных человеку существ, повинных лишь в том, что довелось им родиться на столь ужасной планете! Это был бесконечный мучительный триллер…

Есть у людей странная склонность к разрушению.

Радуется жизни Божье создание: плавает, летает, ползает, добывает пищу, рожает потомство, наслаждается солнцем, небом, водным простором…

И вдруг мимо идущий человек цинично, подло, жестоко уничтожает эту жизнь! И теперь вместо Божьего создания – лишь его мёртвая, раздавленная, растерзанная оболочка! А человек рад! Смеётся, ржёт, гогочет… Разве можно его назвать человеком? Быть может, он есть порождение сатаны?

Быть может, чувства человеческие у этих замороженных можно разбудить, лишь поместив их на место жертвы? Как же хотелось мне увидеть однажды Пашку униженным, плачущим от боли, ползающим по земле, раздавленным, как та гусеница…

Но я боялась его, как боялась его отца – матёрого уголовника с длительным тюремным стажем. Пашка же гордился крутым батей, способным своими пудовыми кулаками с одного удара завалить любого – быка, лошадь, человека! Хвастался, что и дед его был «героем» – скольких буржуев в гражданскую удавил он собственными руками!

Пашка мечтал стать таким же, как они, а может, ещё круче! Он и стал им – главнюком над братками в 90-е, и скульптура его в полный рост уже как лет двадцать на аллее престижного кладбища. Застрелили его в одной из бандитских разборок.

Паша Меченый – эту кличку носил он всю жизнь, с тех самых пор, когда получил её ещё октябрёнком…

«Октябрята – дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут!» Реальность же была совсем иной: бесконечные построения, равнение в затылок, хождение строем, коллективные выкрикивания глупых лозунгов – воспитание, направленное на полное обезличивание человека.

Настоящая жизнь, казалось мне, должна была быть иной, не такой, какой мы её привыкли считать.

И эта жизнь была у меня дома, где после уроков меня ждали верные друзья!

 

Мои замечательные, чуткие родители, заметившие интерес детей к живности, устроили в нашей квартире небольшой зоопарк!

Понимая, что у дочери лёгкая степень аутизма, при котором возникают сложности с общением, они интуитивно чувствовали: контактирование с животными снимет у ребёнка депрессию, избавит от чувства одиночества и, возможно, поможет в установлении социальных связей.

Кошки, собаки, черепахи, кролики, канарейки, попугаи, щеглы, аквариумные рыбки…

Всё это пело, свистело, тявкало, мяукало – требовало заботы, внимания, любви! Обязанности по уходу за ними были возложены на нас с братом! Они нисколько не отягощали, наоборот, воспитывали самостоятельность, ответственность, дисциплинировали, а самое главное, снимали психоэмоциональное напряжение после дневного пребывания в ненавистной школе. Сколько бурной радости, ликования вызывало у хвостиков наше возвращение домой! Как приятно было обнять, прижать к себе эти живые, тёплые шерстяные комочки, страстно вылизывающие наши лица своими шершавыми язычками!

Каждый раз, глядя на их неподдельный восторг, удивлялась, насколько разительно отличается отношение домашних питомцев к людям от отношений людей друг к другу!

Животные – души чистые: им чужды обман, обиды, сплетни, предательство, оскорбления, соперничество, свойственные моим сверстникам уже в раннем возрасте.

Им было всё равно, как я выглядела, какие оценки получала, что обо мне думали в школе…

Только любовь, преданность и незыблемая вера в то, что хозяин их – средоточие Вселенной!

Наверное, осознание своей значимости в глазах домашних питомцев повышало и мою самооценку.

 

Дом наш был полон не только милых, забавных хвостатых друзей, но и редких для Крайнего Севера («где десять месяцев в году зима, а остальное – лето») комнатных растений. Похоже, мама стремилась воссоздать в нашем жилище кусочек эдема, где обитатели бы жили в полной гармонии друг с другом! Удивительно, но в условиях длительной полярной зимы, когда природа отпускает северянам совсем немного солнечных лучей, на подоконниках у нас цвели чайные розы, гортензии, фиалки самых разнообразных оттенков.

В самом начале 60-х на Кольском полуострове появилось телевидение – всего одна программа и то не каждый день…

Однажды из телепередачи узнала: на рост, здоровье растений и животных весьма благотворно влияет музыка!

Вот как? Значит, мне надо срочно записаться в музыкальную школу! И вскоре я уже училась играть на скрипке! Выбор инструмента был не случаен – скрипка стала моим голосом, моей речью, с её помощью я могла рассказать о том, как страшно жить на свете!

Питомцы с самого начала музыкальных занятий заинтересованно наблюдали за всеми моими действиями. Уморительно было видеть, как щенок при первых же звуках разучиваемой пьесы вертит головой с боку на бок, в особо чувствительных музыкальных моментах начинает «подпевать – подвывать», а кот, словно дирижёр палочкой, в такт размахивает хвостом! Попугаи повторяют отрывки мелодий, канарейки со щеглами соревнуются в импровизациях, и кажется, даже розы с фиалками, аплодируя листьями (браво!), смеются от счастья!

А ещё я любила рассказывать моим друзьям сказки, читать вслух рассказы и даже повести.

Книги были моим страстным увлечением. Они помогали окунуться в иную действительность – мир невероятных приключений, путешествий, интриг и происшествий, где героями были люди сильные, храбрые, справедливые; где добро всегда побеждало зло!

Мне казалось, животные понимают, о чём я им рассказываю, – ведь они выполняют команды – значит, знают слова! Они меня понимали так, как не понимали сверстники!

«Рассудок у зверей не погружён во тьму. Есть у цветов душа, готовая раскрыться, в металле тайна спит и хочет пробудиться. Всё в мире чувствует…»

И я стремилась создать для них мир, в котором бы царствовали нежность, взаимопонимание, любовь!

 

Однажды, изучая содержимое родительской библиотеки, нашла томик Толстого – «Путь к жизни». Конечно, в десятилетнем возрасте постичь всю глубину объёмного философско-религиозного произведения мне было сложно, но несколько мыслей, изложенных в нём, поразили в самое сердце.

«Десять лет кормила корова тебя и твоих детей, одевала и грела тебя овца своей шерстью. Какая же им за это награда? Перерезать горло и съесть?»

Именно тогда пришло осознание страшной несправедливости – чистые, наивные и невинные души братьев наших меньших жестоко уничтожаются человеком ради насыщения желудка! И убийства эти объясняются необходимостью потребления человеком животного белка, законами пищевой цепочки!

«Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать!..»

Нет, не принимала моя душа происходящего ужаса. Чего только не придумают люди ради оправдания своих преступлений! Ведь не мог же Бог, «который и есть любовь», придумать столь жестокий мир! Разве для того Он создал животных, чтобы их убивали, чтобы они мучились, страдали от боли?

Как же заповедь «не убий»? Ведь убийство – грех! А может, причиной жестокости является не Создатель мира сего, а человек, наделённый Им свободой выбора, нарушивший его заповеди? Значит, источник зла есть человек?

На собственном опыте я могла убедиться: животные гораздо порядочней и благородней людей в своих привязанностях, самопожертвовании, альтруизме, сострадании…

Животные – это не только двери в иные миры, но и путь к себе, не испорченному ложными ценностями.

Но большинство людей, совершенно не зная их и не желая знать, считает, что человеческие чувства им неведомы!

А может быть, человечество в большинстве своём ещё недостаточно разумно, чтобы их понимать? Ведь понимание означает сопереживание, попытку хотя бы мысленно побывать в шкуре жертвы. Но многие люди вообще неспособны чувствовать чужую боль. Как будто и не люди они, а биороботы. Всё, что им не нравится, – уничтожить! Остальному дозволено существовать только ради потребностей человека, ибо «человек превыше всего»!

Разве приходит людям на ум, что у существа, плоть которого они едят, была своя жизнь, любовь, заботы о потомстве? Жизнь, в которую внезапно ворвались насильники, подло и самым жестоким образом перевели её на навоз…

Разве можно, убив безвинное существо, радоваться жизни? Разве убийца может быть счастлив? На чём основано убеждение в превосходстве человека над остальными обитателями планеты? Не есть ли это убеждение – признак зоофашизма? А если человек – зоофашист, не представляет ли он главную опасность для планеты? Иль миром правит сатана? Ведь Толстой упоминает высказывание Ибрагима Кордовского: «Истинная вера одна – любовь ко всему живому!» Любовь никак не может сочетаться с убийством! «Добродетель несовместима с бифштексом»! Нет, что-то в этом мире не так…

Эти размышления привели меня к окончательному отказу от мясной пищи. Удивительно, но вопреки прогнозам я не «позеленела» вновь, не потеряла способность ходить и стоять – напротив, по мере очищения организма от токсинов и шлаков здоровье начало укрепляться, болезни отступили.

 

Однажды, возвращаясь из школы, я увидела на земле беспомощного воронёнка. Вид у птенца был жалким – мокрый, нахохлившийся, он с трудом держался на лапках, а когда пытался шевелиться, его бросало из стороны в сторону. Вероятнее всего, вывалившись из гнезда, воронёнок ударился о землю. Взрослых птиц, способных защитить малыша, рядом не было, и, понимая, насколько опасно оставлять птенца на улице, я принесла его домой.

Он был совсем ещё крошкой (чуть больше двух недель) – мутные голубые глазки, розовый клювик; мягкий, нежный, похожий на шёрстку котёнка, детский пух на голове и хрупкой шейке.

Летать не умел, на лапках держался с трудом: передвигался неуклюже, пытался скакать, но лапы разъезжались и он заваливался то вперёд, то назад…

Не мог самостоятельно есть – две недели понемногу и часто (даже в ночные часы) мы с мамой кормили его из пипетки разнообразной жидкой пищей, благо, вороны всеядны.

Соорудили небольшое гнездо из травки, мха, тряпок и заперли его в большой клетке для попугаев, опасаясь, как бы коту Ваське не вздумалось полакомиться нашей новой птичкой.

Воронёнок был очень слаб – большую часть времени спал. Из гнезда вылезал только для того, чтобы оправиться. Малыш оказался на удивление аккуратным: делал всё в одном определённом месте, дабы не загрязнять жизненное пространство своего «гнезда».

Уже потом, беседуя с орнитологами, узнала: мой воронёнок не был уникальным! Вороны – единственные птицы, которые не пачкают свои жилища – опорожняя кишечник при подлёте или вылете к нему, оставляют большую часть помёта под гнёздами! А это значит, что ручную домашнюю ворону можно приучить пользоваться туалетом!

Спустя трое суток воронёнок наконец стал приходить в себя: двигался увереннее, просыпался сам через каждые два часа с напоминанием, что пора бы его накормить: смешно мяукал, крякал, тряс крыльями и широко открывал клювик, словно ждал, когда ему туда положат червячка. При виде домочадцев вёл себя, как щенок или котёнок (все малыши любят ласку!): подставлял головку, ожидая, когда погладят его от клюва к затылку или нежно почешут подбородок;

Во время еды пытался разговаривать – выражая восторг, издавал звуки, похожие на «и-и-и» и «ням-ням». За что и получил необычную кличку: Няма, Нямушка.

Вскоре Няма начал узнавать всех домочадцев, взлетал, садился на плечо, нежно прижимался головой к щеке, тёрся и что-то бормотал, словно нашёптывал слова любви.

Первое время Васька представлял главную опасность для нашего нового питомца: он усаживался неподалёку, буквально гипнотизируя птичку. Затем подпрыгивал, пытаясь вцепиться лапами в клетку, однако та была предусмотрительно подвешена на достаточно большом расстоянии от пола.

Удивительно, но как только воронёнок подрос, Васька потерял к нему всякий интерес, ибо понял: в противном случае, ему придётся несладко. Взрослая ворона вполне может и заклевать кота. Однако Няма и к Василию испытывал добрые и даже нежные чувства, считая его, как и всех проживающих в доме, одним из своих родителей: при виде кота, собаки издавал радостный вопль, скакал навстречу и, широко раскрывая клюв, предлагал покормить «голодную» птичку.

Долгое время он не мог самостоятельно есть – привык, что его кормят, а когда научился, стал кормить нас. Во время обеда садился на спинку стула и внимательно наблюдал за моими действиями. Иногда, по его разумению, что-то шло не так. И тогда он брал еду с тарелки, настойчиво совал мне в рот, строго смотрел в глаза, пытался что-то говорить, как когда-то моя бабушка: «За маму, за папу».

Подросший воронёнок свободно гулял по квартире (его клетка всегда была открыта, он только спал в ней), с любопытством изучал предметы, собирал соринки и всё, что плохо лежало, тащил в схрон, устроенный им в старинном кресле. Особым спросом пользовались у него цветные карандаши и мелкие радиодетали (мой брат увлекался радиолюбительством). Он любил играть в игрушки, совсем как маленький ребёнок, – звонил в колокольчик, бил в бубен и даже превратил маленькую машинку брата в импровизированный самокат: отталкиваясь одной лапкой от пола, он резво носился из комнаты в комнату на своём личном транспорте.

Постепенно его детский пух сменился блестящими взрослыми перьями, розовый клювик почернел, и только глаза оставались нежно-голубыми.

Он не только менялся внешне, но и развивался интеллектуально. Так, поначалу, изучая в зеркале собственное отражение, Няма пытался драться с «соперником», прятавшимся за шкафом! Поднимал хвост, издавал победный клич и… нападал! Однако по мере взросления пришло понимание: в зеркале не кто иной, как сам Няма! И этот Няма ему явно нравился! Воронёнок внимательно, с удовольствием себя разглядывал, изучал и даже снимал соринки с перьев! Он был очень аккуратен – любил купаться в тазике с водой, чистить пёрышки, любил перебирать лапками шерсть у собаки в поисках блох.

Понимал ли он человеческую речь? Несомненно! И не только речь! Каким-то непостижимым образом он умудрялся предвидеть мои действия, словно мысли считывал! Стоило лишь подумать о еде, как Няма летел на кухню, садился на спинку стула, каркал – что? что сегодня у нас на обед?

Стоило вспомнить о скрипке, как Няма приземлялся на скрипичный футляр; вспоминала о школе, и Няма тут же прижимался головой к моей щеке, что-то нежно ворковал, словно пытался меня утешить.

Люди часто восторженно восклицают: умное животное – слова понимает! Но при этом сами даже не делают попыток узнать язык братьев наших меньших, что говорит не в пользу «человека разумного», ведь собаки, обезьяны, вороны, попугаи прекрасно разбирают человеческую речь, знают сотни слов, их значение и даже узнают по речи человека!

У ворон есть настоящий язык, включающий несколько сотен слов, разнообразные тембры, тональности: для друзей преобладает высокий тембр, для недругов – низкий, грубый, дабы создать у врага иллюзию, что ему отвечает крупная особь.

Ворона – замечательный имитатор, пародист, может подражать голосу и манере поведения человека.

У них прекрасная память – помнят всех, кто принёс им зло, и мстят, часто жестоко, но и благодарность их тем, кто помог в беде, безмерна.

Возможно, птицы, как и собаки, видят человеческую ауру, а это значит, могут безошибочно определить моральную сущность незнакомца, отличить доброго человека от злого. И в этом плане, подобно ясновидящим, они способны считывать информацию биополя. Связь ворон с Тонким Миром была замечена давно, не случайно сохранившиеся народные поговорки гласят: «На кого вороны грают – того боги покарают»; «Под вороний грай не пускают в рай»; «Кто ворон не любит, у того совесть нечиста»; «Ворону обидеть – счастья не видеть»; «Кто ворону убьёт, сам скоро умрёт».

Первый год своей жизни Няма провёл с нами – желания покинуть тёплый, уютный дом у него не появлялось, хотя он интересовался окном, выходил на балкон и даже ненадолго перелетал на дерево, стоявшее под ним, но каждый раз возвращался. Понимая, что однажды наш питомец захочет улететь, надели ему на лапку алюминиевое кольцо.

Наступала осень, день становился короче – приближалась долгая полярная ночь. Зимы у нас суровые – метели, вьюги, трещат деревья при сорокаградусном морозе, и воробьишки налёту замерзают.

Как-то раз воронёнка на балконе заметила стая ворон – поднялся невообразимый гвалт. Птицы кружили над нами, каркали, а когда мы с Нямой поспешили спрятаться в комнате, высадился на балкон птичий десант, застучал клювами в стекло, словно вызывал своего родича на разборку.

Из книг я тогда уже знала: если гвалт подняла стая ворон, на следующий день обязательно пойдут дожди, ударят заморозки.

И действительно, птицы, дежурившие несколько часов у нашего окна, вдруг, словно по команде, взметнулись в небо, разом почерневшее от сотен крыльев, отправились в дальние края – ведь вороны на Крайнем Севере не зимуют.

Вернутся они лишь в апреле, чтобы криком своим пробудить природу. «День прилёта серой вороны» – праздник весны у народов Севера. Быть может, стая звала Няму с собой?

Прошёл год, прежде чем он к ним присоединился и следующей осенью покинул нас. Пусто, грустно и даже, казалось, холодно стало в квартире без нашего забавного, нежного воронёнка.

Но удержать его уже было невозможно. Говорят, что в крыльях птицы живёт Свобода, и если человек сам извечно стремится в ней, он не в праве становиться тюремщиком животных и птиц.

По ночам часто долго не могла уснуть – все думы были о Няме. Что с ним? Где он? Примут ли его птицы? Не станет ли он добычей уличных котов, которых привык считать друзьями? Увижу ли его когда-нибудь…

Могла ли я тогда предполагать, что возвращение воронёнка приведёт к совершенно невероятным событиям?

 

 

Часть 2

 

…Нельзя к животным подходить с человеческой меркой.

Их мир старше нашего и совершеннее, и сами они –

существа более законченные и совершенные, чем мы с вами.

Животные не меньшие братья и не бедные родственники,

они – иные народы, вместе с нами попавшие в сеть жизни,

в сеть времени; такие же, как и мы, пленники земного

великолепия и земных страданий.

Генри Бестон

 

Ранним утром в середине апреля я услышала настойчивый стук клюва о стекло. Открыла форточку, и в комнату влетел Няма! С приветственным криком облетев квартиру, приземлился на моё плечо. Воронёнок вернулся!

Но нет, это был давно уже не воронёнок, а красивый, сильный самец с метровым размахом блестящих чёрных крыльев и крупным изогнутым клювом.

Нежно, как в детстве, потёрся головой о щёку и принялся что-то долго, торопливо рассказывать. Жаль, не дано мне понимание языка пернатых, не узнала я о его приключениях, поняла лишь только настроение – восторженное, как у странника, вернувшегося, наконец, в любимый дом. Насыпала ему полную миску крупы, накрошила печенье.

К удивлению, он есть не стал, а, схватив кусочек, вылетел на балкон, где скромно на перилах его ждала другая ворона, меньше размером – самочка с аккуратной, гордо посаженной круглой головкой, в переливающемся зелёным, фиолетовым, синим цветом оперении. Пока Няма не накормил невесту, как птенца – изо рта в рот, сам он не проглотил ни кусочка. Очевидно, таков у ворон брачный ритуал.

– Твоя избранница, малыш, красавица, настоящая жемчужина! Не возражаешь, если я так и буду её называть, Жемчужинкой?

Он, конечно же, не возражал, а самочка, словно в ответ на похвалу, кокетливо вильнула хвостиком, и мне показалось, что она вежливо улыбнулась, совсем как благовоспитанная девица.

 

Птицы сразу приступили к строительству совместного жилища на той самой берёзе под балконом, где когда-то после первых учебных полётов Няма любил отдыхать. Весь день они таскали на дерево сломанные ветки, обрывки проводов, ниток, шнурков, бумаги, найденные среди мусора…

Вынесла на балкон обрезки старого шерстяного свитера. Птицы утащили их лишь перед самым завершением строительства, очевидно, выстелили тёплой шерстью дно своего гнёздышка.

Весь созидательный процесс сопровождался постоянным неторопливым птичьим бормотанием – возможно, супруги обсуждали технические вопросы устройства гнезда, при виде же других ворон принимались громко кричать – это наше дерево! занято!

Дней через десять я заметила: воронёнок мой летает в одиночестве, значит, Жемчужинка снесла яйца! Двадцать суток птичка ни на секунду не покидала своего жилища! Даже когда в самом конце апреля пошёл снег, поднялась метель и температура упала до минусовой отметки, супруги сидели в гнезде, плотно прижавшись друг другу, распушив перья, спрятав под крылья головы, всеми силами сохраняя тепло, столь необходимое для потомства.

Няма кормил любимую не менее семи раз в час. Возможно, ему было легче, чем другим будущим отцам пернатых семейств, – ведь еду в большом количестве я оставляла для них на балконе. Далеко летать не приходилось, и он большую часть времени сторожил супругу.

Жемчужинка оставалась в гнезде и когда появились на свет голенькие розовые воронята, нуждавшиеся в материнском тепле. Пройдёт ещё несколько дней, прежде чем они обрастут пухом, и тогда уже обе вороны будут беспрестанно носиться вокруг широко открытых розовых горлышек птенцов, тянущихся к родителям!

Стараясь помочь заботливым птичкам, я выносила на балкон каши, зерно, семечки…

Теперь, когда главной заботой моего воронёнка стало выращивание потомства, мы стали меньше общаться, он, практически не бывал в квартире, хотя часто вместе с подругой поджидал меня у подъезда дома. Воронёнок садился на плечо, а Жемчужинка кружила над моей головой, показывая себя во всей красе на фоне ярко-синего весеннего неба. Я бросала ей куски печенья на землю, и она доверчиво подходила к моим ногам.

Няма при этом что-то восторженно ворковал, бормотал, очевидно, пытаясь поведать мне о своей пылкой любви к пернатой половинке.

 

В такие минуты я часто задавалась вопросом – почему человек присвоил себе исключительное право на любовь? Почему он упорно твердит, что душа есть только у человека? И животное не имеет никакой ценности, по сравнению с ним? Откуда столь непогрешимая уверенность, что человек – «венец творения», «разум его единственный и неповторимый», у животных же – ни души, ни разума, одни инстинкты? Да и вообще, все они, как говорил академик И. Павлов, – обычные «механизмы»!

Разве могли бы мы, «высокогуманные существа», использовать мыслящих, чувствующих существ в качестве еды или транспорта? Нет, конечно, мы же существа «высокоразвитые и душевно просветлённые»! Несомненно, мы пользуемся механизмами!

Но так ли это? Действительно ли у животных нет души и ценность преданной собаки, способной пожертвовать своей жизнью ради хозяина, ничто по сравнению с ценностью жизни уголовного преступника – насильника, убийцы, грабителя?

А если сравнивать верность моногамных животных и птиц с преданностью человека своим возлюбленным? Кто выиграет? А может, человеку надо бы следовать высокому уровню морали, присущему животным?

Здесь, наверное, кто-то посмеётся – дескать, какая может быть мораль у животных? Ведь мораль, нравственность придуманы человеком – это всего лишь список правил поведения в обществе, который может меняться в связи со сменой идеологии в государстве. Мораль и нравственность выносятся людьми за рамки законодательств – соблюдение закона не предполагает обязательного соблюдения морали. Наказания за несоблюдение не последует, максимум – осуждение окружающих: «Он – зверь!»; «Он – животное!»; « Люди так не поступают!» – будут кричать они, совершенно не представляя, что, на самом деле, естественная природная мораль есть и в животном мире: не убивать своего, не бить лежачего! Быть верным своей подруге, воспитывать и защищать потомство!

Без этих правил не выживет ни один вид!

Мораль животных незыблема и неизменна.

И, в отличие от людей, они никогда не убивают ради развлечения! Не ведут войн внутри своего племени! Никогда не уничтожает победитель соперника даже в брачный период, когда самцы меряются друг с другом силой!

И только человек постоянно ищет врагов.

По расовым, этническим признакам, языку, полу, религии, социальному статусу, даже возрасту (!) делит он подобных себе на «своих» и «чужих»! Ненависть к тому, кто объявлен «чужим», доходит порой до кровопролитной дикости…

И тогда появляются сомнения: а действительно ли у всех людей на земле есть душа? Или планету нашу топчут биороботы (те самые механизмы) – жестокие, безразличные дикари, бездушные твари, лишённые сострадания и любви ко всему, что их окружает?

 

Знаменитая лебединая верность всегда вдохновляла поэтов, художников, композиторов. О ней слагали стихи и писали песни. Но никто ни разу не воспел воронью любовь. Ведь лебедь, по человеческим понятиям, красивая птица, ворона – «некрасивая»! Зачем же вспоминать о любви какого-то страшилища!

Тем более что людям часто нравится убивать животных и птиц только потому, что, по их понятиям, они «некрасивые, страшные, ужасные»…

Но у Бога нет некрасивых творений, и вороны, на самом деле, прекрасны!

Сколько достоинства в гордой посадке головы, походке, поведении!

Какой замечательный окрас оперения! Чёрные шапочка, крылья и хвост с зелёным, синим, фиолетовым отливом, манишка голубовато-серая, пушистые серые штанишки…

Как и лебеди, вороны моногамны: избраннику своему не изменяют, сохраняют семью не только в брачный период, но и всю последующую жизнь – во время высиживания потомства, вскармливания, обучения, воспитания…

А если случится несчастье и погибнет самец, никогда более ворона-вдова не вступит в брак, сохраняя верность любимому на всю оставшуюся жизнь! Разве это не пример настоящей любви и преданности, которой надо поучиться большей части «прогрессивного» человечества?

Моногамия свойственна многим видам животных – от мышки, совы до гималайского медведя. Супружеские измены здесь не приветствуются. Грифы, например, если уличат члена своего клана в неверности, вполне могут устроить ему хорошую трёпку!

Ворона – миролюбивая птица. Если и нападает на кого-то, то с единственной целью – защитить потомство, и разоритель гнёзд может остаться инвалидом на всю жизнь.

Птенцы же, когда подрастут, надолго останутся с родителями и будут помогать выращивать последующие поколения до тех пор, пока сами не найдут себе единственную любовь.

Но вороны слишком тщательно выбирают спутника жизни, и потому семьи, разрастаясь, иногда достигают 15-20 особей. Родители, их разновозрастные детки живут вместе, стаей, передавая из поколения в поколение полученные жизненным опытом знания. Учёные утверждают: разум вороны на уровне четырёхлетнего ребёнка, по своим возможностям не уступает разуму дельфина. Благодаря наличию у них прекрасной памяти, все обидчики остаются в «вороньей истории» навсегда: о «преступнике» будет поведано детям, внукам, правнукам…

И преследовать его вороны будут даже в другом городе!

Может ли примитивный «механизм», руководимый «одними инстинктами», так разумно действовать?

 

Внутри стаи существует сложная иерархия. Главные вороны занимают на деревьях верхние ветки. Чем важнее персона – тем выше ветка, на которой она сидит, где всё видит, всё слышит, всё знает…

Однако в плохую погоду верхняя ветка – самая невыгодная позиция. Мокнуть под холодным осенним дождём не каждому понравится, а градом и убить может.

Но никогда, ни при каких обстоятельствах главная ворона не сгонит с нижней ветки ворону-«парию», ибо уважает «чужую собственность»! Найдёт для себя другую, возможно, менее удобную, но обязательно свободную ветку!

Каждая ворона делает запасы на чёрный день.

Казалось бы, зачем важной персоне ежедневно искать себе пропитание? Разве не проще экспроприировать его у «рядовых вороньих граждан»? В голодные времена люди так и поступали – грабили тех, кто слабее.

Ворона же, даже если будет умирать с голоду, никогда не тронет припасов сородичей!

 

У большинства птиц сильно развито чувство сострадания. Отчаянный крик раненого собрата заставляет лететь на помощь к нему всю стаю. Пострадавшего, как и осиротевших птенцов, кормят все соплеменники!

Но даже эту птичью доброту и великодушие люди цинично используют в своих меркантильных целях.

Так жители Мексики, дабы не утруждать себя рыбной ловлей, калечат и привязывают к дереву пеликана. Вопли истязаемой птицы собирают стаю её собратьев. Их сочувствие пленнику проявляется не только скорбными криками, но и желанием доставить в своих сумчатых клювах питание пострадавшему – свежую рыбу.

Её-то и забирают себе «высокоморальные» двуногие «венцы природы»…

 

«Чтобы понять, есть ли у животных душа, надо самому иметь душу!» – говорил Альберт Швейцер, но большинство людей живут, словно зомби, не задумываясь, что цивилизация, которой они так гордятся, – паразитическая, существует за счёт убийства животных и уничтожения Земли. Словно пиявка, присосалось человечество к её природным ресурсам и сосёт кровь безостановочно.

Цивилизация наша бездушна и порочна – её главный принцип: сильный убивает слабого, и гибнут доверчивые народы технологически отставших государств, беззащитные старики, дети, животные и растения…

Навсегда остался в памяти лозунг, висевший в нашей школе, – на красном полотнище крупные золотом буквы: «Мы не можем ждать милостыни от природы, взять их у неё – наша задача!», так напоминавший мне ленинский призыв «грабь награбленное», лозунг, по сути, означавший: «Мы не можем ждать, когда вы добровольно отдадите ваши ценности, отобрать их у вас – наша задача!»

Как тут не вспомнить Льва Николаевича: «В безнравственном обществе все изобретения, увеличивающие власть человека над природою, не только не блага, но несомненное и очевидное зло».

 

Однажды заметила: за мной и моим пернатым семейством наблюдают две незнакомые серые вороны. Словно два шпиона, стараясь быть неприметными, осторожно выглядывали они из-за дерева. Бросила им немного зёрен. Птицы сразу не подошли – подождали, когда я удалюсь на безопасное расстояние. На следующий день в это же время вороны появились вновь. И уже ждали меня каждый день. И не две, а целых пятнадцать! И ещё небольшая стайка голодных воробьёв, ведь весна на Крайнем Севере затяжная: снег не сходит долго, лежит иногда и в мае, и пока не покажется травка, не проснутся насекомые, птичкам приходится туго.

Холод не так страшен, как голод. Сытая птичка сохранит тепло на несколько часов – до утра.

 

За воробьями к месту кормления подтянулись ещё две тощие бездомные собаки. Словно отверженные, из касты неприкасаемых, близко подходить они боялись, довольствуясь тем, что удавалось мне бросить на землю подальше от ворон.

Вскоре птицы настолько привыкли ко мне, что сопровождали каждый раз, когда я выходила на прогулку – вороны, голуби, воробьи, собаки, и даже бездомные кошки крались следом!

Кормление голодных животных вызывало у меня чувство умиротворения, радости, словно свет в душе зажигался от ощущения своей нужности, полноты бытия! Ни один сеанс психотерапевта, наверное, не имеет такого благотворного влияния! Очевидно, когда человеку плохо, тяжело, легче сострадать и заботиться о ком-то другом.

 

Мирное созерцание мной пернатых внезапно было прервано оглушительными воплями:

– О…ела! Зачем их кормишь? Мусор разводишь? Засрут весь двор! – истерично визжали две мордатые, толстые бабы, лузгавшие семечки.

– Им холодно, они живые, – робко пыталась я им объяснить, – есть хотят, жить хотят…

– Живые? Дура набитая! Их уничтожать нужно! Воздушных крыс этих да кабыздохов грязных! Чтоб людя́м не мешали жить! – заорала одна.

– А ты, что ль, не узнала эту девчонку? – взвыла другая. – Её родители – буржуи, сами в квартире собак нечистых держат – дом оскверняют! Людя́м есть нечего, а они собак кормят!

Меня всегда удивляло, почему самое преданное, беззаветно любящее, самоотверженное существо – собака, служащая верой и правдой человеку тысячи лет, может как-то «осквернить» его жилище? Осквернить своё жилище может только сам человек! Загадить квартиру, разбить электрические лампочки в подъезде, изрисовать неприличными картинками стенки, сломать двери лифта и даже оставить на полу отходы жизнедеятельности своего организма…

Но ему легче списать все проблемы на других живых существ, найти крайнего, козла отпущения, уничтожить, отравить, расстрелять…

И не принимать, ненавидеть тех, кто им непонятен, кто имеет иную точку зрения.

Если гопник, например, изнасиловал сестру, избил родителей – его не ненавидят, а принимают, жалеют, оправдывают, и даже жертв в его преступлении обвиняют, дескать, сами виноваты!

Человек же милосердный кажется им юродивым, чужим и непонятным, а всё непонятное быстро становится объектом ненависти.

 

Злобные тётки визжали так, что казалось, голова моя вот-вот взорвётся! Хотелось закрыть уши руками, а ещё лучше заткнуть орущим бабам глотки.

– Чего к ребёнку привязались, дурынды? – поспешила к нам маленькая, сухонькая седая старушка. – Птички мусорят? Да от вас мусора на несколько порядков больше! А давайте убьём всех животных в городе! А лучше везде! И людей добрых запретим! И вообще, всех запретим, кроме вас – дур горластых!

– Корми птичек, дочка! – повернулась она ко мне. – Не слушай глупых женщин! Кормить птиц – себе на добро! Издревле считалось: кормление птиц, бездомных животных – доброе дело, за него дарует Господь свою награду!

– Ага! Жди награду, в ящик скоро сыграешь – увидишь её там! – взвизгнули мордатые. – И вообще, какой Бог?! Что несёшь, старая? Нет никакого Бога! Чему будущую пионерку учишь? Религиозная пропаганда в нашей стране запрещена! Мало отсидела? По лагерю соскучилась?

И, словно одержимые бесом, тётки орали, матерились, угрожали – устроили такой гвалт, куда там до них воронам!

 

Ругань, очевидно, не понравилась и сидевшим на деревьях птицам. Во всяком случае, вороны правильно поняли ситуацию. Одна из них снялась с дерева и как бы случайно уронила недоеденную тушку крысы прямо за шиворот одной из баб…

Из последовавшего затем потока трудно переводимого, трёхэтажного мата я поняла, что объявлена ведьмой, колдуньей, сумасшедшей, врагом народа и, конечно же, вредителем, которого надо было задушить ещё в колыбели…

 

Дабы более не становиться объектом агрессивной ксенофобии, я решила кормить своих подопечных не во дворе, а в укромном месте – за сараями, где меня, возможно, никто не будет видеть. Почувствовав моё желание сохранить наши отношения в тайне, вороны соблюдали конспирацию и ждали меня только там. Я выходила из дверей школы, спускалась по ступенькам и не видела ни одной птицы. И лишь когда удалялась от здания метров на пятьдесят, меня встречала «дозорная» – некоторое время ворона следовала за мной по пятам, а когда убеждалась, что я иду в наше потайное место, летела вперёд, чтобы предупредить всю стаю: «Идёт! встречаем!»

Моё появление сопровождалось восторженными громкими криками. Птицы сидели на ветках и орали во всё горло! Словно театральные зрители, добившиеся наконец выхода любимого актёра на бис! Не хватало цветов и объятий. Впрочем, я уже была готова к тому, что скоро буду при встрече пожимать вороньи лапки. Ведь практически каждую из них я знала индивидуально. Они вовсе не были на одно лицо, как китайцы или корейцы для европейцев. Каждая птица была яркой личностью со своими неповторимыми качествами характера.

Мне хотелось, чтобы каждая из них была счастлива, наслаждалась красотой природы, вырастила бы здоровое потомство, а весной и летом защищала лес от насекомых…

Я даже давала им имена!

Старый грозный Каррр, судя по взлохмаченному оперенью и хромоте, был стариком. Сколько лет он прожил на свете? Говорят, отдельные особи живут до 60! Значит, появился на свет ещё до революции и воочию наблюдал строительство нашей мурманской железной дороги! А после интервенции и Гражданской войны видел, как огромное количество репрессированных: «вредителей», раскулаченных, осуждённых по 58-й… – узников трёх десятков (!) ИТЛ Кольского полуострова, утопая в болотах, в чудовищных условиях создавали индустрию Заполярья. Только на строительство нашего металлургического комбината пригнали тогда 15 тысяч зэков!

Косточки многих из них сейчас где-то в тундре лежат среди разваливающихся лагерных бараков да вышек вертухайских…

Знают вороны эти места…

 

Ранее на Кольском полуострове жил лишь один северный народ – саамы (лопари).

С начала 50-х бывшие политические заключённые, лишённые права вернуться в родные края, спецпереселенцы (раскулаченные советской властью крестьяне) составили основной костяк населения новых промышленных городов Кольского полуострова. От них пошли рабочие династии горняков, обогатителей, строителей, учителей…

Репрессированные по 58-й статье, как правило, были выходцами из старой, потомственной, ещё дореволюционной интеллигенции – это были носители русских культурных традиций. Благодаря их стараниям в городе начал работать самодеятельный театр, изостудия, открылась музыкальная школа.

Там я встретила своего первого учителя по скрипке – Якова Давыдовича, ставшего родным и незаменимым человеком, настоящим другом, тем самым «лучом света в тёмном царстве»! Уже в преклонном возрасте осуждённый на десять лет ИТЛ за рассказ анекдота, потерявший на тяжёлых работах здоровье, бывший скрипач одесского филармонического оркестра сумел сохранить доброжелательное отношение не только к людям, особенно к детям, но и к животным.

В крохотной комнате его барака всегда было полно спасённых от лютых морозов кошек, котят, щенков, которых он пристраивал в добрые руки, и каждый свой урок начинал со смешного рассказа из их жизни.

А каким изумительным каллиграфическим подчерком писал он задания в моём дневнике! Это были настоящие произведения изобразительного искусства! Так писать обучали только в царских гимназиях!

Яков Давыдович часто вспоминал о своих детях, ставших без него взрослыми, ждал писем от друзей, близких…

Дождался ли? Не знаю.

Во всяком случае, когда через год, после моего поступления в музыкальную школу, он умер от внезапной остановки сердца, в последний путь его провожали только ученики и педагоги.

 

В семьях старых интеллигентов, как правило, царила атмосфера благожелательности, взаимопонимания. Они резко отличались от семей бывших уголовников. Никогда ни от кого из них я не слышала мата. Даже в лагерях, стараясь не потерять человеческий облик, они оберегали себя от словесной грязи. Мат ассоциировался с большевиками, их разнузданностью, хамством и бескультурьем. Ведь культура – это прежде всего язык, отражающий видение человеком окружающего мира. Матерная ругань убивает душу, чистые слова – лечат и возвышают.

Ныне же вся современная общественная атмосфера пропитана матом. Мощным потоком льётся он с киноэкранов и театральных подмостков. А недавно один из современных «интеллигентов» – композитор (!), обратился к президенту с просьбой узаконить мат!

«Чем интеллигент старой формации отличается от современного? – задавались вопросом в анекдоте ещё в 60-е годы. – Старой формации – до синевы выбрит, слегка пьян и знает всё от Эдипа до Эзопа. Современный – слегка выбрит, до синевы пьян и знает всё от Эдиты Пьехи до иди ты на …».

Превращение России в страну победившего хамства, безвкусицы, антиинтеллектуализма есть результат многолетней борьбы, начатой большевиками сто лет назад, с русской интеллектуальной элитой! Общество настолько деградировало морально, что скатилось до уровня уголовного мира!

На матерном языке в интеллигентных семьях во времена моего детства не разговаривали, однако часто в беседах употреблялась чисто лагерная терминология.

Даже дети, не понимая смысла того или иного выражения, постоянно пользовались ею.

 

Другу старика Каррра – молчаливому, величественному и таинственному ворону, похожему на волшебника в чёрном плаще, я дала имя – Чсир*.

Почему Чсир? Слово это звучало интригующе – взрослые произносили его полушёпотом, когда спрашивали друг у друга: «Вы же тоже ЧСИР?», и, по моим детским представлениям, оно означало принадлежность к какому-то тайному ордену магов…

Две чопорные чёрные вороны были названы Ват** и Каэрдэ***. Они напоминали мне бабушкиных подруг – вежливых, гордых и немного вальяжных. Они часами втроём могли на кухне молча пить чай и пачками курить «Беломор». Им не нужны были слова, всё давно уже было пересказано за годы заключения…

– Мои товарки по Алжиру****, – представляла их бабушка.

– Бабушка, ты была в Африке? Алжир ведь находится в Африке? Вот повезло тебе! – восторгалась я. – и обезьян видела? А правда, что там попугаи в таком же количестве летают, как у нас воробьи и вороны? А почему твои подруги не негры, если у них имена нерусские? – приставала я к ней с вопросами.

– Наш Алжир в Казахстане! И не имена это, звания! Но тебе ещё рано знать об этом, всё равно ничего не поймёшь! – получала от неё в ответ.

 

---

* ЧСИР – «члены семьи изменников родины», просто родственники. Если главу семьи судила Военная коллегия Верховного суда СССР, то против жён никаких официальных обвинений не выдвигалось, никаких статей УК. Всего лишь принадлежность к семье «врага народа» каралась лагерным сроком на 5 или 8 лет.

** ВАТ – обвинение в «восхвалении американской техники».

*** Каэрдэ – КРД – контрреволюционная деятельность, как правило, эту статью предъявляли профессорам, духовенству, учителям.

^**** Алжир – Акмолинский лагерь жён изменников родины.

---

 

Таинственность, способность переместить целую страну на другой континент, вызывали у меня ещё большее уважение к возможностям «магов ордена ЧСИР»!

Была среди ворон и добрая бабушка Настенька – мне казалось, что она одета в чёрный платок и юбку. И, подобно второй моей бабушке Анастасии из далёкого Ставропольского края, носит траур по погибшим в войну сыновьям.

Ворона Настенька была подслеповата: прежде чем приступить к трапезе, она, зажав съестное тонкой старушечьей лапкой, долго исследовала оное то одним, то другим глазом, словно пыталась разглядеть «срок годности» продукта.

Подростки Кар Карррович и бойкая Воронка устраивали в воздухе весёлые спортивные игры: найдя какой-нибудь предмет, типа металлической крышки, одна из ворон взмывала с ним высоко вверх, роняла, другая же ловила его у самой земли и летела с ним в небо. Достигнув определённой высоты, бросала вниз, и вновь у самой земли его подхватывала первая ворона. Игра могла продолжаться долго, к ней присоединялись другие подростки, а всё птичье сообщество подбадривало их громкими криками, подобно болельщикам на футбольном поле. Не эту ли воронью забаву английская писательница Джоан Роулинг позже взяла в основу своей вымышленной спортивной игры квиддич, в которую так любили играть персонажи её книг о Гарри Поттере?

С помощью тех же крышек или просто на собственных попках, молодые вороны, задрав вверх голые лапки, скатывались по скользким крышам вниз, словно дети с горки.

А если бы в сообществе ворон устраивались олимпийские игры, чемпионом по спортивной гимнастике наверняка стала бы ворона Варенька. Её любимой забавой было сесть на провод линии электропередач и, крепко держась за него лапками, словно за перекладину на турнике, сделать вокруг него десяток вращений. Затем ворона замирала на несколько секунд головой вниз и камнем падала на землю. В такие минуты мне казалось, что Варя решила покончить жизнь самоубийством. Но когда до земли оставалось буквально несколько сантиметров, она резко взмывала в небо. Иногда кроме Вареньки подобное творили и другие вороны, группами и даже синхронно! Разве не похожи эти действия на командные спортивные состязания?

А купание ворон в снегу вы когда-нибудь видели? Удивительнейшее зрелище! Свежевыпавший, ещё пушистый слой снега вызывает у птиц желание принять снежную ванну, дабы очиститься от паразитов. Разбежавшись, сложив крылья и вытянувшись струной, словно ныряльщик в бассейне на мостике, вороны по очереди подпрыгивали и погружались в глубокий, рыхлый сугроб. Сантиметров через сорок выныривали, отряхивались, как собаки, и вновь становились в очередь на снежное погружение.

За всё время моего общения с воронами я ни разу не видела с их стороны агрессии к другим животным.

Даже когда они хотели отобрать еду у кого-либо, проделывали это с юмором. Так, заметив кота с мышью в зубах, одна из птиц подкрадывалась к нему сзади, дёргала за хвост. Кот в ярости оборачивался, бросался за ней, а в этот момент другая ворона «реквизировала» у него мышь.

Такой же трюк они могли проделать с собаками, сороками,\ и даже лисами.

Однажды наблюдала, как ворона, сидя на дереве рядом с помойкой, дразнит кошку: только мурлыка подойдёт к мусору, ворона совсем по-собачьи: «Гав!»

Кошка в испуге шарахнется, забьётся в укромное местечко, а потом успокоится, осмотрится, увидит, что собаки нигде нет, и снова подбирается к помойке… А ворона опять: «Гав!» – и кошка пускается наутёк… Так продолжается очень долго…

 

– Какие забавные птицы! Весёлые и сытые! – услышала я однажды за спиной голос той самой доброй старушки. – Вижу, любят они тебя! Животные и птицы вообще отзывчивы на добро!

Она достала из кармана пакетик с зёрнышками.

– Вот, смотри, как надо: кормишь и молитву читаешь: «Сыплю птицам небесным зерно, творю себе во всём добро. Как Господь милостив птиц небесных питает, так Господь и меня не забывает. Благослови меня, Господи. Благодать Свою даруй, спаси, и сохрани. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

А вообще-то надо молиться за всех – и за живых, и за мёртвых, спасти не только себя, но и родных, и даже чужих. Не по-христиански думать только о себе одной.

– А нас в школе учат, что Бога нет! – заявила я. – И человек произошёл от обезьяны!

– Если учителя твои произошли от обезьяны, это не значит, что и ты от обезьяны. Относись ко всему критически! От Бога ты или от обезьяны, сама решай! Я смотрю, у тебя здесь не только вороны, но и воробышки, и голуби…

А ты знаешь, что голубь – символ Духа Святаго, доброты и чистоты?

Голуби вымаливают у Господа грехи усопшего. Когда они клюют, то как бы кланяются за него, идёт очищение грешной души. Так что, когда кормишь, поминай усопших. И птички сыты, и душам облегчение. Вот так: поминайте, милые птички, душу усопшего раба Божия Александра!

– Поминайте, душу усопшего раба Божия Александра! – повторила я за ней и удивилась: – Раба Божьего Александра? Моего дедушку Александром звали! Откуда вы знаете? Я же сама его никогда не видела…

Лицо старушки сморщилось, голос задрожал:

– Знаешь, сколько невинно убиенных Александров было после революции? Тысячи! Александром звали и моего мужа. Священником был. За веру пострадал. Расстреляли его ещё до войны.

– А у нас в семье есть ещё усопшие рабы Божии, – вспомнила я фотографии на стене бабушкиной комнаты. – Вадим, Пётр, Михаил, Алексей, Владимир – у моей бабушки было пять братьев!

– Знаю, девочка, Царство Небесное мученикам… И бабушку я твою знаю. Она тоже – ЧСИР!

А насчёт того, от Бога ты или от обезьяны, подумай! Разве не стало бы жить намного легче и теплее, если бы каждый отдавал другим (неважно, животным или людям) хотя бы маленькую частичку своей души? Если есть в этой душе любовь и сострадание, значит она от Бога, ибо Бог есть Любовь!

 

Встреча со старушкой мне запомнилась на всю жизнь. Странная она была, необычная… Волосы на голове белые, как снег, отливали золотом, а глаза голубые, бездонные, светлые, словно осколки небес, поражали какой-то нездешней, потусторонней безмятежностью. И голос её звучал мягко, искренне, спокойно и неторопливо, совсем не так, как говорили в то время в школе или по радио про «передовиков производства», «отличников соцсоревнования», «догоним и перегоним Америку»…

Где в те времена я могла услышать столь проникновенные слова о Боге, о вечном, о Духе Святом?

Порой встречаются люди, после беседы с которыми понимаешь, что не всё плохо в современном мире. И люди-то эти не великие: ни чинов, ни званий не имеют, а души у них чистые, добрые, светлые! Уходят они, а частичка тепла их с тобой остаётся. И так спокойно на душе становиться, словно ангела-хранителя встретил воочию.

 

Часть 3

 

Аз Бога Ведаю Глаголю: Добро Есть Жизнь.

Кто делает добро, тот от Бога; а делающий

зло не видел Бога.

[3 Ин.,11]

 

Весна на Кольском полуострове долгая, холодная, с мокрым снегом и дождями. В середине мая на обочинах дорог ещё лежат большие, но уже почерневшие сугробы. А на проталинах появляются первые, похожие на золотые монетки цветочки мать-и-мачехи; улыбаются прохожим маленькие солнышки – одуванчики.

Весна, какой её привыкли наблюдать жители южной и средней полосы, длится на Крайнем Севере всего две недели.

Лишённые возможности наслаждаться буйным весенним цветением яблонь, груш, вишен, северяне бесконечно рады самому скромному цветочку, распускающимся рябинам, берёзкам в серёжках…

В полночь 31 мая многие, по традиции, выходят на балкон, чтобы крикнуть: «Здравствуй, лето!»

Ничего страшного, если в это время идёт снег – мы и лето перезимуем!

 

– Итак, Бог есть Любовь? – спрашивала я своего ангела-хранителя в лице доброй старушки, ставшей постоянным свидетелем моих тайных свиданий с птицами.

Она приносила им зерно, семечки, и мы часами беседовали с ней о нашем Создателе, мироздании, людях, животных…

Старый, полуразрушенный барак неподалёку от моего дома укрывал нас от пронизывающего холодного апрельского ветра.

Таких бараков были сотни на окраинах молодого города. Строительство жилья при Хрущёве велось активно, и люди, постепенно покидая свои временные ветхие убежища, бросали старую рухлядь, некогда служившую им мебелью.

Мы устроились на скамейке у хромого, трёхногого столика – сыпали на него семечки, зёрнышки, крупу… Птички доверчиво копошились рядом и даже клевали с рук.

 

– Бог создал людей и животных – для чего? Для любви? Ведь животных нельзя не любить – они замечательные! – пытаясь разобраться в секретах мироздания, закидывала я свою собеседницу вопросами. – Но тогда почему Бог разрешает человеку их убивать? Ведь животные страдают, им больно! Неужели Бог создал их для того, чтобы они мучились? Ведь всё живое хочет жить!

Если Бог есть Любовь, то никто страдать не должен!

Почему Он не запретит людям охотиться на животных, убивать их, есть, издеваться?

Животные кричат, мычат и плачут, когда их убивают, им больно и страшно!

Где Бог, когда унижают и уничтожают его творения?

И почему Он разрешает людям убивать друг друга? Почему Он не защищает тех, кто слаб?

А если не запрещает, значит нет никакой любви? И на самом деле Бог…злой?

Или Бога в этом мире нет?

И если человек действительно произошёл от обезьяны, то от кого произошла обезьяна?

От кого произошли кошки, собаки, птицы, лесные звери?

А если обезьяна, от которой произошёл человек, произошла от другого животного, значит люди и животные – родственники?

Но тогда потому люди убивают своих родственников?

– Не торопись и не греши. Ты задаёшь слишком много вопросов.

Есть у православных молитва: «Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого».

А в Библии написано так: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою. И образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных…»

И поэтому ты права – всё живое родственно друг другу, ведь Творец-то один, да и творилось всё из одного материала – праха земного!

Бог создал и растения, и животных, и человека – в его планы не входило создание убийцы! И Создатель наш запрещает любое убийство: основная заповедь – не убий! – объясняла она мне. – Человеку предназначалась быть наместником Бога на прекрасной земле – как в Царствии Небесном, все должны были жить в мире и любви… И животных, по Его замыслу, человек не должен был убивать, поедать!

В Библии сказано: «Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так…»

Но Создатель предоставил человеку свободу выбора…

И вот тут-то случилось несчастье! Люди, по наущению Змия, отведали запретный плод – предали Создателя, стали на сторону сатаны. И тогда всё изменилось: с грехопадением человека животные превратились в его пищу!

– То есть из-за того, что первые люди попробовали какой-то плод, Бог выгнал их из рая? – удивлялась я.– Всего-навсего маленький плод вроде яблока? И после этого вдруг так изменился мир? Да что же это за яблоко было такое?

– Дело не в том, что они съели плод, а в том, что ослушались Бога, грех совершили!

– Но почему Бог не простил людей? Ведь они были ещё совсем юными, как дети. Вот если ребёнок проказничает, родители его наказывают, а потом всё равно прощают, не так ли? – изумлялась я. – Не верю, что они съели какой-то запретный плод. Тут должно быть что-то другое, не плод, нет!

Очевидно, они не просто ослушались, а пошли на страшное преступление!

И, возможно, наша земля, есть тюрьма? Или тот самый ад, куда отправляют преступников, грешников на исправление?

Старушка отрешённо смотрела в пространство, словно мысленно беседовала с кем-то, потом ответила:

– Свет пришёл в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы… Бог ждёт, когда души людские проснутся…

– Нет, тут что-то не так, здесь какая-то тайна, которую обязательно надо разгадать! – повторяла я про себя.

 

С моей новой знакомой я могла толковать по душам, не опасаясь, что разговор наш на запретную в ту пору тему религии будет известен посторонним. Несмотря на более чем полувековую разницу в возрасте, эта женщина стала для меня той самой закадычной подругой, которую я так и не смогла найти среди своих сверстниц. С ней было интересно, легко, непринуждённо. Она обладала огромным запасом знаний, с лёгкостью могла ответить на мучившие меня вопросы, на которые невозможно было найти ответ не только в доступных мне книгах, но и у взрослых.

Голос доброй старушки был спокойным, убаюкивающим, словно она мне на ночь сказки рассказывала. И это благотворно сказывалось на моей измученной школой нервной системе.

Родителей мы с братом видели мало. Они уходили на работу ранним и очень тёмным утром, а возвращались поздним и ещё более тёмным вечером, когда мы уже собирались ложиться в постель.

В те времена (до 1967 года) рабочая неделя была шестидневной, с одним выходным в воскресенье. Его ждали с нетерпением. С раннего субботнего утра по радио во всех квартирах одновременно звучала одна и та же бодрая песня, словно включалась какая-то программа воздействия на психику:

 

У каждой работы, имеется срок!

Суббота, суббота – хороший вечерок!

Не тратя ни минуточки, встречаю выходной,

на одного три удочки, а рыбки ни одной!

 

На самом деле, я не знала никого из своего окружения, кто бы ездил на рыбалку в тот единственный, драгоценный выходной, когда нужно было успеть сделать всё…

И, конечно, ни о каких глубокомысленных обсуждениях глобальных проблем существования человечества с родителями, занятыми исключительно хозяйственными вопросами, речь уже не шла – на это просто не хватало времени.

Моя родная бабушка была слишком замкнутой, молчаливой, не любила наших наивных, неосознанно провокационных детских вопросов, типа:

– Правда ли, что, когда на свете не было Ленина-Сталина, все люди голые ходили и почти никогда не ели?

Или

– Если Ленин глотал хлебные чернильницы, значит и в туалет ходил, как все люди? А может, Ленин-Сталин не люди?

– А кто главнее – Ленин? Бог? Или Сталин?

Конечно, этот детский лепет звучал кощунственно по отношению к коммунистическим вождям – «лучшим, чистым, светлым, незапятнанным, мудрым, солнцеликим», которые, если и оправляли свои естественные потребности, то исключительно фиалками с розами.

Ответов от бабушки мы не получали – она резко прерывала разговор, понимая, что детское простодушие однажды может обернуться нечаянной антисоветчиной с весьма негативными последствиями для всей семьи. Она прекрасно знала: школьные преподаватели обязаны следить за идейной атмосферой в семье учеников и брать на заметку все их неосторожные высказывания. Почти как в антиутопическом романе Оруэлла, Партия следила за всеми, даже за детьми – «будущими строителями коммунизма», подвергая их идеологической обработке с самого раннего возраста.

До сих пор со стыдом вспоминаю, как однажды я горько обидела бабушку, спросив:

– Твои братья на фотографиях нарядно одеты, почти как буржуи-капиталисты в учебниках. Они тоже были богачами-бездельниками, отбиравшими у народа хлеб?

И прежде чем дверь бабушкиной комнаты с треском захлопнулась перед моим любопытным носом, я получила резкий, ироничный ответ:

– Запомни: твоим прадедом был очень бедный крестьянин Иванов Иван Иванович, который всю свою жизнь с зари до зари ходил за сохою – землю пахал!

И ещё совет: меньше вопросов учителям. Есть хорошая поговорка: «Молчание-золото».

Несмотря на юный возраст, я и сама в то время инстинктивно понимала: спрашивать учителей ни о чём нельзя, хуже будет.

На вопросы, касающиеся политики, существовало негласное табу.

Все понимали – нельзя высовываться, нужно молчать, сидеть тихо, ободрять или ругать кого-либо только по команде. Если спрашивают, отвечать так, как требуют педагоги. «Говорить ложь и верить в неё». Никаких своих убеждений не демонстрировать, всё равно от тебя ничего не зависит. Большой брат может наказать не только за нечаянные проступки, но и за неправильные мысли.

Помню, случилась однажды неприятность: мальчишки на перемене, играя в снежки, нечаянно закидали ими бюст Ленина, стоявший перед входом в школу. Залепили глаза, нос, уши, а на голове у гипсового лидера коммунистов образовалась бесформенная снежная шапка. Выглядел пролетарский идол в этом снежном наряде достаточно комично.

– Кто?! Это?! Сделал?! – с гневными воплями выскочила на улицу наша классная руководительница.

– Немедленно! Сейчас же! Почистить Ленина! – топала она в истерике ногами.

Испуганные мальчишки бросились сметать снежки, и вдруг вместе с мокрым комком снега у вождя мирового пролетариата, как у сифилитика, отвалился кусочек гипсового носа…

– Немедленно! Родителей в школу! Без них не появляться, хулиганы! Негодяи! – визжала и бесновалась бывшая лагерная надзирательница с искажённой от гнева физиономией.

Господи! Какой же ужас был на лицах отцов этих озорников. У бывших солдат, совсем недавно одолевших Гитлера, тряслись челюсти! Страх перед репрессивной государственной машиной был чрезвычайно сильным: ведь за осквернение памятника вождю могли и политическую статью пришить.

Плакали и клялись никогда более не совершать надругательств над коммунистическими фетишами несчастные мальчишки во время разборки их поведения на всеобщем школьном собрании!

Зажмурить бы глаза, заткнуть уши, но только не видеть этого подлого и уродливого унижения человеческого достоинства!

Мальчишкам повезло: во времена хрущёвской «оттепели», скульптуры партийных лидеров уже не вызывали всеобщего священного трепета.

Ведь в это самое время, после XXII съезда Партии, «по многочисленным просьбам трудящихся» началось массовое переименование городов, стадионов, предприятий, учреждений – всего, что носило имя «тирана и деспота» Сталина.

По ночам с улиц и площадей исчезали скульптуры бывшего «отца народов». Их разбивали на части, закапывали в землю, топили в воде, увозили куда-то, привязав тросами к трактору…

Однажды, будучи в походе «за красотами родной природы», наш отряд наткнулся в лесу на огромную свалку, из которой торчала, засыпанная по пояс мусором, фигура Сталина, зорко зрящего в «светлое будущее всего человечества».

Совсем недавно она олицетворяла всемогущее божество, ныне низложенное до уровня убийцы и преступника!

Так и хотелось подойти, погладить его снисходительно по голове, спросить:

– Ну как вам тут, на свалке истории, Иосиф Виссарионович? В вас ведь тоже нельзя было снежками кидаться, и даже за одну мысль – плюнуть в вашу сторону, можно было горько поплатиться…

Говорят, год спустя гипсовая фигура вождя полностью скрылась под слоем мусора…

Массовая компания «по развенчанию культа личности Сталина», когда уничтожались картины, гобелены, посуда, скатерти с его изображением, нередко представлявшие художественную ценность, порой доходила до абсурда.

Местные партийные бонзы, ещё недавно дружно певшие вождю осанну, стараясь выслужиться перед начальством, в угаре разрушительной вакханалии приказывали рубить художественные работы топором на плахе.

Уничтожители памяти «лучшего друга детей» буйствовали и в школах.

Почти три года каждое утро я видела над входом в актовый зал совершенно безобидный лозунг: «Желаю пионерам и школьникам здоровья и успехов в учении, труде, общественной работе!»

Внизу – подпись и профиль Сталина.

Но однажды на месте этого профиля вдруг появилась белая пятиконечная звезда, жирно намалёванная масляной краской. А когда через пару дней краска высохла, сталинский профиль чётко проявился под звездой. И тогда лозунг быстренько стыдливо убрали….

Это происшествие не вызвало никаких эмоций у школьников. Никто ни о чём не спрашивал. Лучше промолчать и сделать вид, что не понимаешь, в какие игры играют взрослые. Нас учили быть конформистами…

Лишь однажды я видела душевную бурю, оставшуюся в моей памяти на всю жизнь.

Как-то соседка ёрничала, спрашивая бабушку:

– Вы сидели при Сталине, не так ли?

Бабушка молча кивала в ответ.

– И вы плакали, когда Сталин умер?

Бабушка кивала утвердительно.

– Плакали, потому что плакали все. Не заплачешь – снова посадят! Таки я вас обрадую и поздравлю! Сталин оказался врагом народа! Теперь всех, кто плакал, будут сажать!

Бабушка, казалось, онемела и с ужасом, не мигая, смотрела куда-то в пространство. Она, и правда, поверила, что за ней снова приедет ночью чёрный воронок, снова отправят её в холодные казахские степи и она никогда не увидит, как вырастут её внуки, как никогда не увидела, как вырос её сын, умерший от ран уже после войны, в июне 1945 года, в Югославии.

Отчаяние беспомощного, загнанного зверя – вот что было в её глазах в ту минуту.

Казалось бы, с культом личности Сталина в самом начале 60-х было покончено, но именно в те годы необычайно усилился культ «доброго дедушки Ленина» – «вечно живого вождя мирового пролетариата», дело которого «загубил злой, плохой Сталин»!

Да! Да! Это он! Сталин всё испортил! Сталин во всём виноват! А Ленин – хороший, добрый и очень любит маленьких детей!

С младенческого возраста нам читали «жития святых» – рассказы о семье Ульяновых, ставили в пример доброго, умного, справедливого юного Володю, мгновенно превращавшегося в «дедушку Ленина» и ходившего к детям на новогодние ёлки, совсем как Дед Мороз.

На экранах кинотеатров появлялись всё новые и новые фильмы, издавались массовыми тиражами книги с легендами из его жизни, и каждый ребёнок, если бы его разбудили среди ночи, не задумываясь, отчеканил бы:

– Ленин – ум, честь и совесть нашей эпохи! Живее всех живых! Ленин и Партия – близнецы и братья!

Памятники коммунистическому вождю ставили даже в самых глухих деревнях с населением в десяток жителей. Везде висели портреты, бюсты, лозунги: «Партия наш рулевой»; «Знамени Партии свято верны!»; «Мы говорим Ленин – подразумеваем Партия, мы говорим Партия – подразумеваем Ленин!»

Коммунистические идеологи создавали образ не человека, а божества, которому обязано было поклоняться всё население советской страны.

На мой детский взгляд, взрослые тогда делились на тех, кто «видел Ленина живым», и тех, кто видел его «в гробу» – то есть в Мавзолее.

Поклониться «святым» мощам в те времена было наиглавнейшей задачей туриста по прибытии его в столицу.

– Вы в Москве были? Ленина видели? – затаив дыхание, спрашивали соседи, как только мы с родителями возвращались домой после летних каникул.

«Грех нарушать покой мёртвых! – довольно смело для того времени отвечал им отец. – Я не настолько сумасшедший, чтобы заставлять малолетних разглядывать труп».

Когда же в сочинении «Как я провела лето» (а это было единственное время, неподконтрольное учителям, и все «неправильные мысли», изложенные в опусах «будущих строителей коммунизма», вероятнее всего, отсылались вышестоящему начальству) я описала свой восторг от посещения Красной площади: Успенского Собора, Василия Блаженного, Царь Колокола, Царь Пушки.

Учительница возмутилась:

– А про Мавзолей почему в твоём сочинении ничего нет? Неужели, когда ты любовалась храмами, у тебя не возникло желания поклониться вождю, сделавшему наш народ, и лично тебя, счастливыми?

Конечно, отвечать ей словами отца было нельзя, и я быстро сообразила, как вывернуться:

– Мы же в Москве проездом были. Всего один день. Очередь посмотреть на Ленина была очень большая, медленно двигалась, а мы на поезд опаздывали!

Учительница просветила меня долгим рентгеновским взглядом и сурово изрекла:

– На будущее, передай своим родителям мою настоятельную рекомендацию! Настоятельную! – подчеркнула она приказным тоном. – Отвести тебя в Мавзолей! Ты же будущая пионерка!

– Как можно побывать в Москве и не сходить в гости к Ленину?! – долго ещё сетовала она и бормотала что-то возмущённое себе под нос.

Никто тогда не спрашивал у детей, хотят ли они быть пионерами. Само собой подразумевалось, что пионерами хотят быть все. Ведь советский человек, не прошедший традиционный путь от октябрёнка до комсомольца, становился изгоем и впоследствии мог иметь массу жизненных проблем.

Впрочем, каждый советский ребёнок, с ранней прививкой пламенной любви к божественному Ленину, обязан был также пламенно полюбить созданную им коммунистическую партию!

Так на подсознательном уровне в детстве закладывались мировоззренческие стереотипы, ставшие для многих уже во взрослом возрасте непреодолимым препятствием для беспристрастного анализа и осмысленной оценки исторических событий.

Но перед нами – подростками начала 60-х – был яркий пример падения другого божества – Сталина – «великого лингвиста, физкультурника, корифея всех наук, великого полководца, вождя мирового освободительного движения, отца народов…», в одночасье превратившегося во «врага», «вредителя», «кровавого деспота, душевнобольного параноика и фальсификатора истории».

И чем сильнее был идеологический пресс, чем больше было в пропагандистских речах о Ленине, партии, коммунизме лживого пустословия, бахвальства и трескотни, тем прочнее укреплялась в нашем сознании тайная уверенность в том, что пройдёт немного времени и культ Ленина лопнет, как мыльный пузырь, и поволокут его памятники бульдозерами на мусорные свалки…

 

Однако в те годы мы старались не говорить о политике, ничего не обсуждать, никому не доверять, изучать труды вождей, повторять, как мантру:

– Наша цель – коммунизм. Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!

– Народ и партия – едины! Учение Маркса всесильно, потому что верно!

Ибо усомнившийся в коммунистических постулатах превращался в вероотступника, отщепенца, диссидента, еретика, которым тут же интересовались комиссары «святой инквизиции» в лице КГБ (ЧК, НКВД), ведь уклонение от линии правящей партии не переносил ни один тоталитарный режим.

Свободомыслие наказуемо! На костёр!

Не веришь в коммунизм? Безумец? В психушку!

«Контру», «двурушников», «политических проституток», «вредителей» и тому подобных «ведьм» искали среди «вражеских сословий». Но аристократы, буржуазия, дореволюционная интеллигенция к этому времени были уже практически уничтожены.

Где искать врагов? Несомненно, среди тех, кто выделялся внешне – среди «безродных космополитов», «моральных уродов» и «тунеядцев», как называли тогда стиляг – первых советских неформалов, у которых однажды, видимо, от длительного излишнего идеологического давления сорвало в голове «предохранительный клапан».

Одеваешься не как все? Узкие брюки носишь? Галстук оранжевый? Ботиночки на толстой подошве? Музыку слушаешь не про вождя? В саксофон дуешь?! Всё ясно: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь!»

На неугодных вешали ярлыки – так легче было натравить обывателей, дабы избавиться от этой «вредной опухоли общественного организма».

 

Ох уж эти стиляги – цветастые попугайчики среди всеобщей обыденной серости – дети хрущёвской «оттепели»! Они не были борцами, ниспровергателями устоев, разрушителями идеологии. Им всего лишь хотелось одеваться так, как им нравилось, и слушать музыку, которая им нравилась. Но власти опасались: вдруг, наслушавшись джаза, буги-вуги, твиста, рок-н-ролла, стиляги усомнятся в правильности курса компартии?

И поэтому их травили в прессе, называли «плесенью», «мусором», выгоняли из вузов.

Их вылавливали на улицах и танцплощадках «бригадмильцы» (бригады помощи милиции, позже переименованные в народные дружины), рвали яркие рубашки, распарывали узкие брюки, стригли волосы.

Их били хулиганы и уголовники (считавшиеся «социально близкими» большевикам), убеждённые в том, что стиляги – враги советской власти наравне с вредителями-контрреволюционерами.

Но стиляги были абсолютно аполитичны – это был протест формы, не содержания!

Пройдёт три-четыре года, и сметёт их ураган «битломании»…

В самом начале 60-х, когда мода на стиляг в столицах уже ушла, она наконец докатилась до нашего Крайнего Севера. Местных стиляг было немного – человек двадцать.

Двумя этажами выше меня жил Витька Милославский – тощий, нескладный, очень высокий парень лет на пять меня старше, но казавшийся мне в ту пору взрослым дядей, одетым в костюм клоуна.

Старые лыжные ботинки с приклеенной к ним толстой желтоватой каучуковой подошвой, на которой напильником были выпилены зубцы, узкие брюки дудочкой, широкая цветастая рубаха, размалёванная яркими пальмами, чёрные очки на носу… Ничего из этого не продавалось в магазинах, всё было сделано, сшито и покрашено собственными Витькиными руками.

Меня он не замечал. Встречаясь в подъезде, проходил гордо мимо, не удостаивая «мелочь» вниманием.

Лишь однажды, когда, пытаясь уйти от своих школьных преследователей, я провалилась в глубокий сугроб по плечи и не могла выбраться, Витька выдернул меня из снежного плена за воротник пальто:

– Аккуратней надо, малявка, так и утонуть недолго.

Однако и после этого случая он продолжал меня не замечать.

Витька не расставался с гитарой, которую ему подарил отец, вернувшийся из мореплавания. Видимо, родитель сей и привёз сыну пластинки с записями рок-н-ролла Элвиса Пресли, Чака Берри…

«Твист эгейн, твист эгейн, лайк ви дид ласт саммер…» – раздавалось в нашем подъезде нестройное мальчишеское пение – слабая попытка подражать тогдашнему американскому «королю твиста» Чабби Чекеру.

Но, несмотря на фальшь, расстроенную гитару, музыка эта, захватывая своим драйвом, заставляла слушателя дёргать в такт руками, ногами и даже кивать головой. Она звучала вызывающе, как прорыв в серой коммунистической обыденности с её бесконечными колхозными частушками и торжественными хоровыми одами: «Партия– наш рулевой!»

Было в ней что-то освежающее, дикое и привлекательное. Словно весенний ветерок, предвосхищавший оттепель.

Впрочем, эта музыка нравилась не всем. Время тогда было хулиганское – на наших улицах царствовала шпана.

 

Однажды, возвращаясь из школы, я увидела, как в подворотне нашего дома какие-то явно уголовные типы, вцепившись Витьке в волосы, с наслаждением уродовали ножом его роскошный чуб.

В одном из них узнала старшего брата Пашки – ненавистного мне соседа по парте.

Два других гопника ломали гитару, рвали струны, били о стену.

Жалобно, словно живое существо, застонала она, когда от неё отвалился гриф.

Ненависть их к Витьке была настолько сильной, что, казалось, был бы у них пистолет – расстреляли бы они на месте парня. Пистолета не было, но был нож, и они располосовали его рубаху, распороли брюки так, что видны были Витькины голые ноги.

– Ещё раз в этом наряде тебя увидим, глаза выколем, башку отрежем, – крутили бандиты перед его носом остриём ножа, – гнида ты западная!

А затем вразвалочку, медленно, с чувством выполненного долга удалились, оставив мальчишку вытирать снегом кровь из разбитого носа.

Чтобы не видеть Витькиного унижения, я бросилась собирать обломки гитары.

– Оставь, уже не склеишь, – пробормотал он.

– Очень даже можно! Гриф цел, струны найдём!

– Ты не поняла: гитару склеить можно, – едва сдерживал слёзы этот гордый парнишка, – а вот душу… уже вряд ли.

 

Пару дней спустя мы с ним вновь встретились в подъезде. Словно возродившийся из пепла феникс, он был великолепен в своих новеньких узких брюках, начищенных ботинках на толстой подошве и широком пиджаке с короткими рукавами поверх ярко размалёванной рубахи. О недавних неприятностях напоминал лишь фингал под глазом, спрятанный под чёрными очками, и припухшая верхняя губа.

На сей раз Витька не пробежал мимо меня, притормозил:

– Послушай, малявка, давно хотел сказать: ты птичек кормить ходишь к баракам – от тёток прячешься. Не подумала, что это может быть опасно? Столько шпаны, уголовников, бандитов в городе!

– А где же ещё мне птиц кормить? – озадачилась я.

– Знаешь, мы с ребятами теперь будем репетировать здесь, в подъезде – на четвёртом этаже. Отсюда видно всё. Если кто-нибудь приставать будет, свисти. Прибежим.

– Я свистеть не умею!

– На, держи! – сунул он мне в руку настоящий милицейский свисток.

С тех пор я знала, есть у меня защита! И хотя с трудом представляла, чем мне мог бы помочь против уголовников тщедушный Витька с парой его таких же худосочных друзей, радовалась: судьба моя кому-то небезразлична! А это значит, не такое уж я ничтожное, никчёмное создание, в чём пытались убедить меня школьные преследователи!

Теперь, как только я усаживалась за наш уродливый столик и птички слетались ко мне, со стороны дома доносился голос Витьки: под дребезжание гитары-инвалида он пел необычный для стиляг романс про голубей:

 

Не спугните… Ради бога, тише!

Голуби целуются на крыше.

Вот она, сама любовь ликует –

Голубок с голубкою воркует.

 

Это был пароль, знак от Витьки:

– Мы здесь, присматриваем, не волнуйся.

А птицы садились мне на голову, плечи и охотно брали зерно с ладони…

 

– К недоброму человеку и голубь не летит, говорили раньше на Руси, – очнулась вдруг после долгого молчания моя собеседница,

– Голубь – птица Божья. Символ чистоты, невинности, верности, любви!

У голубя невероятные способности! Поклевав малую толику зерна, он способен пролететь без отдыха полторы тысячи километров, преодолевая все возможные преграды – дожди, ливни, штормовые ветра!

– Возможности этой птицы помогли Ною узнать, сходит ли вода после всемирного потопа.

Долго летал голубь над водными просторами, но всё же нашёл землю и вернулся в ковчег со свежим масличным листом в клюве! Мог ли он остаться на земле и не вернуться к людям?

Нет! Голубь все преграды преодолеет, но вернётся домой! Такова степень его верности!

А во время крещения Иисуса Дух Святой сошёл с небес в виде голубя!

Голубь указывал людям места для постройки храмов, а уж если садился на кого-то, это был знак избранничества…

– Почему же сейчас их не любят, называют воздушными крысами? – удивлялась я.

– Крысами их стали называть после революции. Новая власть боролась с религией. Потому и лишила голубя религиозного ореола. Увлечение голубями называли дворянской прихотью.

Обвинили в том, что они – «разносчики заразы», и по этой причине практически полностью уничтожили в Ленинграде и Москве. А незадолго до войны вдруг вспомнили. что голубь может быть средством связи на случай военных действий. Стали вновь возрождать голубятни.

– И называть «птицами мира»? – вспомнила я.

– Нет, так их стали называть совсем недавно, когда перед фестивалем молодёжи и студентов специально привезли в Москву на разведение. Кончился фестиваль, и снова голубь превратился во «вредителя», снова убивать его стали.

– Как же жаль птиц! Почему люди столь жестоки? – была готова разрыдаться я.

– Кстати, а ты знаешь, что на фамильном гербе твоей бабушки изображён голубь с веточкой в клюве на серебряном щите?

– Какой ещё фамильный герб? – удивилась я. – Мой прадед – крестьянин! У крестьян гербов не было!

– Это тебе бабушка рассказала? Да она просто вас, внуков своих, жалеет, не хочет, чтобы вы стали когда-нибудь объектом преследования. Ведь такого ужаса, произвола, насилия и беззакония, какие пережило наше поколение, трудно даже себе представить! Сколько жизней, судеб загублено!

Но я не одобряю её решение. Никто не должен забывать свою историю, своё прошлое, иначе трагедия повторится. Тебе нечего стыдиться: в бабушкином роду были военачальники, путешественники, первооткрыватели, учёные…

Разве можно стыдиться Пушкина, Толстого, Тургенева, Чайковского, Мусоргского, Рахманинова?..

Все они из дворянского сословия! И всё то, что создала русская аристократия, есть важная часть нашей культуры, нашей истории.

Ты, наверное, знаешь, что аристократов называли благородными? А это значит, что человек рождался во благо – для свершения хороших, благих дел. Многое они сделали для России!

И не верь сказкам, что все они были «эксплуататорами». Это односторонняя и предвзятая точка зрения.

Аристократы – лентяи, бездельники, конечно же, были, как и в любом сословии. Лермонтов называл их аристократической чернью! Но большая часть дворян служила, ведь дворяне – служилые люди! Не служить считалось позором! Праздность – преступлением! Вспомни Толстого. Петра Первого – они все трудились физически и радовались возможности собственными руками преобразовывать мир!

А во время войн дворяне защищали отчизну: стояли рядом с простыми солдатами, не отделяя своей судьбы от судьбы России! И не гнулись под пулями!

Главное для аристократа – кодекс чести:

Не проходить равнодушно мимо того, кто слаб, кто нуждается в помощи!

Не прогибаться под властью, не изменять своему слову, не предавать своё мнение в угоду кому-либо…

Изменить себе означало потерять честь! А честь для дворянина – жизнь! Не деньги, не состояние, аристократ и без денег останется благородным!

– Это почти как Витька Милославский, да? – спросила я. – Его избили, обещали убить, а он всё равно ведёт себя так, как считает нужным!

– Приблизительно так!

– А когда меня чуть не завалило снегом, он был единственным, кто мне помог!

– Да? Значит Виктор твой действительно благородный человек!

– Кодекс чести вырабатывался столетиями, – продолжила она, – передавался из поколения в поколение, и дворянство впитывало его с пелёнок! Но революция нарушила связь времён.

Вместе с уничтоженным сословием был уничтожен целый культурный пласт! Ушли в прошлое понятия чести, и милосердие ныне не в почёте! Боятся вступиться за слабого! Боятся иметь личное мнение, боятся высказываться! Гордость пропала – налицо психология трусов и моральная деградация!

 

А ведь каждому убитому, каждому безвинно замученному Бог предназначал свою миссию. Никто не рождается просто так – ни человек, ни животное. Именно поэтому – не убий! Уничтожение отдельного вида приводит к разрушению всего мироздания.

– Это как? – не поняла я.

– Представь себе красивое, совершенное здание, которое вдруг некий глупец решает «сделать ещё красивее»! И начинает выламывать из этого строения кирпичики. На стенах появляются трещины. Но глупец не останавливается – продолжает ломать до тех пор, пока всё здание не рухнет и не погребёт его под своими обломками!

Быть может, ты слышала, как несколько лет назад в Китае Мао Цзэдун, по примеру Хрущёва, решил «догнать и перегнать Америку»?

– Каким образом?

– Совершить «большой скачок» в экономике!

А для этого, по мнению китайских вождей, надо просто «избавиться от вредителей»!

-И кто же в Китае оказался «вредителями»?

– Комары, мухи, крысы и воробьи – «пернатые воришки с полей»!

«Уничтожим врагов полей, похищающих зерно, – призывали коммунисты, – накормим 35 миллионов китайцев!»

Но уничтожение комаров, мух и крыс оказалось очень сложной задачей, поэтому все силы китайцы сосредоточили на уничтожении воробьёв!

На призыв властей начать «воробьиную войну» откликнулось всё население страны, начиная с детишек трёхлетнего возраста! Все китайцы были уверены: убийство пернатых поможет им избавиться от голода!

Школьники уходили с занятий, чтобы разорять гнёзда с птенцами – особо отличившимся в убийстве воробьиных деток выдавали грамоты.

Сначала воробьёв травили, отстреливали из ружей, рогаток, но это казалось им малоэффективным. И тогда придумали для птиц чисто китайскую пытку: при виде воробьёв все жители Поднебесной били в кастрюли, кричали, орали, размахивали шестами, тряпками – создавали такой шум и гам, что ни один воробей не мог спокойно приземлиться, чтобы отдохнуть. А ведь воробьи не могут находиться в полёте более 15 минут – слишком велика нагрузка на сердце! Но люди доводили их до полного изнеможения, и когда несчастные обессиленно падали на землю, обезумевшая от жажды крови толпа «венцов природы» радостно добивала крохотных птичек палками! Трупики «вредителей» складывали в пирамиды, превышавшие трёхметровую высоту! По подсчётам ликующих палачей, ими было убито свыше двух миллиардов мелких птиц! Состоялся настоящий птичий геноцид!

 

Жестоко расплатился китайский народ за своё дремучее невежество и бесчеловечность! Гусеницы и насекомые, расплодившиеся при отсутствии птиц, мгновенно съедали все посевы, как только начиналось их прорастание. Запасы зерна в стране быстро закончились, и последовало три года голодомора – самого массового за всю историю человеческой цивилизации, когда люди поедали друг друга. Погибло более тридцати миллионов китайцев!

– Они и сейчас всё ещё едят людей? – прошептала я в ужасе.

– Нет. В Китае было решено снова завести воробьёв. Их покупали в других странах и везли в Поднебесную целыми вагонами…

– Значит, все трагедии происходят от людского невежества?

 

Птицы доверчиво клевали рядом с нами зерно. Воробьи, голуби, вороны…

Сверкало на ярком, но холодном северном солнце их плотное оперение. Сизые, серые, дымчатые, чёрные, чёрно-белые…

Каких только красавцев здесь не было!

Один из голубей приблизился к моей протянутой ладони, ласково прижался головой.

Осторожно взяла я в руки этот маленький комочек пуха и почувствовала, насколько хрупким было его тельце, как взволнованно стучит его маленькое сердечко! А когда стала гладить его нежную шейку, он прикрыл от наслаждения свои крохотные глазки-бусинки – всё живое нуждается в любви!

Хрупкие, ласковые, трепетные создания! Как можно убивать подобное чудо?

Ведь каждое живое существо является гениальным творением Создателя, и частица Его – Великого Архитектора Вселенной – есть в каждом из нас, взаимосвязанных между собой, дополняющих друг друга, подобно музыкантам оркестра, исполняющим изумительную Божественную симфонию мироздания.

Бог в душе каждого. Он не вовне, а внутри всех нас, навечно вплетённых в ткань всеобъемлющего бытия.

И, убивая, в каждом существе мы убиваем себя и нашего Создателя!

 

 

Часть 4

 

 «Не убий» относится не к одному убийству человека,

но и к убийству всего живого. И заповедь эта была

записана в сердце человека, прежде чем она была

услышана на Синае.

Л.Н. Толстой

 

Жестокость к животным означает отсутствие

любви к Богу…

Они не причинили нам вреда, и у них нет

возможности защищаться… Это нечто

отвратительное, сатанинское – убивать тех,

кто никогда не причинил нам вреда, кто

не может защитить себя, того, кто полностью

в нашей власти.

Кардинал Иоанн Генри Ньюмен

 

Будучи абсолютно уверенной в том, что и ворону Бог создал не зря и от неё обязательно должна быть польза (ибо каждое его творение – кирпичик выстроенного им мироздания – убери один, и оно начнёт разрушаться), я решила искать правду в книгах. В детской библиотеке научной литературы о птицах семейства врановых я не нашла и посему упросила отца принести домой всё, что он найдёт в городской библиотеке по интересующему меня вопросу. Стопка книг и журналов получилась солидной. Но у меня были твёрдые намерения досконально изучить все обвинения, предъявляемые вороне – «врагу человечества, воздушной крысе, хищнику, убивающему всё живое вокруг себя», приговорённой к поголовному уничтожению, а также найти ей адвокатов и попытаться реабилитировать «опасного преступника»! В большую, толстую, как тогда называли, общую, тетрадь, я выписывала все ответы учёных на бездоказательные обвинения, выдвигаемые против несчастных птиц. Детские записи о воронах хранятся у меня вот уже более пятидесяти лет.

Изучив массу пропагандистских обвинительных и необоснованных статеек о «вредителях» (воронах, филинах, коршунах, орлах, чайках, бакланах и даже лебедях – очень длинным был расстрельный список птиц и животных, мешающих жить человеку), я наконец нашла то, что искала: в журналах «Охота и охотничье хозяйство» были опубликованы исследования орнитологов, проводимые ещё в 30-е годы!

Поразительно, но уже тогда учёные камня на камне не оставляли от обвинений ворон в ужасных преступлениях перед человечеством! Ворона, по своему предназначению, санитар! Её задача уничтожать трупы погибших животных!

Но ведь трупы – это всегда инфекция, не так ли?! Вот откуда идёт обвинение в распространении заразы!

Но почему вороны, поедая трупы, сами никогда не болеют? Оказывается, всё до мельчайших подробностей предусмотрено нашим Создателем!

У ворон высокая температура тела и концентрированная кислота в желудке. Следовательно, никакой заразы вороны разнести не могут! Удаляя тушки грызунов, крыс и мышей, с городских улиц, они как раз и уничтожают источники инфекций!

А благодаря тому, что вороны убирают из среды обитания больных птиц, птенцов, снулую рыбу (ловить здоровую не приспособлены), эпидемии не распространяются!

Значит рыбному хозяйству эти птицы-санитары никак не вредят, а приносят только пользу!

Вороны убирают не только трупы, но и пищевые отходы, выбрасываемые человеком на помойку. Чем больше человек будет устраивать мусорных свалок, тем большее количество пернатых санитаров прилетит спасать природу!

Следовательно, регулировать численность ворон нужно не отстрелами, как призывают СМИ, а уничтожением отходов человеческой деятельности, что сократит численность санитаров, ибо их большое количество – показатель неблагополучной экологической обстановки. А чем меньше ворон будет в городах, тем больше будет в них крыс, способствующих распространению эпидемий.

Утверждения, что вороны уничтожают на своём пути всех певчих птиц, разоряют гнёзда, убивают птенцов, орнитологи, проводившие исследования желудков нескольких сотен «серых летающих хищников», также не подтверждают:

«У ворон в желудке были найдены насекомые, среди которых – жуки, их личинки кобылки, куколки, бабочка и проч., и, наконец, у всех ворон в желудке находились отбросы со свалок и падаль. Почти полное отсутствие в весенний период в питании ворон яиц и птенцов промысловых или колониальных птиц не согласуется с многочисленными визуальными наблюдениями и литературными описаниями» (Воробьёв, 1932; Дубинин, 1940).

Но даже если бы и были в их желудках найдены остатки ценной дичи, разве можно доказать, что вороны убили здорового птенца или зайца, чем нанесли вред охотничьему хозяйству? По наблюдениям орнитологов, вороны заклёвывают либо больных, либо подстреленных охотниками птиц и мелких животных – «подранков». Уничтожая «бракованные», искалеченные человеком экземпляры, птицы семейства врановых (грачи, галки, вороны, сойки) выполняют задачи естественного отбора.

Одна ворона съедает за сезон более сорока тысяч личинок, гусениц, червей, бабочек, уничтожающих урожай! Значит, никакого урона сельскому хозяйству, как и рыбному, ворона принести не может! Только пользу! Так почему же эти факты скрывают средства массовой информации?

 

Вороны невиновны и в сокращении певчих птиц. Они не настолько глупы, чтобы гоняться за мелкими птичками весом в несколько грамм, в то время как могут вкусно и обильно пообедать на свалках. Сокращение вызвано совершенно иной причиной: вырубкой людьми колючих кустарников, уничтожением зарослей крапивы, лопухов, опилкой крон деревьев, где ранее малиновки, синички, овсянки устраивали свои гнёзда.

В «неблагоустроенных» парках, куда не успела влезть «творческая, преобразующая» рука человека, певчие птицы естественно сосуществуют с воронами.

 

Итак, положительная роль вороны в экосистеме мне была ясна. Мучил другой вопрос – зачем намеренно, с помощью радио, газет и журналов, возбуждается ненависть к этим замечательным созданиям? Ведь печать – мощнейшее средство воздействия на умы человеческие. Если постоянно публиковать ложную информацию, большинство легко внушаемых людей примет ложь за правду. А постоянно звучащий призыв уничтожать, стереть с лица земли естественных санитаров природы, называемых вредителями, ничего, кроме ущерба экологии и неконтролируемой жестокости в обществе, не принесёт. Ведь отстрел ворон абсолютно бесполезен – на место одной убитой пары появится три-четыре новых.

И если разорять гнёзда, самки отложат яйца в ещё больших количествах – значит, численность птиц намного возрастёт.

Убийство ворон – такое же бессмысленное, жестокое действо, как и уничтожение бродячих собак. Ибо природой предусмотрено быстрое, естественное восполнение убыли.

Впрочем, изучив массу литературы, я была несказанно потрясена размерами репрессий по отношению к так называемым «вредителям» – животным и птицам! Как же легко человеку свалить вину за последствия собственной бесхозяйственности на безгласных тварей!

Тигры, волки, медведи, бобры, лисы, суслики, белки, сурки, ястребы, луни, соколы, совы, филины, чайки, крохали, воробьи, скворцы, сойки, грачи, ласточки, снегири, сорокопуты, щеглы, бакланы, серые цапли, большие синицы, овсянки, зяблики, дрозды, куропатки, дятлы, лебеди… – в разное время были объявлены «врагами народа» и уничтожались самыми жестокими способами! В чём их вина? Они просто хотели жить.

Количество казнённых потрясает: только в одном 1962 году было расстреляно 1540 тысяч птиц, но если учесть количество подранков, осиротевших птенцов, количество жертв возрастёт до трёх миллионов!

Похоже, что главная причина бед человеческих – невежество. А безграмотность, как говорил ещё Сенека младший, «доверчива и легкомысленна».

И потому основным средством манипулирования массами всегда являлась ложь, а решением всех социальных, экономических, политических проблем – война.

Войне же необходимы солдаты, дабы убивать тех, на кого укажут вожди. Но прежде чем убить человека, необходимо подавить в себе жалость и сострадание. Как писал Толстой, «ожесточить своё сердце», морально оправдать убийство «вредностью» животного, а там уж «от убийства животного до убийства человека – один шаг».

А «если человек отказывает другим созданиям Божиим в сострадании и защите – значит, он будет поступать точно так же со своими собратьями» (Св. Франциск Ассизский).

Любое убийство начинается с ненависти. Чтобы поселить ненависть к вороне, утверждали, что она «хитрая, подлая, изворотливая и жестокая, как эсэсовец!» Основная же миссия вороны – гадить людям!

Стимулировали убийство птиц и материально. За отрезанную и предъявленную в охотхозяйстве пару вороньих лапок выдавали премию – два патрона, позже 23 рубля.

Платили власти и охотникам-карателям за уничтожение «санитара леса» – волка, проводили конкурсы на его лучшего уничтожителя, в то время как лживые, антинаучные сведения о нём публиковали в газетах и охотничьих журналах, дабы поселить в людских душах страх, ненависть и агрессию.

Если на убийстве можно заработать, то о каком милосердии может идти речь?

Большинство убийц, садистов, маньяков начинали с убийства животных. Большинство палачей тренировались на животных.

Но ведь убийцами не рождаются. Где их набирают? Как учат?

Взять того же Пашку. Говорил ли кто ему, что животным, над которыми он издевается, больно? Вряд ли, да и не поймёт он. Нет у него сострадания. Скажешь, что кошке больно, так он ещё и доволен будет, пытки усовершенствует, чтобы больнее было…

 

Лёгкий стук в окно прервал мои раздумья. За стеклом, примостившись на железном отливе, сидела ворона. Казалось, она пристально смотрела мне прямо в глаза.

– Здравствуй, птичка! Что у вас случилось? – отправила я мысленно ей послание.

Неожиданно резкий окрик учительницы заставил меня вздрогнуть:

– Ты чего в окно пялишься? Размечталась?!

И сердце моё сжалось, судорожно забилось, ладони мгновенно вспотели.

– Нечего на уроке бездельничать! На доску совсем не смотришь – влюбилась в кого? – заорала она, и класс дружно взорвался от хохота.

– А ну-ка, иди к доске. Бери мел, пиши условие задачи!

Нехотя выползаю из-за парты, предчувствуя очередную публичную моральную порку.

– Итак! Записывайте всё! Суслик съедает 12 кг зерна в год.

«Суслик съедает…» – мел в трясущейся руке пляшет по доске, крошится…

– Пионер Коля уничтожил 16 сусликов, – продолжает учительница.

Я ослышалась, или у меня начались слуховые галлюцинации? Пионер? Уничтожил сусликов?

– А пионерка Катя убила 54 суслика! – продолжились мои «галлюцинации».

– Пионер Вася уничтожил сусликов вдвое больше Коли и Кати!

Сосчитать: сколько всего зерна пионеры сберегли для родного колхоза?

-Написала? – повернулась она ко мне. – Почему не пишешь?

– Повторите, пожалуйста, – прошу вежливо, в надежде, что весь услышанный ужас попросту мне померещился.

– Решай!

Но ничего решать я не могу – молчу, кусаю губы, слёзы застилают глаза – воображение рисует горы изуродованных трупов очаровательных жёлтых зверьков, пушистых симпатяг, похожих на белку. За что с ними так?

И хотя в задачке есть всё: и обвинение (только «забыли» написать, что суслики подбирают лишь опавшее зерно, а не портят посевы), и казнь, и поощрение: слава пионерам Коле, Кате, Васе, уверенным в том, что убийство одного из самых милых, невинных созданий на земле полезно для общества! Разум мой отказывается принять весь этот ужас – именно в таких случаях говорят: уму непостижимо!

– Ничего не соображаешь! Садись, пустая голова, ставлю двойку! О мальчиках меньше нужно мечтать!

– Гы-гы-гы! – радостно голосит класс – похоже, последнее пожелание учительницы станет очередным «мемом».

И всё же я осмеливаюсь спросить:

– А зачем пионеры убивали животных?

– Потому что суслики – вредители!!! – взвизгивает она оглушительно, и от её злобного рыка я сжимаюсь, втягиваю голову в плечи…

– Давно пора знать! Партия выдвинула лозунг: «Шире фронт по борьбе с вредителями!» Но! Раз уж даже вы – октябрята, не в курсе, зачем необходимо поголовно истреблять сусликов, сегодня во время классного часа будем читать книгу об отважных и честных пионерах, спасающих колхозный урожай! Вот на кого вам всем надо равняться!

Теперь мне становится ясно, почему Пашка с отцом убивали сусликов! Маленький зверёк был объявлен вредителем и массово уничтожался доблестными советскими гражданами не один десяток лет! Живодёрство внедрялось в подкорку детского мозга с первых школьных занятий.

 

С рассказом «Делегат» писателя Алексея Мусатова, лауреата Сталинской премии, мы познакомились на последнем уроке. Каждый по очереди вслух должен был прочесть несколько абзацев.

Сложно назвать сие произведение художественным. Весь сюжет сводится к одному: пионеры ищут и находят наиболее результативный способ убийства и в короткое время уничтожают тридцать три тысячи (!) сусликов! А в награду за эту жестокую бойню, подобную эсесовской зачистке, за свой «ударный труд» получают «переходящее Красное знамя»! Поистине «злободневной» была тематика рассказа, где суслик был представлен злобным, хитрым и коварным хищником!

 

«В окулярах бинокля было видно, как несколько сусликов острыми зубами перегрызали стебли пшеницы. Стебли клонились вниз, падали на землю; суслики грызли колосья или утаскивали их в норы.

– …Что там три тысячи… – воскликнула девочка. – Тридцать надо! Чтобы всех сусликов уничтожить!

– Значит, сусликов будете истреблять, – рассуждал словоохотливый Михей. – И водой, и дымом, и капканами? Так сказать, всеми видами оружия. Правильное дело… Можно сказать, народное. Давно пора этих нахлебников с наших полей выгнать…

 

Товарищ, верь!

Придёт пора,

Когда родимые поля,

Очищенные от вреда,

Дадут роскошные хлеба.

 

…Людмилка перевела взгляд… на убегавшего суслика. Глаза её загорелись… И, угрожающе подняв медицинский молоточек, бросилась догонять суслика.

– Тридцать три тысячи двести семнадцать!

– Хорошо ребятишки поработали, – говорила благообразная сухонькая старушка. – Наш Димка раньше всё голубей гонял, а нынешнее лето его от сусликов не оторвёшь.

– Хорошо! Разумно! – подтвердил дед Михей. – Народу польза, и ребятам не в убыток. Мои внучата столько заработали – позавидуешь. Мы, говорят, дедушка, такой тебе подарок купим…

Все захлопали в ладоши».

 

За шкурку убитого суслика в середине 50-х детям платили пять рублей.

Каждый уничтожитель сусликов обязан был носить с собой ножницы, нитки, иголку, чтобы убитому зверьку сразу отрезать лапки и нанизать их на нитку.

Лапки служили доказательством, что пионер уничтожил грызуна.

За них выдавали талоны на покупку дефицитных товаров, недоступных в то время простым сельским жителям: футбольных кожаных мячей, радиоприёмников, рыболовных и охотничьих снастей…

Малолетних живодёров награждали почётными грамотами, ценными подарками, путёвками в Артек, о них писали в газетах, на них «равнялись передовые пионеры и октябрята»!

Самым знаменитым «передовиком» – убийцей сусликов был подросток из Одессы Лёня Миколаенко, уничтоживший за одно лето 4200 зверьков!

Почёт ему и слава!

Доблестные советские граждане боролись с сусликами не один десяток лет – ибо власти, вместо того чтобы признать неэффективность собственного руководства сельским хозяйством, упорно твердили: в неурожаях виноват суслик – «враг народа», пожирающий зерно прямо в поле, со стебля.

Масштабы убийств потрясали. В одном только 1929 году пионеры Украины, по призыву комсомола и школы, лишили жизни два миллиона невинных зверьков!

Их уничтожали даже со специально спроектированных «самолётов для борьбы с сусликами» – АН-2.

Но многолетняя бойня безобидных созданий закончилась тем, что к концу прошлого века из «вредителей» они превратились в редкий, исчезающий вид, внесённый в Красную книгу.

 

«Чтение и письмо отнюдь не составляют образования, если они не помогают людям быть добрее ко всем тварям», – писал ещё в XIX веке английский писатель Джон Рескин.

Все моральные установки, понятия, что хорошо, что плохо, ребёнок получает в раннем детстве.

И если за издевательство над насекомым его не осуждают, то следующим шагом дитяти будет стрельба из рогатки по птицам, избиение палками, камнями собак и кошек с твёрдой внутренней убеждённостью в правильности своих поступков!

Если при первом знакомстве с букварём ребёнок складывает по слогам фразу: «Любовь к природе начинается с охоты», то в подсознании его прочно закрепляется понятие: «любить природу» означает преследовать, мучить и убивать!

Если «добрые герои» Аркадия Гайдара, любимые советской детворой, Чук и Гек обсуждают, как проткнуть палкой с гвоздём сердце медведя так, чтобы «сразу подох», жестокость к животному не воспринимается как зло.

Если же к убийствам подталкивают ещё и на государственном уровне, то разделительная грань между добром и злом исчезает окончательно.

Опираясь на жестокость, воспитанную на убийствах животных, власти легко могут заставить людей убивать друг друга по причине разницы в мировоззрении, воспитании, образовании, социальном статусе…

 

Как становятся палачами и где эта кузнеца кадров?

Основополагающими принципами нравственности в православной Российской империи всегда были милосердие, сострадание, любовь.

В 1862 году указом Александра Второго в России была запрещена травля животных по соображениям её неэтичности.

Созданное в том же году Московское общество охоты имело целью воспрепятствовать истреблению дичи в России, а посему охотиться в одном и том же месте разрешалось раз в три года. Самые жестокие меры принимались в отношении браконьеров и незаконной вырубки леса. Славилась Российская империя и своими заповедниками.

Общество покровительства животным, основанное в 1865 году, свою главную задачу видело в воспитании доброго отношения к братьям нашим меньшим.

Руководствуясь высшими заповедями милосердия и любви ко всему живому, покровители животных пытались добиться запрета на вивисекцию и закрытия вивариев, но, к сожалению, проиграли материалистам в лице академика И. Павлова и его последователей.

В самом начале ХХ века многие россияне, поддержавшие толстовские идеи гуманного отношения к животным, становятся популяризаторами вегетарианского движения: выпускают книги, создают специальные столовые, открывают бесплатные ветеринарные пункты, лечебницы, лазареты, создают специальные общины, где занимаются безубойным сельским хозяйством. Не следует считать, что милосердие вегетарианцев касалось только животных, не менее отзывчивым оно было и к бедным слоям населения, что выражалось в создании бесплатных столовых, приютов и домов призрения.

 

Всё изменилось с приходом к власти большевиков. Борьба атеистов с религией вылилась в борьбу с милосердием. Как говорил нарком просвещения Луначарский: «Долой милосердие, долой любовь к ближнему! Пора научиться ненавидеть!»

Эти моральные установки были заявлены ранее Михаилом Бакуниным: «В революционере должны быть задавлены чувства родства, любви, дружбы, благодарности и даже самой чести. Он не революционер, если ему чего-либо жалко в этом мире. Он знает только одну науку – науку разрушения».

Казалось бы, ради высокой цели – достижения «всеобщего счастья», «творцы новой жизни» устроили в России кровавую вакханалию.

«Неужели, чтобы сделать человека счастливым, для этого надо начать с человеческих боен? – писал Иван Шмелёв в своей трагической книге «Солнце мёртвых». – Эх, Россия! Соблазнили Тебя – какими чарами? Споили каким вином?!»

Жертвами геноцида стали миллионы. Людей уничтожали по факту принадлежности к определённым социальным слоям.

«Только в одном Крыму за какие-нибудь три месяца! – подсчитывает в книге Шмелёва доктор, лишившийся от голода рассудка. – Человечьего мяса, расстрелянного без суда, без суда! – восемь тысяч вагонов, девять тысяч вагонов! Поездов триста! Десять тысяч тонн свежего человечьего мяса, мо-ло-до-го мяса! Сто двадцать тысяч го-лов! че-ло-ве-ческих!»

 

Большевикам было мало расстрелов «классовых врагов», досталось и животным. По прямому указанию Ленина, Народный комиссариат земледелия организует специальные отряды для борьбы с «вредными животными»: тигром, барсом, леопардом, рысью, дикой кошкой, орлами, ястребами, филинами…

Охота становится излюбленным занятием высоких партийных чиновников.

Известный русский писатель М.М. Пришвин в «Охотничьей газете» 5 февраля 1927 писал: «С природой тоже воевали».

«Ленин, имевший склонность между грандиозных государственных дел развлечься охотой, использовал в этих забавах не только ружьишко, но и револьвер, и в дни ленинских охот всё было, как на войне. И кто дорожит собой – лучше туда не ходи: жертвы случались даже в рядах многочисленной свиты из охраны и прислуги»

Расцвет государственного браконьерства при большевиках приводит Россию к экологической катастрофе. Практически полностью во всей стране уже к 1920 году были уничтожены лоси и кабаны. Даже птицы стремились покинуть привычные места обитания.

В это же время бандит и живодёр Гришка Котовский вместе с солдатами своего корпуса прочёсывал сёла и хутора Украины на предмет забоя бездомных собак, ставших таковыми в результате Гражданской войны. Домашних любимцев расстрелянных «буржуев» отправляли на мыловаренный завод, принадлежавший этому красному бизнесмену – «герою Гражданской войны», из шкур их шили галантерею. Заводы Котовского в Умани принимали в «переработку» до 60 тысяч собак в год.

Уничтожители православных традиций, культуры, многовекового опыта взаимоотношений человека с природой, объявившие его религиозным мракобесием, воспитали в человеке потребителя, имеющего право делать с окружающей средой всё, что ему заблагорассудится, ведь «природа не храм, а мастерская, и человек в ней – работник».

Советский популяризатор науки В. Рюмин в 1931 году утверждал, что человек – покоритель и завоеватель природы, имеет право на «одомашнивание полезных животных и полное уничтожение всех вредных, от крупных хищников до мелких паразитов и микроорганизмов»! Эту страшную идею настоящего экоцида поддерживал Л. Троцкий и «основоположник космонавтики» К.Э. Циолковский.

Разжигая низменные чувства рядового обывателя, власти периодически объявляли поголовный отстрел ворон, грачей, нерпы, обвиняемой в слишком большом поедании рыбы… цапель, бакланов, пеликанов, крохаля, охапку…

Их уничтожали сотнями тысяч. Не было спасения даже в заповедниках!

Впрочем, уничтожались и заповедники. Особому разорению они были подвергнуты в 1951 году, когда из 128 существовавших ранее было уничтожено 88 заповедников по причине своей «бесполезности для производства»!

Все вегетарианские сообщества были упразднены советской властью, участники их арестованы, отправлены в лагеря или казнены. Вегетарианство было признано «вредным для советского человека».

 

В ХХ веке ни один тоталитарный режим не обходился без своей молодёжной организации.

В борьбе с устоями православной Российской империи самое активное участие принимала коммунистическая молодёжь, помогавшая разрушать храмы, бороться с «мракобесием», «раскулачивать», выискивать среди знакомых, соседей, родственников «врагов народа», «шпионов» и «вредителей». Пощады не было никому!

«После революции это чувство (милосердие) стало неприемлемо для того идеологического воспитания, или, вернее, той идеологической обработки, которой подвергали народ. Его воспитывали в ненависти. «Смерть капиталу!»; «Долой буржуазию!»; «Искореним кулачество как класс!»; «Если враг не сдаётся, его уничтожают!». Во всех лозунгах и призывах со всех плакатов вопило: «Никакой пощады!»; «Долой!»; «Смерть!»… Воспитывалась, главным образом и прежде всего, ненависть, это было нужнее, это отвечало задачам тоталитарного строя. Естественно, что ненависть исключает милосердие, исключает сочувствие» (Даниил Гранин).

Ненависть коммунистов к явлениям сострадания и милосердия было настолько сильна, что сохранилась на все семьдесят лет советской власти.

Слова «милосердие», «благотворительность», по мнению большевиков, могли звучать только в устах вредителей и контрреволюционеров!

«Милосердие – это поповское слово», – упрямо мотал головой Жеглов, герой писателей братьев Вайнер.

И даже название романа «Эра милосердия», написанного ими в 1975 году, цензура настоятельно рекомендовала изменить на «Место встречи изменить нельзя». Под этим названием вышел фильм, под этим названием роман был опубликован в журнальном варианте «Смена» (№ 15-22, 24, 1975 г.).

«Милосердие – преступление», – считали коммунистические лидеры Китая и Кампучии.

Мао Цзэдун, в лучших традициях большевиков, закрывших в 1917 году все богадельни и выбросивших стариков на улицы, считал, что люди не должны жить дольше 50 лет, – пожилые обязаны освобождать место молодым!

Именно молодёжь и, главным образом, подростки были в этих странах основной революционной, разрушительной силой. Китайские «хунвейбины» и кампучийские «красные кхмеры» с особой жестокостью уничтожали врачей, учителей, профессоров, всех грамотных людей, и даже не очень грамотных, но в очках (вдруг в книгах смогут прочесть нечто враждебное марксизму-ленинизму), духовенство, политиков, не разделявших линию правящей партии, памятники культуры, храмы, музеи, театры, книги…

Верными учениками и последователями большевиков были диктаторы Мао Цзэдун, Пол Пот, Ким Ир Сен…

 

Ставку на молодёжь делали и в фашистской Германии. «Мне нужна сильная, властная, бесстрашная и жестокая молодёжь», – заявлял Адольф Гитлер.

«Нас превращали в варваров, – вспоминает один из бывших членов гитлерюгенда в книге Г. Кноппа «Дети Гитлера». – Нас не только муштровали и тренировали во время военно-спортивных мероприятий. Нас обучали убивать животных, отрывать головы курам и голубям, забивать кроликов. Это делалось для того, чтобы мы закалились».

 

Двадцатый век, «век-людоед», был самым кровопролитным в истории человечества. Ради иллюзорной цели – «построения светлого будущего – коммунизма» было уничтожено свыше 100 миллионов человек!

71 миллион унесла Вторая мировая война.

В результате организованного насилия, военных конфликтов на планете погибло свыше 200 миллионов человек!

Вся история человечества – бесконечные войны, убийство себе подобных, уничтожение животных, разрушение Земли.

Движущая сила технического прогресса – стремление создавать всё более совершенное оружие массового поражения.

Но разве человек, разоряющий собственный дом, звучит гордо?

Разве существо, чуждое планете, есть «человек разумный»? Или всё же «человек убивающий»? И кто он в действительности? Клон? Мутант? Биоробот? Зомби с изуродованным мозгом?

Как же всё происходящее на Земле напоминает фантастические повести об инопланетянах, когда «плохие» пришельцы крадут людей, сдирают с них кожу, рвут на части, высасывают кровь…

Разве не то же самое совершает человек по отношению к другим «землянам», настолько обездушенным им, что они уже и не воспринимаются как жертвы, а убийство их не считается преступлением? Ибо животные для человека «биоресурс» – материал, из которого делают котлеты, колбасу, одежду, обувь…

И большинству людей даже в голову не приходит, что делать из живых существ одежду, мебель, украшения также преступно, как делать абажуры и перчатки из человеческой кожи.

 

Но сколько бы люди ни придумывали «…измов», сколько бы ни меняли «общественных устройств», ни занимались бы «экспроприацией» и последующим перераспределением материальных благ, пока существует зоофашизм, пока существует видовой террор, пока ради насыщения человеческого желудка происходит жестокое, аморальное, масштабное истребление существ думающих, чувствующих, любящих… пока не появится осознание необходимости созидательной жизни в гармонии с природой, человеческая цивилизация останется цивилизацией паразитов, обречённых на вымирание.

И никакое «счастливое будущее» никогда не наступит в этой жуткой атмосфере бесконечных страданий безвинных земных тварей! Ибо «человек, который сеет семена убийства и боли, не может пожинать радость и любовь»! (Пифагор).

 

Конечно, осознание всего происходящего на Земле кошмара пришло ко мне не в десятилетнем возрасте, а значительно позже.

Тогда я смогла лишь почувствовать бесконечную боль всех земных созданий…

Знаете, каково это, чувствовать боль всей земли?

 

Кошмарные видения преследовали меня в ту ночь. Я засыпала и просыпалась в холодном поту, и вновь окуналась в поток нескончаемых ужасов.

Вот моя лапа застряла в капкане – я грызу её, чтобы бы не стать добычей двуногих…

Вот визжащим от ужаса детям моим перерезают горла – вскоре они станут котлетами, фаршем, колбасой…

Я крадусь по лесу, пытаюсь запутать следы, но меня догоняет пуля – лапы сразу теряют чувствительность…

И вот уже идёт ко мне смерть – улыбающийся охотник с острым тесаком в руке.

Я в сознании ещё, беспомощна, корчусь от боли! Но с моего тела сдирают шкуру…

 

Вот меня гонят на бойню и от удара током я теряю сознание. Вернётся оно лишь на миг, когда под рёбра вопьётся железный крюк, острое лезвие полоснёт по горлу и кровь захлюпает в носоглотке, хлынет в жёлоб мощным потоком…

Я захлёбываюсь – в моей норке наводнение, я пытаюсь выбраться на поверхность, и глаза мои – загнанного зверя, так похожи на глаза моей бабушки.

Но уже бежит за мной Людмилка с молоточком, чтобы раздробить череп.

И мне, ещё живой, девчонка отрежет лапки ножницами, переламывая косточки…

И вместе с последним вздохом душа моя пошлёт вечные проклятия этому безумному миру, чтобы, материализуясь, принесли они роду «человека убивающего» несчастья, бедствия, болезни!

 

Я пробуждаюсь от жуткого крика невероятно страдающего существа – кто кричал? птица? животное? или душа моя?

Сон ещё не ушёл, я продолжаю бежать, пот застилает глаза и сердце бьётся с частотой сердцебиения убегающего зайца…

И вдруг вместе с возвращением в действительность, внезапно приходит разгадка.

Я знаю, какое преступление совершили Адам и Ева! Они не ели яблоко! Нет!

По наущению дьявола, они убили и съели животное! Животное, которого, по замыслу Создателя, должны были хранить и защищать!

Осознание истины оглушает. Я встаю, подхожу к окну.

Светает, тишина. Даже птицы ещё не проснулись. Пора собираться на учёбу.

В то утро меня поразило одно – по дороге в школу я не встретила никого из моих крылатых друзей…

 

 

Часть 5

 

Не стреляй в воробьёв, не стреляй в голубей,

не стреляй просто так из рогатки своей!

Эй, малыш, не стреляй и не хвастай другим,

что без промаха бьёшь по мишеням живым…

ДДТ, Юрий Шевчук «Не стреляй»

 

Большую перемену перед последним уроком я, как всегда, решила провести подальше от одноклассников и на этот раз забрела в левое крыло первого этажа, где располагались школьные мастерские.

Здесь была выставка работ старшеклассников: разделочные доски, скалки, полочки, табуретки, совки, лопатки, молотки, петли, дверные ручки, несуразные поделки в виде серпа и молота…

Выставку почти никто не посещал, и у меня была возможность целых полчаса побыть в одиночестве.

Я прислонилась лбом к оконному стеклу. Пригревало солнце, звенела капель, и казалось, что чёрные сугробы вот-вот испарятся прямо на глазах.

Несмотря на весеннее настроение, одолевало беспокойство – как там поживают мои крылатые подопечные?

Накануне вечером я не успела их навестить – задержалась в музыкальной школе: наш камерный оркестр готовился к праздничному концерту, который должен был состояться в городском клубе через неделю. И мы до темноты репетировали сюиту №3 Баха ре-мажор.

Она до сих пор звучала в ушах, и пальцы бессознательно по подоконнику, как по струнам, выстукивали скрипичную партию.

Музыка неземной красоты, написанная гением. Добрая, прекрасная, вечная. Что за душа была у человека, который мог создать такое чудо? И разве можно сказать, что человек этот умер? Ведь душа его звучит в веках!

Какая чистая, хрустальная грусть! Хочется плакать и бежать подальше от серой обыденности, взлететь и парить в голубом поднебесье.

Думаю, Бах слышал звучание Вселенной, космическую симфонию записывал в нотных знаках, и с тех пор, вот уже почти три столетия через его музыку беседует с нами сам Создатель!

Она наполняет всё моё существо лёгкими, чистыми вибрациями, поднимает к небесам, и кажется, что, коснувшись чудесного Тонкого Мира, я смогу научиться летать…

 

– Ты что здесь делаешь? – загремев ведром, прервала мои грёзы вошедшая уборщица.

– Фартук кухонный рассматриваю, хочу такой же сшить, – произнесла я заранее приготовленное оправдание моего присутствия в неположенном месте.

– Вот пойдёшь в пятый класс и научишься, – недовольно буркнула она.

– Я сейчас хочу. Разве запрещено выставку смотреть?

– Да смотри на здоровье, только не сломай ничего.

Что тут можно было сломать детским руками? Табуретку? Молоток, совок? Серп и молот?

– Вон, видишь, под потолком? Руками не трогай!

– Но это же высоко, мне туда и не дотянуться… – начала было я и замерла на полуслове, изумлённая и очарованная.

Над топорными, грубо сколоченными полочками и табуретками парило нечто прекрасное – волшебная птица в кружевном оперении, устремлённая ввысь – символ освобождённого от всей земной суеты духа! Это резное деревянное изделие было настоящим произведением искусства – гармоничным, светлым, изысканно простым, как всё ещё звучавшая во мне музыка Баха. От летящей птицы исходила необыкновенная энергетика – ощущение тепла, покоя, истинного счастья. Казалось, взмахнёт она сейчас крылами и понесётся нежный, ласковый поток воздуха от дерева к дереву, от травинки к травинке, от зверушки к зверушке…

Вместе с этой волшебной птицей взлечу и я, высоко-высоко, чтобы увидеть красоту всей Земли! Лёгкость, свобода, радость, умиротворённость! Кем я хочу быть? Человеком или ангелом? Наверное, всё же человеком, ибо только в человеческом обличии можно что-то изменить в этом мире.

Кто же из наших школьников смог создать столь чудесное творение, кто сей искусник и маг? На бирке разглядела надпись: «Птица счастья» (поморский голубок), вырезан из дерева учеником 8-го класса Виктором Милославским». Так вот, оказывается, кто был волшебником: мой друг стиляга!

 

Услышав звонок на урок, я бросилась вверх по лестнице и тут же столкнулась с Димкой Яковлевым – другом и верным Санчо Панса Витьки.

– Ты куда пропала, малявка? Я тебя всю перемену ищу. Вик заболел, на занятия не пришёл, а меня просил передать тебе, чтобы без него к баракам не ходила. Опасно там.

– Почему? Что случилось?

– Гопники место оккупировали. Дядьки взрослые – жлобы здоровенные, водку жрут за твоим столиком. Значит, малявкам там делать нечего!

– Где же мне теперь птиц кормить? В лес идти?

– Сами прокормятся – лето скоро. Беги на урок. Опаздываешь.

Учительница уже стояла у доски, все сидели за партами, когда я прибежала в класс.

– Где ты шляешься? Звонок не слышала, оглохла?– грубо орала она. – Быстро садись за парту – у нас сегодня контрольная! Итак, дети, все приготовили чистый двойной листок в клеточку?

Я полезла за тетрадкой в портфель, и рука моя натолкнулась на что-то тёплое, липкое, влажное.

Вся ладонь была в крови.

Кто-то подложил мне труп вороны! Я вскочила, вытащила птицу на свет и сразу узнала Няму…

Пашка громко хихикнул и, как будто по команде, смешки быстро, перекличкой, облетели весь класс.

Крылья Нямы были сломаны, голова бессильно висела, но он был ещё жив – приоткрыл глаз, посмотрел бессмысленным взглядом, откинул голову…

Я прижала его к щеке, как это делал он, когда ласкался, и тут же почувствовала – жизнь покидает его обмякшее тельце…

Пол вдруг стал уходить у меня из-под ног, голова закружилась, в ушах стоял гул. Я видела, что учительница открывает рот, но не понимала речи. Боль пронзила сердце острой иглой, и, словно сквозь вату, издалека, я услышала её раздражённый голос:

– Что ты там возишься? Урок давно начался! Садись, работай!

– Можно мне выйти? – с трудом шевеля губами, спросила я.

– Зачем?

– Я плохо себя чувствую… И мне надо похоронить птицу.

– Что? Какая ещё птица?

– Ворона. Моя ворона.

– Ты в своём уме? Какую ворону среди урока хоронить собралась?

– Мне кто-то подкинул убитую ворону… её надо похоронить, – повторяла я упрямо.

Брезгливо взяв из моих рук Няму за крыло, она властно приказала:

– Павел… пойди выкинь эту гадость… хоть в форточку, что ли…

Почему в тот миг я не могла шевелиться? Только дёргался рот, и слёзы катились из глаз.

Пашка подхватил мёртвое тельце бедной птички, подбросил в воздух.

– Гы-гы-гы… – возрадовался класс. – Может, взлетит?

Трупик глухо шмякнулся на пол…

– Павел! Прекрати цирк!

Пашка, не слушая училку, поддал Няму ногой.

– Это же вредитель! Всего лишь мёртвый вредитель! Никогда не взлетит. Мы вчера постарались – из рогаток их били, только лапки отрезать не успели. За них патроны дают.

Так вот почему я слышала крик раненой птицы!

Очнувшись наконец, я схватила труп Нямы и выскочила из класса.

– Куда бежишь? Куда, ненормальная? Пашка! Останови её!

Но я уже её не слушала. Я бежала к баракам…

Трупы птичек валялись под деревьями, на трёхногом столе, чернели грязными пятнами на белом снегу… Настоящее кровавое побоище!

Здесь и старый Карр, и Настенька, и подростки… и даже голубь, что сидел у меня на руках. Все ручные, родные, маленькие души…

За что с ними так?

 

Надо отдышаться, успокоиться… свинцовые тучи, заслонившие весеннее солнце, вот-вот разразятся снегом… собрать трупики, похоронить… где? Наверное, в лесу, у озера… нужна лопата.

И вдруг совсем рядом я услышала шаги, сдержанный смех – за мной кто-то следил! Смех раздался со стороны барака, я резко оглянулась и в проёме двери заметила мелькнувшую тень…

Страшно и жутко. Но бежать нельзя – дорожка к дому ведёт через такие же покинутые, с заколоченными окнами, бараки!

От ужаса бил озноб. Я засунула руки в карманы, нащупала свисток, и вспомнила – Витька! Вик! Вот кто мне сейчас нужен! Я уже спиной, как зверь, чувствовала – сзади крадётся хищник. Медлить нельзя! Милицейский свисток разорвал тишину. И тут же хлопнуло резко распахнутое окно где-то на верхнем этаже нашего дома.

– Бежим к тебе! – раздался Витькин голос. – Свисти, не прекращай! Свисти!

Загромыхала тяжёлая дверь подъезда, и вскоре показались запыхавшиеся мальчишки.

Как же я рада была видеть эти чубастые лица! От горя и радости у меня началась истерика. Слёзы бежали ручьём, меня трясло, я рыдала и никак не могла успокоиться. Долговязый Витька наклонился, взял меня за плечи, слегка встряхнул.

– Перестань плакать. Они ещё здесь, наблюдают. Не надо показывать им своих эмоций. Не доставляй им радость. Тебе же рассказывали про кодекс аристократа?

Я обомлела от удивления. Откуда Витька знает, о чём я разговаривала со своим ангелом-хранителем?

– Кто тебе об этом сказал?

Витька горько усмехнулся.

– Бабушка. Она приходит меня навещать, когда родителей нет дома.

– Так, значит, та добрая женщина с голубыми глазами твоя бабушка? – изумилась я.

– Да. Моя родная бабушка! Родители запретили ей появляться в квартире – слишком много о религии говорит, и они боятся, что у нас будут неприятности.

Так вот. Запомни! По кодексу аристократа, нельзя показывать другим, что тебе плохо… Ясно? И поэтому утри слёзы. Выше нос, не сутулься, расправь плечи! Ребята лопату принесут. Пойдём хоронить. Похоже, что кто-то раскидал здесь ещё и отравленное зерно.

И мы всей компанией двинулись в лес, в сторону озера.

 

Суров и живописен Кольский полуостров. Леса здесь смешанные – берёзы, осины, ели да сосны. Деревья невысокие – три, самое большее четыре метра; особенной формы. Берёзы с причудливо изогнутыми стволами и маленькими круглыми листиками, похожими на мелкие монетки, из-за сильных холодных ветров, способствующих промерзанию почвы, гнутся к земле. У ёлок нижние ветви растут до самой земли, образуя шатёр-«юбку», стволы же от морозов лысеют, сохраняя лишь верхние ветви с подветренной стороны – это делает их похожими на развивающиеся флаги. Кроны деревьев в лесах не смыкаются, и отлично освещённая почва, покрытая мхами, лишайниками, кустарниками, даёт осенью богатый урожай грибов и ягод – брусники, морошки, черники…

Город наш со всех сторон окружён озёрами да сопками: на востоке Хибины крупнейший горный массив Заполярья, на западе – Монче тундра – Монче (по-саамски – красивый) горный хребет, простирающийся на сотни километров до самой границы с Финляндией.

В ущельях несутся быстрые реки, струятся прозрачные, хрустальные водопады. Кристально чиста и ледяная вода в озёрах с каменистыми берегами, усыпанными круглыми белыми валунами, похожими, как здесь говорят, на яйца динозавров.

Места безлюдные, таинственные, мистические.

Иногда идёшь по лесу, и вдруг кажется – смотрит тебе кто-то прямо в затылок! И накатывает тогда панический ужас…

Вот и сейчас, пробираясь к озеру, мне показалось, следом крадётся нечто…

Печка ли самодвижущаяся с Емелей-дураком, кузнец ли Вакула с чёртом за плечами, а может и сам Морозко с волшебным посохом, или даже страшная баба Яга с длинным носом и крючковатыми пальцами? Неслучайно мне мерещились популярные в те времена персонажи из фильмов-сказок: все они в разное время снимались в окрестностях нашего города.

 

«Страна сказок и колдунов» – так окрестил сердце Кольского полуострова – Лапландию – астролог, оккультист, писатель-фантаст, профессор А.В. Барченко.

В начале 20-х годов экспедиция под его руководством в районе Ловозеро (а это всего лишь в ста километрах от места, где в середине 30-х годов началось строительство нашего города) нашла следы древней доледниковой высокоразвитой цивилизации, которую ещё античные писатели и путешественники называли Гиперборей. Гиперборейцы владели секретами атомной энергии, строили воздушные корабли и даже летали в космос.

Барченко искал здесь мифический камень с Ориона (Грааль), который, согласно легендам, обладал способностью накапливать психическую энергию и давал возможность контактировать с космическим разумом.

Рядом с Ловозерским погостом, населённым потомственными оленеводами и рыболовами-лопарями (саами, находится таинственное Сейдозеро, Священное, или озеро Духа) -«Северная Шамбала», где при странных обстоятельствах гибнут и исчезают целые туристические группы. Страшные легенды ходят здесь о снежном человеке йети, пожирающем людей; о маленьких, злых и коварных карликах чакхли, способных утащить человека под землю. Местные жители до сих пор поклоняются хозяевам леса и озёр – чадць-илле.

Всё вокруг живое, считают лопари, и потому существуют в мире с океаном, ветром, священными камнями – сейдами (высокими колоннами, сложенными из камней), в которые, по их поверьям, вселяются души усопших нойдов (шаманов).

 

Жить в гармонии с природой – традиция маленького северного народа. Никогда не ломали, не пилили они живые деревья и кустарники, используя сухостой для кострищ, разводимых только на месте старых, дабы не ранить почву, не причинить ей много боли. Даже свои стоянки лопари-оленеводы переносили в другое место лишь тогда, когда заканчивался в окрестностях сушняк, потому как не хотели причинить вред живым растениям. Да и охотились они так, чтобы добычи хватало только на выживание.

Сейды, напоминающие фигуры животных и людей, похожие на истуканов острова Пасхи, чаще всего можно встретить на берегах озёр и побережье Баренцева моря.

С их помощью нойды совершали свои колдовские обряды, поддерживали связь с предками.

 

Саамских шаманов Барченко считал носителями знаний о древней Гиперборее, передаваемых из поколения в поколение, из уст в уста.

Традиционно нойды Лапландии почитались самыми сильными колдунами.

Ещё Шекспир упоминал их в своей «Комедии ошибок»: «Заехал я в страну воображенья? Иль город здесь лапландских колдунов?»

А когда в начале 1584 года появилась на небосводе светящаяся крестообразная комета, Грозный царь Иван Васильевич призвал к себе 60 лапландских чародеев, дабы разгадали они, что означает сие явление. Били они в бубен долго, камлали, а потом явились к царю с вестью скорбной: умереть должен царь наш батюшка, и число назвали точное – 18 марта 1584 года. Не обрадовало известие Грозного, повелел он казнить «шарлатанов» в день кончины предполагаемой, да не успел – скончался пред самым ужином.

У лапландских шаманов учились колдуны и чародеи Финляндии, Швеции, Норвегии… Ибо умели они повелевать стихиями, обладали способностью видеть будущее; насылали гибель на врага и видели его мучения на расстоянии за сотни, тысячи километров; лечили тяжелобольных и воскрешали самих себя после собственной смерти…

Вот и Гришку Отрепьева считали в народе учеником лапландских шаманов, колдуном, продавшим душу дьяволу. На пользу пошли самозванцу тайные знания: сумел одолеть он смерть свою. Вылезал из могилы под звуки бубнов, колдовского камлания – не принимала земля злого чародея! Выкопали тогда бояре труп Лжедмитрия I, сожгли прилюдно, прах его вместе с порохом в пушку зарядили да выстрелили в сторону Польши…

Но вернулся он как Лжедмитрий II, и Марина Мнишек – вдова самозванца первого супругом своим его признала …

 

Связи лопарей с духами, древними предками, космическим разумом пришлись не по нраву большевикам-атеистам. А посему, в рамках «борьбы с мракобесием и пережитками прошлого», они рушили и разбирали каменные сейды, расстреливали шаманов, преследовали учёных-краеведов и даже сфабриковали знаменитое дело о контрреволюционном «Саамском заговоре», по которому 15 человек было расстреляно и более ста арестовано только в одном Ловозеро! И это при том, что всё саамское население на Кольском полуострове составляло не более двух тысяч человек!

Трагически сложилась судьба Барченко и его экспедиции: все материалы засекречены до сих пор, все участники расстреляны.

 

Пострадала в советское время и природа Кольского полуострова: с введением в эксплуатацию горно-металлургических предприятий всё было направлено на добычу цветных металлов. Партия звала «план выполнить и перевыполнить»! И цель оправдывала средства! Ни о каких очистных сооружениях, здоровье жителей, благополучии природы никто тогда не задумывался. А ведь цветная металлургия с её едкими выбросами в атмосферу всегда являлась одной из самых вредных для окружающей среды отраслей промышленности. В результате земля вокруг городов полуострова постепенно превращалась в выжженную пустыню. Едешь, бывало, по области, любуешься изумительными по красоте озёрами, сопками и вдруг внезапно оказываешься в центре техногенной катастрофы, ибо за очередным холмом открываются поистине апокалиптические пейзажи: чёрные долины в окружении обожжённых чёрных скал, незамерзающие чёрные речки и полное отсутствие какой-либо живой растительности. А если где-то вблизи предприятий и сохранились леса, то ягоды и грибы представляют ныне большую опасность для здоровья человека. Бруснику, например, местные жители по праву называют «брусникелем».

 

По преданиям, дабы добавить жизненную силу вымирающему саамскому народу, нойды переместили в человеческие тела души птиц и животных. Так появилось три рода: саами-олени, саами-тюлени и лесные саами-вороны.

Мистика, фантастика, волшебство Мурманской Лапландии ощущается даже в сохранившихся саамских названиях озёр, рек, водопадов и гор, тесно связанных с устными народными преданиями, легендами и традициями.

Айкуайвенчорр – Спящая красавица, или Гора с головой матери Бога.

Куйвчорр – Гора Великана.

Юмъекорр (Яммейкорр) – Ущелье мёртвых.

Юдычвумчорр – «гудящая гора», часто издающая под воздействием ветра странные, похожие на речь звуки.

Все эти рокочущие, труднопроизносимые названия напоминали мне тогда имена ацтекских богов: Кецалькоатль, Ицпапалотль, Истаксиуатль, Акуэкукиотисиуати…

Разве не созвучны им и саамские названия северных рек, озёр – Иоканга, Куцколь, Лумболка?

 

Озеро Лумболка, с редким лесом на берегу, и было целью похода нашей компании.

Хрипели и стонали терзаемые ветром деревья. Неслись по небу лохматые, насупленные тучи, вот-вот готовые разразиться обильным снегопадом. Мелькнул на мгновение солнечный луч и вновь утонул в мрачных облаках. Похоже, даже небо было возмущено жестокой расправой над птицами.

Трупик Нямы я нежно прижимала к сердцу под курткой, почти как два года назад, когда его, маленького воронёнка, оказавшегося в беде, несла домой, мечтая вылечить, вырастить, дать путёвку в жизнь. Сейчас же я отчаянно надеялась встретить колдуна, лесного саама-ворона, способного воскресить всех моих погибших питомцев…

Потому и приглядывалась к каждой тени, похожей на человеческий силуэт, прислушивалась к каждому шороху…

Словно читая мои мысли, Вик остановился, замер настороженно.

– Здесь будем копать яму? – нетерпеливо спросил его Димка Яковлев.

– Стой, погоди, я слышу, кто-то идёт…

 

 

Часть 6

 

И действительно, позади кто-то тяжело дышал, сопел, чертыхался и тихо ругался матом. Явно не саам-ворон.

Вскоре между деревьев показался Пашка.

– Пацаны, вы одурели? Просто так будете вредителей закапывать? А лапки отрезать? Если они не нужны вам, дайте почикать мне!

Он достал из кармана ножницы и сделал шаг в сторону мешка.

– Назад! – тихо, но властно приказал Вик.

Пашка замер.

– Поворот кругом и чеши отсюда! Никаких лапок не получишь!

– Но добру-то зачем пропадать? За них же патроны дают! Я бате своему обещал!

– А батя твой урка, да? Патроны ему зачем? На медведя собрался?

– Ты моего батю не трожь! – насупился Пашка. – За оскорбление и получить можно…

– Да ну? Получить? – рассмеялся Вик. – Уж не от тебя ли?

Он схватил Пашку за воротник пальто, встряхнул:

– Пшёл отсюда, жирная коротышка!

– Кто ты такой, чтобы мной командовать, недобиток с…ный? – Сплюнул Пашка, и глаза его стали быстро наливаться кровью.

– Отлично, если не понимаешь по-хорошему, надеюсь, поймёшь по-плохому!

Вик схватил Пашку за шиворот и толкнул так, что он уткнулся носом в мягкий мох.

– Убирайся отсюда! Дима тебя проводит и проследит, чтобы ты за нами больше не подглядывал!

– Ну, всё! Тебе хана! Достал ты всех! Давно! – завизжал Пашка, рукавом пальто размазывая по лицу грязь. – С рук тебе это не сойдёт! За батю моего братва постоит! Плохо тебе будет, ой как плохо!

Пашка в этот момент был похож на взбесившийся красный колобок, злобно щёлкающий зубами, что выглядело достаточно комично.

– Идём,– засмеялся Димка, обняв его за плечи, – провожу тебя до дому, как прынцессу… Только не вздумай бежать – всё равно догоню!

 

Место для погребения птиц мы выбрали на лесной проталинке, между двумя берёзами, куда чаще всего проникают солнечные лучи. Пока Вик копал яму, на деревьях стали появляться вороны. Не одна, две, а десятки… целая стая! Они наблюдали за нами в полной тишине до тех пор, пока я не вынула из мешка трупики моих пернатых друзей, чтобы уложить их в свежевырытую могилку. Словно по команде, вороны вдруг сорвались с деревьев и долго с душераздирающими криками кружились над погибшими собратьями.

Их пронзительное, клекочущее карканье воспринималось мной, как церемония прощания с родственниками, которым они отдавали последние почести, провожая в мир иной. Понимали ли птицы, что сородичи их мертвы? Несомненно. Птичий крик был выражением скорби.

Позднее я узнала: подобные церемонии устраивают не только вороны, но и слоны, гуси, лебеди, утки, жирафы, обезьяны, дельфины, тюлени, лошади… Практически, весь животный мир!

Люди уверены в том, что животным недоступны чувства, эмоции, по причине якобы отсутствия души!

Но утверждение, что у животных нет души – всего лишь аргумент для того, чтобы со спокойной совестью убивать разумных существ – братьев наших меньших.

О том, что животные скорбят, глубоко переживают гибель близких, существует множество свидетельств очевидцев.

Так, например, замечено: слоны, осознав, что сородич мёртв и оживить его нельзя, замирают на время в полном молчании, а затем всем стадом часами бродят вереницей вокруг погибшего, нежно касаются его хоботами, выражая скорбь и почтение.

Тело помещают в вырытую яму, прикрывают землёй, листьями и в течение нескольких дней остаются рядом: плачут, голодают, впадают в депрессию; долгие годы посещают могилу, совсем как люди, чтобы молча постоять над останками и даже унести с собой косточку на память.

Хоронят слоны не только близких родственников, но и все встретившиеся им на пути трупы слонов и даже людей!

 

Обезьяны совсем по-человечески плачут, рыдают, всхлипывают. Иногда, не в силах пережить разлуку, умирают от тоски…

Очень тяжело переживают животные гибель детёнышей. Так однажды самка жирафа и её семнадцать родственников четыре дня не отходили от тела погибшего малыша!

Неделями не отпускают ушедших дельфинят мамы-дельфины, пытаясь их реанимировать.

Тяжело скорбят приматы, птицы, собаки…

Траурным воем провожают волки своего вожака, уходящего в последний путь – умирать.

Животные чувствительны и эмоциональны. Их переживания и визуальные проявления горя идентичны человеческим. Но, в отличие от большинства двуногих, у них есть чувство эмпатии – сопереживания.

И доказательством тому служит множество примеров не только внутривидового усыновления, удочерения сирот: обезьяны выкармливают, воспитывают щенков, котят, тигрят; собаки – котят, цыплят, утят, поросят; кошки – щенков, бельчат…

Животные кормят своих стариков, делятся едой с попрошайками…

Так, может, пред нами вовсе и не животные, а люди в их животном обличии?

 

Большинство учёных сегодня признают, что животными руководят не инстинкты, а разум и душа.

Но что значит их разум, их души для Homo sapiens, когда ему «кушать хочется»? Ничего! Раз животные не люди, значит, они неполноценны!

Убивать можно! Ведь «человек – избранник, подобие Бога! Высшая форма жизни на Земле»!

Но разве утверждение врождённого превосходства Homo sapiens над всеми другими живыми существами планеты не есть зоофашизм?

И разве человек убивающий, человек-разрушитель может быть подобен Богу – Творцу, Созидателю, Архитектору Вселенной?

 

Вик замаскировал место погребения кучей прелых листьев, сухими ветками, дабы не нашли его желающие поиздеваться над птицами и после их смерти.

Начавшийся внезапно обильный снегопад надёжно укрыл могилку белым покрывалом.

Прощай, Няма! Прощайте, милые птички! Я буду навещать вас! Место найду по колечку с лапки Нямы, что висит теперь на ветке берёзы.

 

«Где мне теперь со своими крылатыми друзьями общаться? В лесу?» – задавалась вопросами я.

Словно в ответ на мои мысли, Вик вдруг сказал:

– Одна сюда не ходи. Не надо рисковать. Совсем скоро морозов не будет, снег растает – птицы сами себе пропитание найдут.

Домой шли быстро, спешили – очень волновала судьба Жемчужинки, её деток. Не успела я узнать, что с ними, живы ли они? Как переживут они трагическую гибель главы семейства? Мне было безумно страшно за неё и малышей. Хоть лезь на дерево и забирай всё семейство домой. Но Жемчужинка не ручная, она не поймёт добрых намерений…

Не заметив кривой корень, торчавший из земли, я внезапно споткнулась, полетела вперёд, упала руками на камни.

– Осторожнее! – Вик помог мне подняться, отряхнул куртку, улыбнулся. – Ну вот, ладони расцарапала, а нос цел – уже хорошо!

Он достал из кармана носовой платок:

– Давай руки, вытру – они же у тебя в крови.

Его трогательная забота чуть было не заставила меня разрыдаться. Так со мной обращались только родители.

– Знаешь, мне лучше с животными, чем с людьми, – вдруг призналась я. – Да и друзей у меня нет, кроме тебя и твоей бабушки.

– Но у тебя же есть прекрасная семья – это главное! – улыбнулся Виктор.

– Семья-то есть, только рядом никого нет: родители – на работе, брат – с паяльником, что-то мастерит, бабушка в Москву уехала по вопросам реабилитации.

– И моя уехала! В Ленинград! Говорят, реабилитированным теперь можно будет вернуться на родину! Если бабушке вернут хоть какую-то жилплощадь в Ленинграде, я вместе с ней отсюда уеду. Буду в художественное училище поступать – мечтаю скульптором стать.

– О да! Я видела на выставке в школе твою птицу резную! Только настоящий волшебник мог создать такую красивую игрушку!

– Поморский голубок не игрушка, – усмехнулся Вик. – Раньше его называли – оберег… А теперь Птица Счастья. Потому что Партия авторитетно заявила: тёмных сил не существует – оберегать не от кого! До революции же эти обереги почти во всех домах Поморья под потолками висели. Под них ещё самовары кипящие ставили, чтобы от пара птички кружились над столом, словно живые.

– Где же ты научился такому искусству?

– Семейная традиция: дед вырезал, прадед и ещё многие до них – по наследству передалось мастерство!

Вик внезапно поскользнулся, потерял равновесие, чёрные очки слетели, и я заметила, что глаз у него подбит…

– Опять тебя бандиты били? – изумилась я.

Он не ответил. Молча подобрал очки и гордо водрузил их на прежнее место.

– Может, тебе всё же снять этот наряд? – приставала к нему я. – Одеться, как все?

– Нет, – вздохнул Вик тяжело, – не хочу, как все! Не хочу быть серой мышкой, винтиком, не хочу слиться с послушным стадом, не хочу ходить под бывшими вертухаями, уголовниками…

– Каким стадом? – не поняла я.

– Ну, вот скажи, – тяжело вздохнул Вик, – кто-нибудь из класса посочувствовал тебе? Ведь твоего друга убили! Няма хоть и птица, но твоим другом был, не так ли? Ни слова поддержки, ни грамма сочувствия, убийцу не осудили! Только цирк, веселье! Все, как один! Серое стадо! Если кто-то глубоко в душе и пожалел убитую птицу, никогда этого не покажет, глаза спрячет, будет в землю смотреть, но не скажет! Команды не было! Бывшая надзирательница да сын уголовника у вас в классе всеми командуют: когда кому смеяться, когда молчать! И на собраниях рот привыкли открывать лишь по приказу, говорят то, что на бумажке написано – наизусть вызубрено! Никаких чувств, эмоций! Хладнокровные беспозвоночные существа низшего плана! На любую подлость готовы, твари! Как же ненавидят они тех, кто, вроде тебя, проявляет милосердие, заботится о слабых, защищает от мерзавцев, подобных им! И, что самое страшное, рядом с такой безмозглой массой люди нормальные деградируют… Сейчас у меня нет иного способа, как быть стилягой, чтобы хоть как-то отличаться от толпы.

Стану художником, скульптором – буду выражать себя в искусстве. Не монументы вождей, рабочих с колхозниками, девушек с вёслами создавать, на баррикады звать! Нет! Никаких рабочих с булыжниками! Мои скульптуры должны излучать мир, покой, свет… Мечтаю вырезать животных, птиц, лесных духов, портреты растений! Ты же знаешь, что растения живые – с ними разговаривать можно! Всё понимают! Иной раз лучше человека! У них есть души! Настоящие! Вообще-то, я уверен, что природа чище, чем человеческое общество!

– Ладно, – вздохнул он, когда мы уже подошли к дому, – если всё же соберёшься пойти в лес, без нас не ходи, договорились?

И он удалился – высокий, прямой, гордый, светлый…

Таким я и запомнила его на всю жизнь.

 

Гнездо под балконом было в целости и сохранности. В нём сидела поникшая Жемчужинка, крыльями оберегая птенцов от снегопада. Знала ли она о гибели Нямы? Возможно, вороны и поведали ей всю трагедию, – ведь язык общения у них богат, членоразделен, интонационно развит, с огромным запасом «слов». Ворону можно обучить человеческой речи, человек же воспроизвести вороний не может.

Как теперь Жемчужинка будет кормить деток? Улетать далеко и оставлять малышей надолго очень опасно. На балкон же без Нямы она не прилетала – стеснялась? Я насыпала полные плошки зерна, семечек и долго, тихо рыдая от безысходности, рассказывала несчастному вороньему семейству, каким замечательным был наш Няма…

Быть может, если бы я сообщила о его гибели родителям, мне было бы легче перенести горе. Но портить им настроение в единственный выходной я не решилась. И, хотя сердце моё стонало от тоски, в квартире старалась держаться спокойно, не плакать. И только со скрипкой душа моя рыдала.

Ближе к вечеру, уставшая, эмоционально опустошённая, я вышла на балкон, уселась в старое кресло и долго смотрела на закат. Ровно два года назад, когда воронёнок был совсем маленький, я выносила его сюда, чтобы приучить к улице: любовалась заходящим солнцем, а он, сидя у меня за пазухой, едва слышно что-то робко комментировал…

По небу быстро неслись низкие причудливые облака, похожие на сказочные персонажи из сладкой ваты. Казалось, если забраться на крышу, можно руками потрогать всех этих облачных мишек, зайчиков, собачек, птичек…

Тучками, наверное, становятся души ушедших животных и спешат, торопятся к Богу…

А когда их становится много – собираются в одну большую тёмную грозовую тучу – льются слёзы ливнем на землю…

Рыдает наш Создатель по тварям Своим невинным, принявшим смерть мученическую; гневается Он на людей – молниями бьёт, грохочет.

Где теперь мой трогательный малыш? И куда улетают души птиц? Помчаться бы за ними в ту неземную жизнь, увидеться в последний раз и попрощаться…

 

Стемнело, закончился снегопад, и глубокое, бездонное небо украсила чудесная россыпь сверкающих звёзд. Они висели так низко, что, казалось, можно бежать по ним, словно по ступенькам, к Полярной звезде – там сияет небесный дворец, населённый душами праведников. Где-то рядом должна быть Радуга – рай для животных.

Быть может, это «Птичий Путь» или «Дорога духов»? Так когда-то, очень давно, называли славяне «Млечный путь», куда, по их мнению, слетались души земных существ, превращаясь в маленькие звёздочки.

Завораживает, манит к себе таинственное, колдовское небо.

Хочется взлететь туда и раствориться среди звёзд, оставив здесь земную оболочку…

Небо, словно в ответ на моё желание, озарилось вдруг яркими вспышками зелёного, фиолетового, голубого цвета; стремительными вихрями разноцветных искр; снопами света с золотистыми шлейфами; переливающимися «занавесами», полыхавшими привораживающим красным пламенем… Кто сотворил такое волшебство? Какой кудесник?

Сказочной красоты музыка Полярной звезды звала меня, притягивала.

Душа моя в свободном парении, в бурном восторге устремилась в этот карнавал красок…

Радостно, легко, словно исчезли навсегда все проблемы, полная невесомость и безмятежное счастье…

Я стремительно превращалась в большое облако!

 

– Проснись, пожалуйста, открой глаза! – в ужасе трясла меня за плечи мама. – Нельзя спать на морозе! Замёрзнешь насмерть! Ты же уже ледяная!

Вскоре под тремя одеялами я лежала в постели с грелкой в ногах.

-Доченька, ты забыла, что я тебе рассказывала? Нельзя долго смотреть на северное сияние! – сетовала мама. – Оно притягивает и может убить!

Северное сияние – граница между тем светом и этим, миром живых и миром мёртвых… Помнишь легенду о небесном дворце под Полярной звездой? Он открывает свои окна тогда, когда призывает души усопших. Но если на зов откликнется живой человек, отправится и он навсегда в безмолвие, навстречу гибели.

– Мама, ты веришь в сказку?

– В сказки надо верить, в них много правды, без сказки нельзя жить!

– Какая же правда может быть в этой сказке?

– Смотреть на северное сияние вредно – об этом говорят учёные. Можно заболеть или сойти с ума. Сияние пульсирует с частотой, близкой к ритмам головного мозга, сопровождается инфразвуком, который мы не слышим, – всё это вызывает головокружения, галлюцинации, сердечные приступы, припадки, схожие с эпилептическими. Бывали случаи, когда люди массово впадали в транс, многие становились пациентами психбольницы. Слышала про эффект «мерячение»? Его так и называли – «зов Полярной звезды»! Так что, пожалуйста, никогда не смотри на сияние долго.

Беседа с мамой убаюкивала. Я закрывала глаза и вновь погружалась в волшебные грёзы звёздного неба.

Смерть почему-то не пугала меня, а воспринималась, как естественное продолжение жизни.

– Не ищи ушедшего в небесах, – услышала я вдруг чей-то голос, – друг твой останется рядом – в сердце твоём, памяти, ангелом-хранителем…

И я заснула впервые за несколько суток так крепко, что даже не слышала суеты в нашем подъезде, приезда скорой помощи, милиции…

 

 

Часть 7

 

Если посеешь эти семена, будешь есть от

истинного Бога, ибо не прольёшь крови и ни

страдания не увидишь, ни крика не услышишь.

Что же ты ищешь даров Сатаны, муки,

смерти, крови живых душ, пролитой от меча?

Разве не знаешь, что тот, кто поднимает меч,

от меча и гибнет? Иди теперь своим путём

и сей семя доброго плода жизни, и не вреди

безвинным тварям Божиим.

Евангелие Двенадцати апостолов

 

Строго накажи твоё дитя, виновное в убийстве

насекомого: с этого начинается человекоубийство.

Пифагор

 

Весь следующий день в школе меня преследовало ощущение надвигающейся беды. И чутьё не подвело.

После уроков учительница приказала всему классу остаться – небольшое собрание.

Тема: «Шире фронт по борьбе с вредителями!»

– Дети! Наступила весна, и страну захватили враги! -испугала она сразу весь класс.

– Враги – это вредители сельского, охотничьего и рыбного хозяйства: вороны, во́роны, чайки, суслики, хомяки, крысы…

В нашем городе огромное количество ворон. А ворона – враг всего живого, пернатый волк, крыса, разбрасывающая помойки! Она съедает яйца певчих птиц! Она убивает маленьких птенцов, цыплят, гусят и даже милых зайчиков! Вороны всё равно, что эсэсовцы, – разорители, воры, убийцы! Они гадят! Они мусорят! От них грязь и крысы!!!

Есть указание – ворон нещадно уничтожать! Всех, поголовно! Сознательные октябрята и пионеры должны помочь стране – мобилизоваться, идти на врага! Все на борьбу с воронами!

Будем действовать так: наш класс разобьётся на октябрятские звёздочки и примет участие в соревновании – кто больше уничтожит вороньих гнёзд! Бросим вызов третьему «В»! Нам нельзя упасть лицом в грязь! Надо достичь рекорда!

Единственный путь эффективной борьбы с воронами – ежегодное весеннее разорение гнёзд в период насиживания птенцов!

Так в нашем классе была объявлена «охота на ведьм».

 

– Господи! Не насытились они убийством взрослых птиц, не успокоились! Хотят и детей-воронят уничтожить! «Всех – поголовно!»

Кажется, Гитлер тоже призывал к «поголовному уничтожению» одного из народов?

Я сидела оглушённая, и только мысли метались в моей голове. Что делать? Как защитить птиц? Что я могу одна против сорока одноклассников, педагогов и всей школы? Меня поддержат только Вик с Димкой, но сегодня на переменах я их не встретила.

И всё же бездействие есть бесчестие, предательство моих пернатых друзей, и в первую очередь Нямы! Я обязана спасти его птенцов!

Внезапно на память пришли слова ангела-хранителя – бабушки Вика:

– А ты реши – от Бога ты или от обезьяны?

Под вертухаями, уголовниками будешь ходить, или мнение своё отстаивать?

Тварь ты недостойная или честь имеешь?

И я подняла дрожащую руку…

– О! Немая решила нам что-то сказать? – хищно улыбнулась училка. – Рот открывать научилась?

Весь класс, словно по команде, покатился со смеху, как будто перед ним внезапно появился клоун.

 – Давайте, дети, послушаем, что нам расскажут? Может, потом и поаплодируем? – Она явно собиралась поиздеваться надо мной.

Дождавшись, когда шум прекратится, я собралась с силами и произнесла противным, писклявым, дрожащим голосом:

– Я видела сегодня в столовой, как вы на обед омлет ели!

Класс завыл от восторга.

– Ела! Ну и что? Омлет был очень вкусным! Или у тебя претензии к школьным завтракам? Так это не тема сегодняшнего классного часа. Можешь сесть…

– Омлет ведь из яиц делают? – не унималась я.

– Конечно. Глупые вопросы задаёшь. Время отнимаешь. Садись!

Испугавшись, что училка заставит меня замолчать, я резко пошла в наступление, заговорила увереннее:

– Почему вороне нельзя яйца есть, а вам можно? Почему ворону за это убить надо, а вас нельзя?

Класс насторожился.

– Ты в своём уме? Я же человек!

– А чем вы лучше вороны? Откуда это величие? В чём оно? Всех птенцов, которые вылупятся из яиц, убьют охотники! Значит, охотники – вредители? – не останавливаясь, тараторила я, опасаясь, что мне просто заткнут чем-нибудь рот. – Если ворона уничтожает подранков – она тварь, преступник, мусор? А если убивает человек, то он – венец природы? Или всё же человек и есть настоящий вредитель? Человек уничтожает собственную среду обитания, убивает не ради обороны или пропитания, а ради забавы – даже себе подобных! – Класс окончательно притих, стояла мёртвая тишина. – Вы говорили, что вороны разносят заразу, – спешила я. – Помните, вы чихали и кашляли в классе, потому что носовым платком не пользуетесь? Половину учеников заразили гриппом! Почему вороне нельзя разносить заразу, а вам можно? Почему вороне нельзя разбрасывать мусор, который люди же сами и накидали, авам можно?

Посмотрите, что делается у нас после уроков! Шелуха от семечек, конфетные фантики, бумажные шарики, которыми мальчишки плюются через трубочку…

Не раскидывали бы мусор, ворон было бы меньше, которые почему-то вам так мешают. Нашли козлов отпущения – животных да птиц…

Лицо училки вытянулось, покраснело, глаза округлились и вылезли из орбит. Она явно была в шоке от такой неожиданной наглости и, будучи не в состоянии отвечать членораздельно, издавала лишь булькающие звуки. Казалось, ещё немного и её хватит апоплексический удар.

– И вообще, всё, что вы говорите – неправда! – продолжала я. – Вы лжёте! Птица не виновата ни в чём!

Ворона – санитар! Без ворон, расплодятся крысы! – От напряжения я была готова расплакаться. Неужели до них ничего не доходит? Последний аргумент я уже почти выкрикнула: – Их Бог сотворил, понимаете? Помните заповедь «не убий»?

Класс напряжённо молчал, никто не шевелился – не скрипнула ни одна парта!

– Где ты эт.. то.. ому наб-бралась? – Губы училки дрожали, она заикалась.

– Где? У нас над входом в библиотеку что написано? «Любите книгу – источник знаний!»

– Я про Бога! Где ты набралась этой чепухи про Бога?! – Она уже явно взяла себя в руки, почувствовала, как ей казалось, моё слабое место, собираясь пойти в наступление.

Но мне уже было всё равно, что она обо мне думает и какие последуют штрафные санкции. Высказавшись, я чувствовала огромное внутреннее освобождение – оковы с души спали. Как же это здорово – говорить то, что думаешь! Вот в чём истинная свобода!

– Про Бога? У этого… как его… графа, – здесь я специально сделала паузу, претворившись, что забыла фамилию Льва Николаевича.

Услышав слово «граф», учительница радостно взвизгнула:

– Вот! Значит, дома у вас хранится недозволенная литература?!

– Граф … о котором Ленин сказал «зеркало революции»… Толстой!

– Октябрёнок, будущий пионер не должен верить в Бога! Толстой пионером не был! – чуть было не затопала она ногами.

– Но он был «зеркалом русской революции». Почему «зеркалу русской революции» можно верить в Бога, а мне нельзя?

– Но ты не зеркало революции!

– Зеркало или нет, но Толстому веру в Бога Ленин в вину не ставил! Или вы против Ленина? – прищурилась я подозрительно, совсем как пионер-герой 30-х, раскрывший контрреволюционный заговор.

Откуда непроизвольно выскочил у меня этот подленький вопрос? Неужели и на меня подействовала всеподавляющая атмосфера подлости и стукачества?

И тут я почувствовала страх училки, животный, до боли, увидела её глаза – испуганного, загнанного животного…

Но почему же мне не было её жаль? Шах и мат тебе, училка!

– Так! Иди домой и без родителей не возвращайся! – заметалась она. – Нет, лучше сейчас же пойдёшь со мной к директору!

– У меня в три часа экзамен в музыкальной школе! Я со скрипкой даже в школу пришла, чтобы домой за ней не заходить, не опоздать.

– Никакой музыкалки, идёшь со мной! На выход! С вещами! – прорезался у неё визг лагерной надзирательницы. – Не можешь с вредителями бороться – научим, не хочешь – заставим, «милосэрдная» ты наша!

Кабинет директора был заперт. Уехала в РОНО – сообщили в учительской. Будет через час.

– Стой здесь и жди! – приказала она мне.

Из окна школьного коридора я увидела, как она разговаривала на улице с Пашкой, который вдруг достал из кармана рогатку и повертел у неё перед носом. Она одобрительно кивнула, и он стремглав побежал в сторону нашего дома…

И тут меня осенило! Меня же специально задержали, чтобы я не смогла помочь птицам!

Схватив футляр со скрипкой, без пальто, я выскочила из школы и бросилась за ним следом.

 

Но разве я могла догнать Пашку? Сердечная тахикардия, слабость в коленках, одышка и разноцветные круги в глазах не давали мне возможности бежать с его скоростью. Когда я наконец достигла своего двора, Пашка успел залезть на дерево под балконом. Словно в замедленной съёмке, я видела, как гнездо с птенцами падает на землю, как кричат малыши…

От ужаса почти отнялись ноги. Мне казалось, я бегу очень быстро, а на самом деле, задыхаясь, я еле двигалась. Глаза застилали чёрные точки, в ушах звенело – я почти теряла сознание.

Пашка спрыгнул на землю и копошился под деревом. Он ждал меня, демонстративно подняв ногу над пищащим птенцом.

– Ну что, глиста? Не доползёшь никак? Поторопись, а то в первый ряд не попадёшь – цирка не увидишь!

– Паша, – крикнула я, от бессилия заливаясь слезами, – не трогай малышей! Умоляю! Не надо их убивать! Тебе же самому потом плохо будет!

«Где свисток?– мелькнула вдруг спасительная мысль, – Только Вик сейчас мне поможет!»

– Плохо будет? Не смеши, мне очень даже хорошо! – издевательски хохотал Пашка. – Почти как вчера, когда твоего дружка – крысу в чёрных очках зарезали!

Острая боль в сердце сковала конечности. Я не сразу поняла, о чём он говорит.

– Кого зарезали?

– Что? Не слышала ничего? Не знала? Можешь не свистеть – помощи не будет! Не прибежит крысеныш твой по первому зову – еле лапками двигает! Я же предупреждал – будет плохо! Не слушали! А сейчас я вот этих крысят ногами давить буду! Поспеши!

Мне оставалось метров пятьдесят, когда я увидела, как на помощь малышам стремительно летит Жемчужинка. Она уже готова была клюнуть Пашку в голову, но он ловко защитился от разгневанной птицы: сбил её в воздухе заранее приготовленной палкой. С криком она упала на землю, и повреждённые лапы, крыло не давали ей подняться.

– Ах ты, тварь! Крыса! Падаль! – кричал красный от гнева Пашка, добивая ворону.

– Жемчужинка, держись! Я помогу! Вороны! Вороны! Вы где? Детей убивают!

Собрав последние силы, я бросилась на Пашку…

Против его дубины у меня был только футляр со скрипкой, которым я врезала дважды по его тупой башке. Скрипка слабо вскрикнула, Пашка пошатнулся, и я успела вцепиться ему в волосы. До чего же противной была его короткая, скользкая щетина на жирном, потном затылке!

Коренастый, плотный Пашка быстро сбросил меня на землю, нанёс удар ногой под рёбра; а пока я судорожно пыталась вздохнуть, в ярости избивал скрипку.

Она тонко стонала, словно живое, истязаемое существо. Когда же от инструмента остались одни щепки, малолетний бандит занёс дубину над моей головой.

– А сейчас я выбью из твоей черепушки дурные мозги! Не добили вас в своё время, так ошибку эту я сейчас исправлю!

От ужаса я зажмурила глаза и приготовилась к самому худшему, но, к удивлению, удара не последовало. На помощь прилетели вороны – настоящая птичья армия!

Кто-то вцепился Пашке в волосы, кто-то клевал в лицо. И он визжал, как поросёнок на бойне. Кровь текла по лицу, затылку, пальто, оставляя бурые пятна на ещё не растаявшем грязном снегу.

Я понимала: если эту разборку не остановить, вороны его заклюют.

– А-А-А, помоги! – кричал Пашка. – Сделай что-нибудь, ты же можешь!

Останавливать птиц не хотелось. Зачем эта тварь топчет землю?

Но я же не вправе не помочь представителю своего вида. Те же вороны меня бы не поняли.

– Хватит! Вороны, прекратите, не надо больше! Перестаньте! Пожалуйста, прошу вас!

Удивительно, но они меня послушались. Разлетелись, оставив на поле боя корчащегося от боли Пашку, разбитую скрипку, мёртвую Жемчужинку и раздавленного птенца. Погибла счастливая воронья семья.

Птенчиков, оставшихся в живых, вороны брали клювами за крылышки с двух сторон, поднимались с ними в воздух и куда-то уносили. Вороны сирот в беде не оставляют.

– Я ничего не вижу! Помогите, кто-нибудь! – Катаясь по земле, выл от боли, визжал Пашка.

Сбылась моя мечта – увидеть врага униженным, рыдающим, раздавленным, в шкуре жертвы.

«А может, мне следует добить эту гадину его же дубиной? – пришла вдруг в голову дурная мысль. – Мир чище станет!»

Я взяла в руки его тяжёлую, гладко отполированную, заранее приготовленную для убийств палку со следами крови и прилипшими птичьими пёрышками, размахнулась… но тут же бросила её подальше под дерево.

Лежачего бить нельзя – кодекс чести не позволяет.

В конце концов, Пашка тоже Божья тварь, сделавшая неправильный выбор… не убий…

Как там в Евангелии сказано: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас…»?

Я подошла к Жемчужинке, склонилась над ней. Пашка превратил её в кровавое месиво…

«Надо бы похоронить её вместе с птенчиком там, в лесу, рядом с Нямой», – едва успела подумать я, как от мощного удара по затылку потеряла сознание…

 

Прошло два месяца.

После длительного пребывания в больнице с тяжёлым сотрясением мозга и сломанными рёбрами я узнала от родителей, что в школу более не вернусь. Оценки за третий класс мне выставили без контрольных работ, по результатам года. В самом конце мая родители собрали вещи, чтобы отправить меня в Москву вместе с бабушкой – после реабилитации власти вернули ей в столице небольшую жилплощадь в коммунальной квартире. Бабушка больше не была ЧСИР. Позже должна была перебраться в Москву и вся моя семья. В столице меня ждала школа при музыкальном вузе, новые друзья, новая жизнь…

Я надеялась, что все мои неприятности остались в прошлом.

На вокзал провожать меня пришла бабушка Вика. Меня поразил её внешний вид – худое, измождённое лицо, тёмные круги под глазами – потухшими, грустными…

Под стать её печальному образу был и тёмный, мрачный наряд. Мне рассказывали, что после драки в нашем подъезде Вик был ранен ножом в живот. Состояние его было настолько тяжёлым, что в тот же день на вертолёте его срочно отправили в Мурманск, на операцию к известному хирургу. Увидеть, навестить его в больнице мне, конечно, не удалось.

Бабушка Вика, мой ангел-хранитель, долго молча смотрела на меня, а потом обняла, поцеловала и тихо прошептала:

– Будь счастлива, девочка. Это тебе подарок от Вити. На память, – протянула она мне большую коробку. – Откроешь её потом, в поезде.

– Спасибо! Я обязательно напишу ему письмо! Пусть выздоравливает скорее! Может, когда-нибудь мы сможем с ним встретиться?

– Обязательно встретитесь! Я в это верю. – В её глазах появились слёзы, и она быстро перекрестила меня. – Спаси и сохрани тебя Господи! Садись в поезд – он сейчас тронется! Прощай!

Я вскочила на ступеньки вагона и долго ещё махала рукой вслед её удаляющейся фигуре.

 

Подарок Вика оказался для меня большим сюрпризом: в коробке, бережно обёрнутый в бархатную ткань, лежал Поморский голубок, тот самый оберег с выставки.

И сразу вспомнилась весна за окошком и музыка Баха, и вновь появилось желание летать над Землёй…

– Что ты разглядываешь, милая? – спросила моя бабуля.

– Витя мне Птицу Счастья подарил на прощание! Смотри, какая красавица!

– Этот голубок – оберег, – растерянно сказала бабушка. – Витя подарил?

– Бабушка от него передала, на память.

Бабуля моя вдруг умолкла, отвернулась в окно и заплакала.

– Почему ты плачешь, зачем?

– Прощаюсь с Кольским полуостровом… Всё же столько лет жизни здесь прошло, столько событий…

Я обняла её крепко, и вместе мы ещё долго смотрели на убегавшие в прошлое северные горы, сопки, голубые озёра, чахлые деревья и бесконечные телеграфные столбы. На проводах сидели птицы. Иногда они вдруг срывались всей стаей и летели вдогонку поезду.

– Бабуля, смотри! Птички нас провожают!

– Действительно, провожают! Вороны да голуби! – согласилась она и задумчиво добавила: – Ты Витиного голубка береги, на всю жизнь сохрани! Не будет в твоей жизни ничего более ценного, чем этот подарок! Кстати, а ты знаешь фамилию твоего прадеда?

– Иванов! Ты же сама мне рассказывала!

– Нет. Фамилия его с немецкого языка на русский переводится как Голубь! Вот почему ты, наверное, так любишь птиц! – улыбалась бабуля.

– Я не только птиц, но и всех животных, и растения, и людей хороших люблю! Я всю землю люблю! Ведь любовь в этом мире главное, не так ли?

 

P.S.

 

Моё письмо, адресованное Вику, спустя месяц вернулось с припиской: «Не вручено за смертью адресата».

Мой юный защитник, благородный рыцарь Виктор Милославский умер во время операции, в тот самый день, когда случилась моё сражение с Пашкой. Взрослые не сочли нужным сообщить о трагедии мне – в то время глубоко травмированному ребёнку.

Милиция открыла уголовное дело, но предполагаемый убийца (старший брат Пашки) навсегда скрылся из города в день преступления. Найти его так и не удалось, а спустя некоторое время дело было закрыто за истечением срока давности.

Пашка осуществил свою детскую мечту – стал таким же крутым бандитом, как и его отец. С детства полюбился ему лозунг «грабь награбленное!», и потому основным источником его «трудовых доходов» стало вымогательство денег у тех, кто нарушал закон: взяточников, владельцев подпольных цехов, спекулянтов.

В лихие 90-е он был главарём банды, занимался рэкетом, махинациями с валютой, похищением людей. Банда Меченого (так звали Пашку за глубокий шрам над глазом, разделившим правую бровь надвое) в течение десяти лет терроризировала предпринимателей, наводила ужас на жителей одного из городов Центральной России.

Но не принесло ему счастья награбленное: жёны изменяли, разводились, умирали…

Дети рождались уродами, погибали в младенчестве.

Висело над ним вороньё проклятие, потому как убийство вороны ещё предки наши считали преступлением тяжким. Проклят был он, как и все его потомки.

Хоть и говорили ему о том экстрасенсы, не верил – «все пророчества – ерунда!», и досуг свой проводил дома, стреляя из окон по птицам.

Зря не верил – расплата пришла! Чудом ушёл он от пули в кровавой бандитской разборке: прыгнул в авто, помчался по лесной дороге к трассе…

Но ждала его на опушке стая ворон. Поднялась она в воздух и, словно по команде, дружно бомбардировала стёкла автомобиля так, что не видно стало дороги. Выскочил Пашка из авто, побежал в кусты – тут-то его и настигла пуля преследователей.

Откуда вороны знали день, час и место возмездия?

Им известно больше, чем людям. Издревле считалось, что птицы эти связаны с потусторонним миром и являются проводниками душ в мир мёртвых. Надеюсь, Пашку они препроводили в ад.

 

Не пережила потерю любимого внука бабушка Вити – скончалась вскоре после моего отъезда.

Остался от талантливого мальчика лишь волшебный оберег, хранившийся у меня всю жизнь. Не суждено было Вику реализовать свои художественные замыслы, выполнить своё предназначение. Тупая дремучая сила одним движением лишила жизни будущего гения.

Когда я беру в руки Поморского голубка, я ощущаю тепло, которое он мне передаёт. Это защита в настоящем и волшебная связь с прошлым. Словно открывается портал в минувшее: я вижу себя маленькой, нескладной, робкой девочкой, я ощущаю запах лопающихся берёзовых почек и слышу птичий гам и голоса людей, давно ушедших; и вот уже дребезжат струны разбитой гитары и звучат мальчишеские нестройные голоса:

 

Не спугните… Ради Бога, тише!

Голуби целуются на крыше.

Вот она, сама любовь ликует –

Голубок с голубкою воркует.

 

 

P.P.S.

 

Наша цивилизация находится на грани гибели.

За последние 50 лет человечеством уничтожено:

– 60% всех животных планеты;

– две трети всех видов млекопитающих, птиц, рептилий и рыб;

– 300 видов млекопитающих (истреблены охотниками);

– четверть всех известных видов птиц на грани вымирания – 11% пернатых, и 40% всех организмов Земли;

– вырублено 70% мировых лесов.

– израсходовано 30% всех природных ресурсов планеты.

На грани истощения природные ископаемые и запасы чистой воды.

Аномально быстро тают льды в Антарктиде и Гренландии.

Уничтожение естественных мест обитания животных и птиц ради сельскохозяйственных нужд, строительства городов и промышленных предприятий, масштабные убийства животных ради пищи привели к тому, что на Земле сейчас, по заключению международной группы экологов, происходит шестое массовое вымирание животных, и до полной катастрофы человечеству осталось 12, в лучшем случае, 20 лет.

Мы живём в безнравственном и бездуховном мире, где всё подчинено стремлению потребления и получению максимального удовольствия.

Десятилетиями взращиваемые властями поколения живодёров сегодня породили огромное количество маньяков, садистов, убийц, жестоко издевающихся над братьями нашими меньшими. Наше общество в большинстве своём не только не осуждает преступников, но порой даже поддерживает и одобряет так называемых борцов с «вредителями» – дог– и краухантеров.

Нет у людей сострадания, милосердия, любви. Нет понимания ценности жизни.

Повсюду лишь ненависть, жестокость, ложь, воровство, невежество, обман.

Но все наши мысли, слова, все действия сохраняются в информационном поле планеты. Земля нас слышит и чутко реагирует на агрессию природными катаклизмами. Торнадо, смерчи, ураганы, землетрясения, цунами – всё это способы очищения не только от нашей информационной, психической грязи, но и от самих людей, как от дурной болезни.

Никакие политические меры, социальные революции, никакой технический прогресс не смогут предотвратить приближающуюся гибель современной цивилизации.

Необходима РЕВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ! Когда каждый на Земле поймёт, что счастье не в материальных благах, не в плотских удовольствиях, а в гармонии с Природой, в гармонии с Создателем! Счастье в том, чтобы творить и отдавать Любовь!

Возможно ли обновление человеческого сознания (чтобы человек-разрушитель вдруг превратился в человека-созидателя) за столь краткий временной период, предсказанный учёными? Вряд ли. Но надеяться хочется. Иначе наше тяжелобольное общество ждёт ужасная судьба Помпеи, Содома и Гоморры, Римской империи…