ВОТ СВЕТ НАСКВОЗЬ МЕНЯ ИДЁТ
Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2020 / 0, 10.01.2020, автор: Александр ПЕТРУШКИН (г. УЛАН-БАТОР)
*
Всё полость или свет
от мрака отражённый,
который прячет вещь
внутри своих потёмок,
где крутит погремушку
ладошкой обожжённой –
и смотрит в щель её
утраченный ребёнок.
Перебирает ночь –
агу тебе, пернатый,
висим меж голосов
и часовых поддатых.
Натянешь тишину –
молчание пробудишь
и воздух разомнёшь,
которым вскоре будешь.
Лети, лети, снежок –
неси меж позвонками
своими мой ожог
собаками, звонками.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ
Ты вспомнишь, как глаз вынимал,
словно жемчуг другой неподдельный,
из створок глазницы и, как Полифем выдыхал
дорогу тебе жёлтым лбом в оболочку пещеры,
которую ты с ним придумал, а после зажал
в фонарь невесомый, горчащий, как лошадь, холмами
солёной Итаки не той, где не та ожидает других
судьба, торопливо, как будто ты – небо, прощает
а после Гомером совсем не тебя говорит.
Ну вот ты вернулся в холщовую эту рубаху
вспотевшей земли – и летит над тобою фонарь
похожий на крест, а точнее похожий на якорь,
в котором, как фильм, никогда не проходит зима.
Лежишь среди снега, твой лоб протирает пещера,
до хруста темнея, с тобой соклонён Полифем,
как соль или, в остров себя развернувшая, сфера.
Вернулся. Не ты. И не вспомнишь, ослепший, зачем.
*
неочевидный человек
идёт по снегопаду Бога –
его молчанием одет
от края выдоха до вдоха
чужим дыханием он полн
в пальто его ключи щебечат
и тычет Бог в ладони нос
невидимый бесчеловечный
ГИПОТЕЗА
Предположительно ангелы – это псы,
стоящие меж человеком и Богом [в форме косы]
их серпы надёжны, как осень, вкуси и ты
от источника нашей плоти, как вместилища пустоты
[тоже нашей]. Ангелам нужен ветеринар,
что излечит царапины их голосов, коллекцию травм
меж ваятелем и скульптурой зависших [как Интернет
или фотоны, убеждённые, что отсутствует свет].
И скулят от бобо эти разломы, меж тварью с её творцом,
вертят своею дурной
человеческой жопой
и божией головой,
или ходят меж нами,
двумя, как снегопад
жмутся к ногам, лижут морду твою,
обтёсывают до старости, так
вдруг приходит время:
человек преломляет ангела лающий хлеб,
вынимает болячки свои из собачьего тела,
выбрасывает в темноту.
Глядит на свет.
*
К проявленью зимы всё готово внутри и снаружи –
как прогулка меж лесом и домом, и домом что дальше
всех домов – в горизонте – зашит, и не знаешь, а веришь
то, что стужа внутри, развернётся за бабочкой пашней
или тело твоё загорится меж яблони свечек,
разгибаясь водой всё темней или дробней любого столетья
и останется наледь и с ангельских перекличек
полетят в снегопаде – у брайля взаймы будто взятые – перья.
И ты видишь сквозь веки, что небо хрустит между пальцев
у деревьев или по веткам наколотых ижицей цапок
снегирей – а услышишь и ангел окажется прежним,
в речь и тени её удлиняясь – небрежен, но близок и хваток.
Если ты посредине зимы и готов к опознанью –
кто листает тебя, как столбы верстовые и почту
и ведёт по тебе ледяные гудки паровоза?
что возможно и верно, хотя, вероятно, неточно.
Всё ведёт в глухоты и дождя винтовую коробку –
в перерывы густых облаков, будто кадр обезвожен
или вставлен ты был в снегопада подложную лодку
потому что отсюда совсем этот кадр невозможен.
Наклонишься к зиме или к наспех отброшенной ветке,
чья железная заперта дверь, чтобы время себя совершило,
и меняешь себя неизменно и неотменимо,
доливая земли или глины в проявитель из света и тмина.
Там дорога мелькает, как остров, по кругу смеркаясь
всё быстрей, и быстрей слова стрелка – своих называний
не припомнишь, но выгоришь скороговоркой,
потому что был мир, словно эхо и столп,
возведён из твоих откликаний.
Это степь извлекает тебя, как тропу из кармана
или рамы внутри человека – и гремят её ставни
или небо вглубь птицы спустилось отверстою раной –
то прижмётся всем лбом, то, как степь проявляясь отпрянет.
СНЕГОПАД
Не тяжелей метель дороги лошадиной,
но проще, чем врастать в морозы над собой –
растёт из веток снег большой и неделимый,
качая воробьиной, горячей головой.
Так утерявший свет руками по тьме водит
и судорогой сводит в дорогу стыдобу
и крошит свет на свет, упавший на пороге:
не надрезай его – я всё тебе верну.
* * *
Человек – это берег, покинувший сам себя:
колокольчик из лепры над ним, или жар в узлах
колокольной мышцы, свившей внутри гнездо
и долдонящий, как птенцы, до и до,
где уключина в белой воде [не своей] скрипит –
хоть отплыла лодка, и её отраженье взяв,
истекла река, как последняя из причин,
и хлопочет о месте её полый взмах весла.
Из числа истёртый идёт по себе человек
как колючка, за свет зацепившись, светильник тьмы,
удержавшись за берег, который он взял собой,
и шаги его сквозь полёт стрекозы слышны:
то присядет она на борт света, а то в плечо
угодит из брызг отплывавших доныне волн,
а то знак вопроса поставит на темень, что
оступается в мышь летучую с головой.
Вот и корни воды проросли из земли хворать –
человек по ним идёт и собой исполняет даль,
а над ним – белый берег из эха, локатор, вздор
и горит гнездо и шумит, угодивший в него прибой.
*
Взяв бельма, неумелый взгляд,
на обе азбуки хромая,
я покидаю этот ад
[хотя не достигаю рая].
Вот свет насквозь меня идёт,
вот клён, как дева, опадает
вот Бог, который разорвёт
меня [когда меня узнает].
Вот воздух, обобравший тьмы
письмо, ломается и сохнет,
и наблюдает, как бельё
на людях от мороза дохнет,
вот под землёй горят ларьки,
и – безмятежно и нечестно
в алмазы скручены сверчки,
которых извергает бездна –
их ходики туда-сюда
меня пристрачивают к почве –
хотя расходятся их швы,
как время, что казалось… прочным.
Вот взгляд, отпущен по УДО,
блуждает, как з/к, церквами,
и смерть, которая придёт.
Но – не за нами.
* * *
Нарезан хлеб мороза. Налита
земля по горлышко своё, но – не до дна,
а через дно, черпаешь ложкой дрожь, озноб
сияние безлицее, как гроб.
Кто у окна холодного стоит,
как столб и слёзы вынутых синиц? – трещат синицы
– ты вернись, вернись, как варежка в рукав…
а обернись –
и ночь низка, и говоришь во тьме
– будь, Господи, несправедлив ко мне.
Александр Петрушкин родился в 1972 году. Автор ряда публикаций в литературных журналах и нескольких поэтических сборников. Куратор евразийского журнального портала «Мегалит». Живёт в Улан-Баторе.
Есть анекдот об экзамене. Студент не знал ни Маркса, ни Ленина–ничего. Профессор поинтересовался родиной “плавающего” самородка. Услышав, что тот–из Урюпинска, экзаменатор –в сердцах- воскликнул: Брошу все к чертовой матери и уеду в Урюпинск…
Похоже, что Петрушкин нашел “более глубокое место” нежели Урюпинск. Не могу утверждать, что он никогда не слышал об Иллиаде, но нет и намека на, что он читал ее. Если бы хоть раз раскрыл ее, то он постеснялся бы выносить свои строчки на суд читателя
Это делается так: берутся разные слова и стыкуются в любом порядке, чтобы ни складу, ни ладу и позабористей; получается многозначительно и не для вашего ума, а вы тут про Гомера!.. Вот кто-нибудь пояснит, о чём ЭТО: ” Налита
земля по горлышко своё, но – не до дна,
а через дно, черпаешь ложкой дрожь, озноб
сияние безлицее, как гроб”? Автор воистину молодец – и “до дна” дошёл и “через дно” вышел!
Интересно: А кто заведует отделом поэзии в “ЛР”? Забавные подборки!