Загадки Достоевского

Рубрика в газете: Иной ракурс, № 2021 / 38, 13.10.2021, автор: Максим АРТЕМЬЕВ

Фёдор Достоевский резко выдаётся из ряда русских классиков – своих современников, деталями своей биографии. Никому из них на долю не выпадало такое – четыре года каторги, когда дворянин, не знавший никакой «чёрной» работы, оказался обречённым на тяжёлый физический труд и проживание бок о бок с самыми низшими слоями народа, в буквальном смысле подонками общества.
От Пушкина до Льва Толстого писатели смотрели на народ сверху, а Достоевский был самым настоящим образом перемешан с ним, в буквальном смысле втиснут в его шкуру. Он был уравнен с мужиками, с дворовыми, с отходниками. Писемский наблюдал плотничью артель со стороны, как Тургенев своих крепостных, а Достоевский на четыре года стал одним из них. В социологии это называется «включённый эксперимент». И это был уникальный опыт в русской литературе. Как это отразилось на его творчестве, и отразилось ли вообще, мы поговорим в другой раз.
Но каторгой уникальность Достоевского не исчерпывается. После неё последовали пять лет военной службы, причём первый год Достоевский провёл рядовым, да и затем поднялся не высоко – унтер-офицер, после прапорщик. Ни Толстой, ни Лермонтов лямку рядового не тянули, и опять-таки, на своих солдатиков поглядывали свысока, а Фёдору Михайловичу довелось делить с ними нары в казарме – разница в опыте кардинальная. Сравнить его можно только с Тарасом Шевченко, служившим таким же рядовым на противоположном краю казахских степей в те же годы, русский писатель – на Иртыше, украинский поэт – на Каспии. Но Шевченко сам был из крепостных, крестьянский сын и бывший дворовой, так что трудностей он должен был испытывать куда меньше, чем выпускник Инженерного училища, дворянин Достоевский. Кстати, по сегодняшним меркам странная практика – отправлять нелояльных и виновных в армию. И до оружия подрывные элементы допускаются, и на случай войны в подразделениях оказываются потенциальные враги государства. Почему-то тогда этого не опасались.

Надо сказать, что пять лет службы Достоевского (если не считать службы в Инженерном корпусе после выпуска из училища) в Азии равны по продолжительности военной службе Толстого. Но если Толстой-офицер – привычная и хорошо знакомая фигура, то Достоевский-военный – нет. Эти годы прошли бесплодно в отличие от Толстого с его рассказами о сражениях на Кавказе и в Севастополе.
Удивительное дело – про четыре года каторги Достоевский отписался «Записками из Мёртвого дома», а про пять лет армейской службы – ничем. А ведь он уже был взрослым человеком, в возрасте от 33 до 38 лет. Казалось бы – наблюдай и пиши; если нет времени и нагрузка больше, чем у барчука Толстого, то опиши потом. Но нет. Столь длительный период, да ещё и во время самого расцвета жизни, никак не отражён писателем. Да, на долю Достоевского не выпало участвовать в сражениях, и служба сводилась к учениям и построениям. Но всё равно, для писателя это не так важно, и мирная служба может дать множество материала для творчества. Это белое пятно в биографии и творчестве писателя буквально режет глаз своей необъяснимостью.
Никак не отразились и наблюдения за местными природой и людьми. Если у Толстого кавказского материала (а он там пробыл неполных три года) хватило на множество рассказов и несколько повестей, от «Казаков» через «Кавказского пленника» до «Хаджи-Мурата», он был впечатлён и видом гор, и людьми, обитавшими у их подножий, то у Достоевского никакого интереса ни к казахам (тогда называемых «киргизами»), ни к бескрайним степям, ни к Алтаю, где он не раз бывал, ни к сибирским городам. Уточним, что сам Достоевский и его современники считали Семипалатинск и степи вокруг «Сибирью».
Хотя, казалось бы, как должны были поразить столичного жителя непривычные степные ландшафт и красоты алтайских гор, обычаи кочевников и русских старожилов. При этом никакого высокомерия у Достоевского не было, он дружил с Чоканом Велихановым, получившим европейское образование пытливым казахом, ставшим офицером и исследователем. Но почему-то вся эта азиатская экзотика его совершенно не «зацепила».
А ведь совсем рядом с Семипалатинском кочевал со своим родом Абай Кунанбаев, будущий «казахский Пушкин», а затем он учился в этом городе в медресе и в школе, так что, с учётом того, что городишко был маленький, Достоевский мог видеть любознательного подростка (ну или тот грустного прапорщика, кому как национальное самолюбие подсказывает). Льву Толстому, заметим, хватило несколько поездок на кумыс и по земельным делам в башкирские степи, чтобы написать на местном материале притчи «Ильяс» и «Много ли человеку земли нужно». Мне скажут, что Достоевский находился там в ссылке, что соответствующим образом действовало на душу, но и Пушкин в Бессарабии тоже не по своей воле очутился, однако сколько на тамошнем материале он написал! Да и Лермонтова на Кавказ выслали, что не мешало ему воспевать красоту этого дикого края.
Наверное, принципиальное пропускание мимо себя окружающей действительности было личной особенностью Достоевского. Его письма из Семипалатинска почти не передают никаких наблюдений. Он был слишком книжным человеком, не тем, кто шёл от непосредственных впечатлений.

 

4 комментария на «“Загадки Достоевского”»

  1. 1) Странно использовать термин “включенный эксперимент”, который предполагает зачастую отстраненное участие социолога. У Достоевского был период жизни без прикрас.
    2) Книжный человек – неподходящий термин. Не каждый же писатель должен нести автобиографические элементы в свою прозу.

  2. А кому сегодня нужна сплошная выдумка? Инфантильным подросткам? Писателя делает биография, это прежде всего, остальное – по желанию )

  3. Мимоходу. Биография есть у каждого человека без исключения, и у некоторых самые героические и удивительные. Но не всякий становится писателем, тем более, уровня Достоевского. Ясно, что, кроме биографии есть что-то еще для того, чтобы стать классиком.

  4. Алексею. Что к биографии нужен талант – это очевидно, можно было бы и не напоминать. Но что даже при таланте, но без биографии, не поднимешься выше рядового беллетриста – факт в кубе. Мир изолгался настолько, что ему (миру) уже ничего не интересно, ни фэнтези, ни мифы. А вот правда жизни мир всё ещё притягивает, поэтому нонфикшен пока читают. Не всё, но многое.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.