НАЗАД, В СОРОКИНЩИНУ…

О семейственности и деградации «Нацбеста»

№ 2018 / 4, 02.02.2018, автор: Дмитрий ЧЁРНЫЙ

благородном семействе «Нацбеста» скандал. Премия, которую одно время считали чуть ли не патриотической (ведь национальный же! Проханова награждали, Прилепина) – кажется, тоже «закрякала». Ну, помните же домик для уточки самого системного из либералов Дмитрия МедведеваБорис Кутенков, «рабочая лошадка» одного из лучших, если не лучшего сетевого литжурнала – попал под раздачу литлибов. Уж слишком не вовремя решил он использовать демократические особенности издания, в котором работал.

«Моя работа редактора журнала «Лиterraтура», длившаяся беспрерывно с июня 2014 года, окончательно завершена. – пишет Борис у себя в фейсбуке. – Моих материалов в разделах критики, публицистики и обзоров в уже подготовленном мной 112-го номере не будет. Такое решение мне пришлось принять из-за конфликта с главным редактором журнала А.Романовым, без моего ведома спустя несколько дней после выхода номера заменившим уже опубликованный материал в разделе критики – рецензию Яны Сафроновой на книгу Андрея Бычкова (того самого, который в лонглисте «Нацбеста». – Прим. Д.Ч.). Тон разговора после моего требования вернуть рецензию на её законное место не оставляет мне возможности заниматься журналом дальше – несмотря на то, что свои обязательства по 112-му номеру я честно собирался выполнить. Из раздела «редакция» моё имя ещё ранее убрали, затем (очевидно, с целью насмешки) назвали «ИО редактора раздела критики и публицистики».

 

NatsBest2

Андроник РОМАНОВ (слева) и Борис КУТЕНКОВ (справа)

 

Кстати, созданная Романовым же коммунити в фейсбуке «Новости литературы» – с явным либеральным уклоном, тоже велась весьма однобоко, многие публикации «ЛР» (десятки!), которые я туда добавлял, не проходили этапа премодерации. Это так, на тему демократичности литлибов. При этом самим модератором как новости литературы публиковались один за другим дни рождения литераторов – видимо, его друзей… Но в чём же стержневой, так сказать, конфликт «Нацбеста», что из себя представляют произведения Бычкова, о которых нельзя критического слова услыхать со страниц издания Романова?

Об этом знает только высокочтимое жюри, самого произведения в открытом доступе быть не может, но рецензия Яны Сафроновой-то есть:

«Первые три текста сборника, «Права человека», «Голова Брана», «В бешеных плащах» – это ритмически организованная проза, в которой активно используется приём потока сознания. Но это скорее о том, «как именно устроен художник», какой ритм присущ его прозе, по каким тактам она звучит. Но ведь нельзя игнорировать и то, что же всё-таки в ней звучит. И если прислушаться: «Тугие узкие джинсы протянуть руку, безумие – но ведь это последний транспортир, угол бессмертия и направление к солнцу, и **** (нецензурное слово на букву “п”), скрытая, спящая, в поезде плывущая по реке, в тугих, и близко… О, длинный синий, калимый в белое, разводящий розовый шов огонь, как на железном дне корабля, осторожнее, не обожги!» – мы сталкиваемся с настойчивым, подчиняющим зовом плоти, благодаря которому по всей книге к месту и не к месту обильно рассыпаны упоминания половых органов. Ощущение подростковой дозволенности, которая открылась автору совсем недавно, не покидает читателя на протяжении трёхсот страниц. Распахнулись шлюзы, юноша вдохнул полной грудью, и – случилась феерия потаённых желаний: «Ни позже, ни раньше, потому что же ему надо тебя обмануть, на*** тебя, и в два часа это легче всего. На*** как, например – а не *** (нецензурное слово на букву “х”) так высокомерно смотреть поверх, да еще в очках! Да, короче, на***, как русского жирафа, Гумилёва там или не Гумилёва, Льва или Николая, неважно».

И вот за этот текст так крепко схватился Андроник Романов? Тончайший либерал схватился за толстый орган (не подумайте, что пошлю – я про язык) пубертатной прозы, которую новреалисты хоронили-хоронили (вместе с нею и свою молодость), да не похоронили? И вот те самые литлибы, которые отпевали новых реалистов (надо сказать, небезуспешно: те и сбежали из прозы в конце концов в политику, но не в революционную, а реакционную), предлагают читателю очередное издание ранней сорокинщины – имею в виду сборник рассказов «Тридцатая любовь Марины»… Почему сорокинщины, а не пелевинщины (которая поумнее, всё же) – увидите далее.

Знаете, я ведь тут не моралитэ какое пытаюсь ввернуть – я и сам, можно сказать, в лонглисте «Нацбеста» 2008-го фигурировал только потому, что в «Поэме Столицы» предостаточно эротики (кто-то из критиков называл и её тонкой)… Но тут-то не кино, не «тарковщина» медлительного созерцания, не «субъективка» двух влюблённых. Тут не та самая визуальность, влекущая, где без слов нельзя – нет, тут трамвайная внутренняя речь, прямая и тупая речь, это не описание, это именно что поток сознания некоего «задрота», предающегося самоублажительному сеансу.

Впрочем, «задрот» не так уж безопасен в полёте своего необузданного воображения. Яна продолжает анализировать то, что хотят объявить лучшей книгой страны: «Рассказ «Прогулка на катере» отличается двухплановым повествованием: в одной реальности молодой человек наслаждается прогулкой на катере, а в другой – подвешивает к потолку голую девушку, ломая ей кости. В «Машине Джерри» автор рассказывает нам о «чудесной» пыточной машине, в которую помещают умерших людей и «катают» их в ней; «Ничья вина» – рассказ о маньяке, заточившем четырёх девушек в своём убежище для сексуальных забав; «Русский рассказ» – о мужчине, убившем свою возлюбленную и её ребёнка, потому что она много говорила.» Конечно же такое должна читать вся Россия!

А ведь для меня с года, когда в «Нацбесте» победил «Русский садизм» (2012-й) – нет ничего тут удивительного. Премия, придуманная для раскрутки заведомо некоммерческого чтива – и стала работать на определённые издательства, о чём я писал тут, в «ЛР», не раз. Что же произошло не только с «Нацбестом», но и с литературой, если брать её постсоветское бытие от серёдки 90-х и поныне? Она (если, опять же, верить высокому жюри и вкусам Андроника) совершила полный оборот – от постмодернизма с членовредительством неизменным и матом обязательным она через антитезу, когда родила новый реализм и забрезжила надежда, потом стала поворачиваться назад, и вот вам новый Вован Сорокин, докуриватель постмодернистских бычков (о чём, об «отрыжке Сорокина», кстати, я настороженно говорил ещё когда начинали канонизировать Михаила Елизарова – о, прости, Михаил, я не знал, что твои-то сценки «библиотечного» террора или римейк «Механического апельсина» в «Мультиках» – только прелюдия к ублюдству «эпигонов десятых годов»).

Кстати, Борис Кутенков, некогда бравший у меня интервью как у составителя книги «Поколение еГОра», – к чести его будет сказано, и с «Нацбестом» нынешним развязался из-за его «семейственности» при подборе кандидатур в лучшие писатели. Его удивило, что там работает принцип дружбы – мол, год назад я тебя выдвинул, теперь – ты меня. Юный Борис тут действительно поражает неким в хорошем смысле подростковым максимализмом… А как раньше-то было? Или семейство Зориных не пыталось себя родимых так туда ритмично продвигать? Или Елизавета Емельянова (тогда фамилия звучала подворянистее – Емельянова-Сенчина) не выдвигала Романа? Да, было так и будет ещё – ну, а вы продолжайте читать списки этой в худшем смысле буржуазной премии с благоговением…

Нет, проблески рефлексии имеются и в этом семействе. Вот, пишет Вадим Левенталь, ответственный секретарь премии: «Оргкомитет уже несколько лет назад официально разрешил номинаторам выдвигать собственные книги – потому что это выглядит в конечном счёте честнее, чем «взаимное опыление» номинаторов». Проблемы питерский интеллигент видит и понимает: не нац- получается -бест, а богем-бест. Однако решения проблемы – нет внутри «Нацбеста».

 

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.