ПО СЛЕДАМ ПРОДРАЗВЁРСТКИ

№ 2018 / 8, 02.03.2018, автор: Сергей КУЧИН (г. РАМОНЬ, Воронежская обл.)

Новостная лента интернета преподносит статью о большевистской продразвёрстке. Вот и её столетний юбилей пришёл. Ну и как теперь предлагают толковать тот политико-экономический процесс?

 

Большевистская революция путём страшных насилий освободила народные силы,

призвала их к исторической активности, в этом её значение.

Н.А. Бердяев

 

1

 

Я задумываюсь: сколько же на мою маленькую жизнь выпало политической «болтанки» в истории нашей страны? Простите за грубое слово, но думал-думал и не мог придумать, чем бы политкорректным заменить его. Ну, никак по-другому не назовёшь резкие изменения оценок некоторых правительственных действий и исторически значимых личностей, как только «болтанкой». Что первое в этой цепи переменных ветров запомнилось мне? В день объявления о смерти Отца народов я простоял целый урок за партой. Учительница, не предлагая мне сесть, рассказывала о детях в Гори, одноклассники смирно поглядывали на идиотика (это моё теперешнее определение), выражавшего поддержку всенародной скорби. Уже после моего траурного стояния в классе по стране прошли митинги сплочения советских людей вокруг родной коммунистической партии со словами глубочайшей благодарности Великому вождю. Через три года я написал корявый пафосный стих о Заразе Сталине и его друге Берии. И этот стих был в русле всенародного настроения. Я искренне разделял со всем советским народом радость от открытой нам дорогим Никитой Сергеевичем оттепели, и вместе с тем же народом клял его в очередях, от которых мы потихоньку отвыкали, за хлебом осенью 1963 года. А весной того же года я писал курсовую работу о несчастной судьбе американских фермеров, за что получил пять баллов в зачётку, не сдавая экзамен по «Истории КПСС». И в то же время в русских деревнях, что я видел сам, встречались избы, по убожеству своему не уступавшие некоторым дореволюционным сельским жилым строениям, если верить тогдашним публицистам, фотографиям и картинам передвижников. Мы посмеивались – чаще добродушно, но всё ещё надеялись на приход светлого времени, а пришли к реальным пустым полкам. И как будто под гипнозом принимали уверенные успокаивающие объяснения ответственных товарищей о причинах очередного крутого поворота. Перечислять те резкие колебания температур от оттепели до заморозков – скучно. Кто захватил то время, тот многое может припомнить сам. Например: «не читал, но осуждаю; не читал, но приветствую». Из последних примеров смены отношения управляющего общественным мнением центра можно привести оценку царю Александру Третьему. Двадцать лет назад упоминание его знаменитой фразы передовая постперестроечная «интеллигенция» клеймила маргинальностью, а теперь в стране ставят ему памятники и часто повторяют, не только на форумах и ток-шоу, его слова о союзниках России. Наконец умнеем, трезвеем?

Да, а что вспоминается по поводу продразвёрстки восемнадцатого-двадцатого года? В школе и институтах нас пламенно убеждали в мудром решении партии, оправданном временем, отобрать излишки результатов труда земледельцев для прокорма рабочих и солдат революции. Когда военный коммунизм выполнил свою задачу, партия приняла опять мудрое решение о естественном переходе к новой экономической политике. Потом оказалось, что жесточайшее давление продотрядов и войск настолько озлобило оголодавших крестьян, что ленинскому мудрому правительству пришлось срочно (временно, конечно) отступить от программы беспрекословного подчинения народа «пролетариату». Продразвёрстка оказалась перегибом.

И вот в столетие «мудрого» (в многочисленном ряду подобных) перегиба находятся защитники того проекта, утверждающие, что без осуществления его имевшимися тогда методами России пришлось бы исчезнуть. Мера непростая, неприятная и морально дорогостоящая. Но большевики, и никто другой, вынуждены были на неё пойти для спасения Советской власти. (Только вот неразумные крестьяне думали: ладно, уж, мы не против Советской власти, но нам бы её без гарнира…)

Тогда, чтобы не исчезла Россия, Декретом Совнаркома 9 мая 1918 года введена советская продразвёрстка. По сути, ничего нового не открыли – то же самое вводили и год назад. Большевики только увеличили массу участников противоборства. А через две недели после Декрета товарищ Ленин обращается к рабочим с письмом «О голоде».

Представьте себе: в страшном напряжении, на пределе нервного истощения, пылая праведным гневом, он вышагивает от окна к двери, от двери к окну… Одна рука у него в кармашке жилета, вторая рука рубит воздух. Ленин сочиняет письмо. В этом письме обязательно нужно напомнить народу, что власть рабочих осуществляет коренное начало социализма – кто не работает, тот да не ест. Деревенские богатеи, нажившиеся на спекуляции, сваливают вину за голод на Советскую власть. Нет, так не пройдёт, как хотят защитники кулака кадеты, правые эсеры, меньшевики… И ни в коем случае не принимать советы бесхарактерных левых эсеров повысить твёрдые цены на хлеб… Так ведь, если сбросят буржуи Советскую власть, то придёт русско-японский Корнилов, который принесёт народу 16-ти часовой рабочий день, восьмушку хлеба в неделю, массовые расстрелы рабочих, пытки в застенках… Надо организовать великий «крестовый поход» против спекулянтов, запретить всякую торговлю хлебом, обязательно сдавать все излишки… Беспощадно расстреливать всякого спекулянта хлебом… Велико то дело уничтожения гнёта и эксплуатации, за которое мы боремся. Это будет сделать потруднее, чем проявить героизм на несколько дней, не покидая насиженных мест, не идя в поход, ограничиваясь порывом – восстанием против изверга-идиота Романова или дурачка и хвастунишки Керенского… (Ну, лучше не придумаешь! «Это будет сделать потруднее, чем проявить героизм на несколько дней». Ведь он так о ВОСР говорит).

А обстановка на фронтах и в большевистском тылу летом становится всё тревожнее. Надо подбодрить опору революции. Газета «Правда» 4 августа публикует «Катехизис сознательного пролетария». На чём сей катехизис фокусирует сознание рабочего? Вчитайтесь – это настоящий военный марш! «Винтовку в руки, рабочий и бедняк! В ряды продовольственных батальонов. В деревню, к кулацким амбарам за хлебом. Симбирские, уфимские, самарские кулаки не дают тебе хлеба – возьми его у воронежских, вятских, тамбовских…» Владимир Ильич в середине августа «рвёт и мечет»! В письмах Фёдорову, Метелеву, пензенскому губернатору, Цюрюпе призывает он к жестокому насилию над теми, кто не подчиняется освобождающей их власти. И везде настаивает на «массовом терроре»: «…провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь»; приказывает расстреливать, брать в заложники: меньшевиков и ненадёжных вывезти (5-е изд. Т 50, страницы 143–146).

И вот, воодушевлённые письмом вождя «О голоде», рабочие Питера поехали отбирать излишки, вооружившись винтовками и брошюрами с работами Ленина по крестьянскому вопросу. (Кстати, партии и правительству понравился приём решения вопросов на селе путём посылки туда городских рабочих и служащих. В коллективизацию послали всяких «тысячников» от станка руководить колхозами, а с 60-х годов уже постоянно посылали в колхозы полоть, убирать урожай для города студентов, солдат, инженеров и всякую интеллигенцию, от которой, как, наверное, считали, проку на своей работе было мало.)

12 13 Prodotryad otpravlyaetsya v derevnyu

Я рассматриваю в старом журнале фотографию 1918 года «Продотряд отправляется в деревню». Запечатлена, наверное, перекличка перед командой: «По вагонам!» Слева симпатичное лицо честного человека лет 20–22 – как и все остальные люди, стоящего в шинели и фуражке. Он смотрит несколько насуплено мимо объектива вдаль и скорее всего думает: «Занесла меня нелёгкая!» Рядом с ним человек, единственный не в фуражке, а в какой-то шапке цилиндром. По моему мнению, он уже набрался опыта на большой ссыльной дороге. В центре командир с листком в руке – сухощавый, стройный, закалённый на баррикадах 1906 года рабочий-коммунист. Справа двое мальчишек, растерянно смотрящих на фотографа. О чём они думают, трудно предположить.

Примерно так происходил отъёзд В.А. Потапенко (1899–1983), автора книги «Записки продотрядника», на юг за хлебом для страдающего от голода пролетариата.

Знаменем продразвёрстки стали слова Ленина: «Одно из величайших, неискоренимых дел октябрьского – Советского – переворота состоит в том, что передовой рабочий, как руководитель бедноты, как вождь деревенской трудящейся массы, как строитель государства труда, «пошёл в народ» (5-е изд. Т 36, с. 363).

Что на практике получилось? Призывали прекратить войну! С Германией прекратили. Но перенесли войну в Россию!

 

2

 

Так начался новый этап хождения в народ. Помните, первый происходил, когда недоучившиеся студенты с благородными целями в 1860–70-е годы пошли в народ, а их, незваных, из народа просто попёрли. Тогда вред та молодёжь нанесла только себе. А в 1918 году в деревню ринулись уже по призыву молодой власти с другими намерениями.

Что же пишет продотрядник о своём тернистом жизненном пути? Издана его книга в 1973 году, – сами понимаете, издана, когда границы, дозволенные «Кратким курсом», по существу никто не отменял, и за идеологическим порядком в стране внимательно следил незабвенный Михаил Андреевич с многочисленными штатными и нештатными помощниками.

Итак, в феврале 17-го года В.Потапенко громил Александро-Невский полицейский участок в Петрограде и прихватил там «смит-вессон». Состоял в Красной гвардии при заводе «Вестингауз», а что делал руками на заводе – не ясно. После наущения Ленина отобрать излишки хлеба у крестьян вступил в 8-й Петроградский продовольственный отряд, состоявший в основном из молодёжи в возрасте девятнадцати-двадцати лет. Перед отправкой в воронежскую деревню в сентябре 1918 года проучился две недели на курсах по военной (!) подготовке. И только-то? Всё остальное для общения с крестьянами он знал? Или больше ничего не требовалось, как только воевать с ними? Вождь в статье «О голоде» ни разу не упомянул коммунистическую мораль, не сказал, чтобы в деревню «строитель государства труда» отправлялся не только с винтовкой и мандатами, но и с нужными крестьянам товарами народного потребления. А по признанию самого Потапенко, он никогда «не жил в деревне, совершенно не знал крестьянского образа жизни». (Вот каждый бы и занимался в «своём образе жизни» производительным трудом).

На Тамбовском базаре он «в другом мире очутился: на прилавках – настоящий, душистый хлеб, горшки с молоком, яйца, сало, овощи. В чугунках дымится картошка. В стороне – возы с мешками, видимо, мука. Жмутся друг к другу овцы. Визжат поросята, много кур – жареных, варёных, живых» (Невдомёк пролетариям было, что часто крестьянин нёс на базар то, что сам не ел из-за экономии). Там купил продотрядник «гарбуз» – тыкву, думая, что это арбуз. (Выходит, он ни разу не видел ни того, ни другого? Подлый царизм, моря голодом пролетариат, даже тыкву не завозил в столицу!) Посмеявшийся над ним за покупку вместо арбуза тыквы руководитель отряда, задумавшись, подытожил: «как мало многие из нас ещё знают о земле, и как многому нам ещё надо учиться». Так совершенствовались бы каждый в своей профессии, и не надо хвататься за всё сразу.

В Борисоглебске получил отряд инструкцию – излишки сельхозпродукции взять силами командированных в содружестве с деревенским активом. Нацелены они были в первую очередь забрать хлеб, собранный с бывших помещичьих земель, так как тот хлеб, по Декрету о земле, являлся теперь общенародной собственностью. Бедняки стали середняками, получив от Советской власти помещичьи земли. Наша задача, – обратили внимание партработники, – напомнить им об этом. (Значит, по логике, крестьяне за землицу должны расплачиваться).

В Воронежскую губернию прибыло продотрядников более тысячи человек, да к ним прибавилось ещё полторы тысячи местных. Какое бы грандиозное производство эти две с половиной тысячи здоровых рабочих и детей кадровых рабочих могли бы наладить для деревни: всякие сеялки-косилки-молотилки-веялки в обмен на хлеб и сало! А они отнимать поехали… Эээх! А ведь понимали люди на местах простую причину возникающей в народе (сразу после освободившей его революции) вражды к большевистской власти: «Советы без большевиков!». Один председатель кредитного товарищества, понизив голос, сообщил питерскому продотряднику: «Беда в том, что товаров в кооперации нет. Если бы было всего достаточно, и крестьянин мог бы получить мануфактуру, соль, сахар, керосин, он сам бы повёз хлеб… А то что получается? Сдаст мужик мешок зерна, получит квитанцию, а ему в кооперативе могут дать только один-два аршина мануфактуры да катушку ниток…»

Что, исторический момент нужно учитывать? Разруху в стране? А кто промышленность-то разнёс вместе, кстати, с банковской системой? А кто подзуживал крестьян громить плохо ли, хорошо производившие продукцию барские экономии и крепкие крестьянские хозяйства, собиравшие с десятины такой урожай, которого колхозники достигли только в пятидесятые годы? Освежите в памяти страницы революционной истории…

Мечты мечтами, а хлеб продотрядам добывать надо было, и расплачиваться за такой хлеб приходилось не мануфактурой, а жизнями. Пришлось проститься со своим соратником и автору «Записок». Вот так он писал о прощании с погибшим: «Лежал в гробу петроградский пролетарий, бескорыстный борец за счастье народное. Его привело сюда стремление добыть хлеб для голодающих рабочих, спасти революцию от гибели. И вот его не стало. У гроба друга я поклялся продолжать дело, за которое он отдал свою жизнь». Рядом с ним стоявший военком потрясённо заявил: «Мы окружены врагами. И они здесь в селе, возле нас, и ждут только случая свести с нами счёты».

Страшно то, что случая ждали не закордонные извечные враги, а свои люди… В деревенской массе у большевиков и им сочувствующих не было настоящих друзей. Поддерживали их, в основном, всегдашние «терпилы из боязни» и подхалимы, при смене курса или власти моментально предающие. Наивно верящих в то, что при обобществлении собственности всем поровну достанутся и вершки, и корешки, было мало.

Планы сдачи зерна на ссыпные пункты полностью не выполнялись. Тогда решили сначала забирать у крестьян излишки, а что останется после «излишков» – оставить им на прокорм. Крестьяне грозили больше не сеять, им за это обещали отбирать землю. Крестьяне отстаивали свою понятную Правду от непонятной Кривды большевизма. Думали-думали некоторые кулаки и решили: лучше отдать часть, чем лишиться всего. Забыли, видно, хозяева мудрость народную: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Скоро те птички в одних портках останутся.

Много рассказывает Потапенко о сборе излишков и отправке их на станции, но не приводит ни одного входящего или исходящего документа, подтверждающего какие-либо действия по развёрстке.

Часто упоминается в книге беднота, не знающая, как протянуть до следующего урожая. Но нигде Потапенко не указывает (из шести сёл закреплённой за его группой), сколько же бедняков жило там, или их долю в населении. Только для одного села он приводит цифры: из всех 3000 человек в активе состояло только 30; а бедняцкий тот актив или сборный – не указывает.

Судьба продотрядника хранила. Рядом с ним погибали активисты, красноармейцы, его товарищи – спасатели городского пролетариата от голода, а он счастливо проскочил мимо смертельных угроз и в конце двадцатого года перешёл на работу в Новохопёрский уездный комитет партии. И далее его карьера складывалась успешно. После окончания Воронежского университета работал заведующим историко-партийным отделом обкома. А в 38 году стало понятно наконец, для чего его судьба хранила. Ему вменили участие в право-троцкистской организации и осудили на 10 лет ИТЛ. В воспоминаниях он писал: «Всю свою сознательную жизнь я боролся с троцкистско-правым течением. А сейчас меня самого причислили к этому «лику святых». Кому это нужно?» В 42 году уже в лагере он был осуждён ещё на 10 лет. По его запискам трудно судить, остался ли он верным ленинцем. Его «Записки продотрядника» – эта повесть о походе за хлебом, – сродни роману «Как закалялась сталь».

 

 

3

 

В борьбе за выращенный крестьянами хлеб умирали русские рабочие, опора большевиков. А у меня к этим бойцам продотрядов вопрос (в пустоту, конечно): дорогие соотечественники, в 1916 году у вас хлеб был? И постное масло, и сальце? Почему же вы бурно приветствовали свержение царизма? Ах, вы наслушались всяких буревестников, вам «борьбы роковой» захотелось. А надо бы своих родных птичек слушать – жаворонков, ласточек, перепёлочек. Свои не нужны? Захотелось перемен? Вот и проливайте за них кровь, чтобы в конце концов российские олигархи стали лучшими в мире олигархами, а «менты» и судьи – самыми честными и непорочными.

И ещё вопрос в ту же пустоту: тот руководитель первого в мире государства рабочих и крестьян, посылая рабочих грабить деревню, много лет до этого призывавший к Гражданской войне в России, разве не мог догадаться о том, что процесс «брат на брата» сопровождается голодом? Уж об этом-то он хорошо знал. Подозреваю, и вёл к тому, чтобы девять десятых русских людей погибло, разжигая собой пожар мировой революции. Но, наломав дров для мирового пожара, В.И. Ленин свернул с генерального курса и разрешил в стране «буржуазные порядки» – нэп. По поводу революционной тактики вождя читал я когда-то подходящее сравнение его с водителем автобуса. Захотел тот водитель, минуя развитой капитализм, сократить расстояние до «счастья пролетариев всех стран» и ринулся к тому счастью по ухабам. Автобус искорёжил, половину пассажиров перебил, почесал лысину и изрёк: «надо было ехать другим путём!»

И вспоминаем мы ту даль теперь добродушными анекдотами об инфантильно-психопатическом характере самого передового бойца за народное счастье. Как в этой «шутке»: встречает Ленин ходоков и обещает им жизнь, при которой они будут есть клубнику в сметане. Крестьяне отвечают отказом от клубники в сметане. Тогда вождь срывается в истерику: «нет, будете жрать клубнику в сметане, заставим!»

Неужели смысл русского коммунизма состоит в стравливании рабочих и крестьян?

Возьмём те документы, которые фальшивыми не назовёшь: бессмертные труды В.И. Ленина, касающиеся крестьянского вопроса. Первая, всем знакомая цитата:

«… учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать» из выступления на восьмом съезде ВКП(б) в марте 1919 года (5-е изд. Т.38, с.201). Потом это «не сметь командовать» тысячи раз повторялось на различных политзанятиях и в выступлениях для характеристики положительных качеств вождя. А вот следующие цитаты вспоминались реже.

На Всероссийском съезде по внешкольному образованию в мае 1919 года вождь пространно растолковывает основы политэкономии, а потом упорно убеждает делегатов в оправданности методов продразвёрстки, потому что: «Крестьянин является полутружеником, полуспекулянтом. … И мы говорим, что если 60 крестьян имеют излишки хлеба, а десять рабочих голодают, то надо говорить не о «равенстве» вообще и не о «равенстве людей труда», а о безусловной обязанности 60-ти крестьян подчиниться решению 10-ти рабочих, и дать им, хотя бы даже в ссуду дать, излишки хлеба». (5-е изд. Т.38, с.с. 363, 362). Да, и ещё он подробно объясняет причину недостатка угля и сырья для промышленности тем, что Средняя Азия, Кавказ, Донбасс заняты врагами революции. Уважаемый Владимир Ильич, а почему те территории оказались заняты врагами? Ведь нас учили в школе, что Октябрь победоносно прошагал по стране. Откуда недовольные им появились?

2 октября 1920 года вождь в «Задачах союзов молодёжи» убедительно доказывает: «Если крестьянин сидит на отдельном участке земли и присваивает(!) себе лишний хлеб, т.е. хлеб, который не нужен(?) ни ему, ни его скотине, а все остальные остаются без хлеба (а почему они без хлеба остаются? – СК), то крестьянин превращается уже в эксплуататора. Чем больше оставляет он себе хлеба, тем ему выгоднее, а другие пусть голодают». Придётся повторить про крестьянские излишки урожая. Кроме прокорма себя и своей скотины ему ещё нужны хоть простенькие инструменты и механизмы. Как их добыть? Помниться, один классик говорил что-то о схеме «деньги-товар-деньги» или наоборот. Вот и крестьянин собирается отдать «ненужную ему» овцу за топор. А к нему приходят и заявляют: «отдавай ненужную овцу!» Крестьянин отвечает: «давай топор и сойдёмся». «Вот тебе хрен с маком, а не топор!» По существу-то, что говорил Владимир Ильич? Он продолжал втолковывать, что только крестьянин обязан, а крестьянину не обязан никто. Как мешали вождю земледельцы строить коммунизм! Но приходилось мириться – передовой класс без хлебушка обойтись не мог.

И ещё цитата:

«Своеобразный «военный коммунизм» состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги». Эта цитата взята из статьи «О продовольственном налоге» 21 апреля 1921 года (5-е изд. Т 43, с. 219). Ну, на армию естественно, всегда надо брать, а на рабочих за что? За то, что они в городе просто живут? И называется такое изъятие не «в долг», а «под ей-богу», то есть без отдачи. Самый человечный человек, неутомимый говорун признался в долге, не собираясь его отдавать.

Политинформаторы всех уровней потом будут вдалбливать советскому населению, что царизм довёл крестьян до нищеты, а в действительности – было что пограбить большевикам у нищих крестьян на многие годы. «Мы хотим Россию из страны нищей и убогой превратить в страну богатую»!!!

Вспомним вынесенное в эпиграф утверждение Н.А. Бердяева и спросим: а для чего на практике освободили народные силы? Чтобы большая часть этих сил «вылетела в трубу», а оставшиеся ещё силы вместо завоёванной «свободы» получили закабаление унылой мечтой о коммунизме? И сразу отметим, предвосхищая вопросы пропагандистов успехов Советской власти в науке, космосе, балете и т.д. – мужицкие ум и смётку освобождать никому не требовалось! Они – ум и смётка – трудились при всех режимах. Забыли? Почитайте об изобретениях на Руси Великой до семнадцатого года.

Что было, то было. Ни в коем случае забывать имена людей, повлиявших на русскую историю, нельзя. (Разве можно забыть их мастерство в кройке и шитье государственных границ! Вечная им слава, слава веееееч-на-яяяяааа…) Но и вылизывать их в угоду «текущему моменту» вредно стране. То и с Лениным. Не в том дело, что он не всем нравится или не всем не нравится, а в том, что его остаётся слишком много. К примеру, на площади в радиусе трёх километров от места моего проживания стоят три его памятника. Кому они в такой концентрации нужны теперь?

«Не раскачивайте лодку, не очерняйте прошлое – скажут (или прикрикнут) мне, – из-за таких, как вы, мол, теряется относительная устойчивость в движении к светлой периспективе!»

Да не уверен я в том, что реальный, а не мифический образ занявших навсегда место в истории деятелей нанесёт какой-то урон престижу государства. А вот действительный вред от положительных или отрицательных мифов о людях определённо жестоких, по убогости мысли или откровенно преступному замыслу натворивших всяческих «чудес» – обеспечен. Протоиерей Димитрий Смирнов по поводу настырного насаждения таких мифов думает, что «если страна утыкана памятниками главному террористу двадцатого века – Ленину… это делает воздух в стране мерзопакостным». (Да не только от него воздух такой, к сожалению… Чучел и без него хватает!)

Поддержу священника в отношении к многочисленным, часто не представляющим художественную ценность, образам вождя. Зачем столько памятников установлено там, куда вождь мирового пролетариата не только пописать не забегал, но и писем не писал? Ну, оставьте (от прошлого никуда не денешься) по одной его скульптуре в тех поселениях, где он пребывал значительное время, и – хватит. И хватит долдонить о всемирном прогрессивном значении человека, призывавшего к насилию для достижения счастья тех людей, которые останутся нетронутыми насилием. Но сколько их останется?

Губернатор Санкт-Петербурга Г.Полтавченко вернул 16.06.2017 года нескольким улицам в Колпино исторические названия. Улицы Урицкого теперь не будет. А вот проспект Ленина не переименовали. Интересно, а были бы в истории всякие «Урицкие» без Ленина?

И в заключение о крестьянстве. Долго оно мучилось из-за неразберихи в отношениях с дворянами. Освободились от крепостной зависимости. Начали расправлять плечи, а тут общинное землепользование стало мешать повышению производительности труда. Пришлось правительству предложить крестьянам делить землю на отруба, хутора. Местами возникло недовольство народное. Сторонники старых устоев и просто завистники доходили до убийства пропагандистов выделов и успешных хуторян. К 21 году страсти поутихли, и трудоспособные, дельные хозяева стали поправляться. В 29 земля из дворового пользования переходит в колхозную. 90-е годы на бумаге вернули народу право на земельные доли, но выделить их в натуре мало кому удалось. Земля в основном перешла правдами-неправдами крупным хозяйственным образованиям. Что произошло с большинством русских деревень, вы узнаете, если кликните об этом итоге в интернете…

Так что же с оценкой продразвёрстки? Или сермяжная правда в «болтанке» оценок?

 

г. РАМОНЬ,

Воронежская обл.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.