№ 2007 / 20, 23.02.2015

МЕЧ САМУРАЯ

О Нюрнбергском процессе над военными преступниками знают все, о Токийском – слышали немногие. В Нюрнберге по приговору трибунала повешено двенадцать человек, в Токио – лишь семь. Масштабы иные. А между тем по накалу агрессивного бешенства японский самурай, пожалуй, превосходил немецкого юнкера. «Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир!» – горланил немец, нахлебавшись пива. «Япония – центр мира, в котором… сосредоточивается верховная власть над политикой и торговлей всего света», – вторил немцу японский религиозный талмуд. «Мы должны воевать из принципа, нам необходимо перебраться на материк. У нас нет земли», – говорил видный японский государственный деятель начала прошлого века граф Окума. «Бейте и гоните дикую орду, пусть наше знамя водрузится на вершинах Урала», – писала японская газета «Ници-Ници» ещё в 1903 году, то есть перед началом русско-японской войны. Неприязнь японцев к России, воспрепятствовавшей вторжению Страны восходящего солнца в Китай, была в то время столь велика, что они, по их собственному выражению, «спали на хворосте, питались желчью и хотели небо пронзить своей ненавистью».
Начиная с 1904 и кончая 1945 годом, Япония практически находилась в состоянии перманентной конфронтации сначала с Россией, потом с Советским Союзом: большая война с Россией в начале прошлого века, оккупация Приморья и Забайкалья в годы Гражданской войны, вторжение на советскую территорию у озера Хасан в 1938 году, нападение на дружественную Монголию в 1939 году, тысячи мелких конфликтов и провокаций на сухопутных и морских границах СССР, потопленные и незаконно задержанные советские торговые суда и, наконец, как следствие всего этого скоротечный и тотальный разгром японских сухопутных сил Красной Армией в Маньчжурии, Корее, на Сахалине и на Курилах в 1945 году. 600 000 японцев, в том числе 148 генералов, пошли в советский плен. «Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня», – сказал тогда Сталин.
Тут и закончилась вторая мировая. Обо всём этом весьма увлекательно повествует книга историка и писателя Алексея Шишова «Разгром Японии и самурайская угроза» («Алгоритм», 2006 год). Серьёзное историческое исследование читается как остросюжетный роман. Недостаток книги Шишова в том, что он внезапно и резко обрывает свой рассказ о японо-российской «дружбе», останавливаясь где-то в 1960 году, чтобы сообщить читателям о торжественном открытии памятника повешенным военным преступникам, коих японцы чтят как национальных героев. Правда, в предисловии писатель упоминает о курильской проблеме, из-за которой у нас с Японией до сих пор не подписан мирный договор.
Любая побеждённая нация мечтает о реванше. В 1945 году самурай зарыл свой меч в землю. Зарыл не очень глубоко и точно знает, где он лежит. За последние сто лет территория Японии не увеличилась, а даже несколько уменьшилась. Между тем её население возросло с той поры втрое. Россия больше Японии почти в 50 раз, а людей у них и у нас едва ли не поровну. Японец такое положение дел считает несправедливым. Ему, сыну промышленной супердержавы, по-прежнему нужна наша земля. В тот самый день, когда западные «дружбаны» России в пику китайцам, корейцам и нам примут страну чайных церемоний, цветущей сакуры и вечно дымящейся Фудзиямы в ракетно-ядерный клуб, – самурай откопает свой меч. И тогда…
Вот об этом и обязан был написать Алексей Шишов.

Алексей РОСТОВЦЕВ

---

ВО ВСЁМ ВИНОВАТ ДОКТОР ФРЕЙД

Сергей Угольников – философ, публицист и антрополог, сотрудничающий с газетой «Завтра» и другими изданиями. В новой книге он предлагает взглянуть на современную эстраду и политику через призму психоанализа. Угольников полагает, что это тем более оправданно, поскольку положения фрейдистской теории используются для манипуляции общественным сознанием. Потому и анализирует он не столько сами личности телезвёзд, сколько их медийные образы…
Скажем, почему в ходе почти каждой предвыборной кампании светские звёзды выставляются в качестве кандидатов на определённые политические посты и одновременно идёт процесс – превращение политиков в телезвёзд и шоуменов. Угольников считает, что таким образом достигается «снижение общественного внимания и контроля, которое никогда не декларируется в качестве цели выборного процесса, способствует возможности принятия решений, лежащих в русле утраты самостоятельности социумом». Именно снижение идентичности и является, по большому счёту, главной целью при первоначальной демонстрации светских персонажей в качестве политиков, и наоборот! Для чего? Чтобы с их помощью после выборов произвести очередной передел власти и собственности в свою пользу.
Речь идёт, как это громко ни звучит, о целенаправленном «замещении реальности». Например, перед организаторами музыкального шоу стоит задача вызвать у потенциального клиента ощущение малой ценности окружающего мира для придания большей значимости тому персонажу, к которому должно быть приковано внимание. Этой цели служит своеобразный антураж современной эстрады и ночных клубов. Раскрученная таким образом звезда в дальнейшем отрабатывает вложения, способствуя манипуляции общественным сознанием.
Но не только телевидение, поп-эстрада, всевозможные реалити- и ток-шоу служат этой цели. Может быть, самая интересная часть книги – это анализ таких явлений современной жизни, как ажиотаж вокруг зрелищного и экстремального спорта, пластической хирургии, литературного жанра «фэнтези»…
Остановимся на спорте. «Спортсмены, – пишет Угольников, – это люди, продолжающие заниматься игрой, делать что-то понарошку, но при этом быть в таком центре общественного внимания, который предполагает наличие каких-то высоких качеств». В самом деле, одно дело спорт как способ тренировки организма, совсем другое дело спорт как зрелище. Именно зрелищная сторона спорта и культивируется в последнее время, а вместе с ней и состояние «приостановленного детства», в которое погружаются всё большее количество населения.
Всё же, мне кажется, что психоанализ – не самый подходящий метод для анализа современного общества. В сущности, с тем же успехом можно было бы сказать, что элита тусуется по Бодрийару (который так вдохновенно писал о «циркуляции симулякров») или по Ги Дебору (который предупреждал о наступлении «общества спектакля»). А с другой стороны, мы, конечно, не можем отказать Угольникову в праве называть свой метод «психоаналитическим»…

Сергей Угольников. Элита тусуется по Фрейду. Серия «Вкус скандала». – М.: Алгоритм, 2007. – 192 с.

Макс НИТЧЕНКО

---

ПУЧИНА, В КОТОРОЙ ИСЧЕЗАЕТ СМЫСЛ

Не очень хорошая идея – издавать под одной обложкой нарезку из книг двух крупных философов, представителей разных школ и национальностей. То же самое можно сказать о книге «Матрица безумия» (из этой же серии), составленной из текстов Карла Густава Юнга и Мишеля Фуко.
Но, с другой стороны, появляется возможность сравнивать национальные стили мышления. Ещё сто лет назад была высказана мысль, что, утрированно говоря, немцы в философии – всегда чуть-чуть параноики, французы – слегка шизофреники, а русские – немножко эпилептики. И действительно, читатель легко заметит различие между текстом Ясперса – тщательно структурированным, упорядоченным, с чёткой иерархией предпосылок и выводов – и текстом Бодрийара – расползающимся, хаотичным, с сильным игровым элементом…
Надо сказать, что работы Ясперса и Юнга неоднократно переиздавались в России. Привлечь к ним в очередной раз внимание можно было, только включив в сборники гораздо менее издаваемых Бодрийара и Фуко. Простим издательству этот «маркетинговый» ход. И Фуко, и Бодрийар, и Деррида, и Делёз всё ещё считаются «модными» мыслителями. Интерес российского читателя к французской философии до сих пор не утолён, хотя вызван в значительной степени как раз слабым с ней знакомством.
Что ж, поговорим о Бодрийаре. Исследование Бодрийара «В тени молчаливого большинства, или Конец социального» посвящено феномену «молчания масс». Что такое социальная «масса»? По мнению Бодрийара, несмотря на всё развитие социологии и статистики, масса остаётся неописуемой. Понятия класса, власти, страты, институции – всего лишь смутные представления, только ограждающие нас от истинного понимания. Массы не обладают ни атрибутом, ни предикатом, ни качеством, ни референцией. Это «чёрный ящик» ускользающих наборов представлений, пучина, в которой исчезает смысл. Масса – это сумма равнозначных индивидов 1 + 1 + 1 + 1, и это всё, что о ней можно сказать.
Первым делом Бодрийар предлагает покончить с заблуждением, что массы стремятся к естественному свету разума, самосовершенствованию, образованию, достичь которые им якобы мешает манипулирующая ими элита. Всё в точности наоборот. Именно став «свободными», массы противопоставили свой отказ от смысла и жажду зрелищ – диктатуре здравомыслия прежних веков.
Политика прошлого вплоть до средины XX века была Диктатурой смысла, проводимой инициативным и образованным меньшинством. Именно она удерживала массы в поле смысла, из которого они всё время пытались ускользнуть. Но в середине XX века предоставленным самим себе массам это наконец удалось. С этого момента уже не смысл, а спектакль, зрелище, симуляция определяют сознание масс. Привлечь внимание масс, снабжённых в избытке и хлебом, и зрелищами, к сколько-нибудь важной проблеме практически невозможно. Оттого современные западные общества представляют собой парадоксальный союз элиты, которой больше нечего сказать, и масс, которые молчат.
Долгое время казалось, что апатия масс должна приветствоваться властью. У элиты сложилось убеждение, что чем пассивнее массы, тем эффективнее можно ими управлять. Однако сегодня последствия этой стратегии оборачиваются против самой власти: безразличие масс, которое она активно поддерживала, предвещает её крах. Отсюда радикальная трансформация политических установок: вместо поощрения пассивности – подталкивание к участию в управлении, вместо одобрения молчания – призывы высказаться.
Бомбардируемые рассчитанными на ответную реакцию сигналами, забрасываемые посланиями, атакуемые тестовыми испытаниями, массы оказываются теперь абсолютно непрозрачным образованием, подобным тем скоплениям звёздного газа, которые изучаются только методом анализа их светового спектра. Погружённые в молчание массы больше не являются субъектом истории. Это значит, что все революционные ожидания напрасны. «Масса» стала «критической», по остроумному замечанию Бодрийара.
Вызовом такому порядку вещей является «терроризм». Своими действиями, выражающими убийственное безразличие к тому, кто окажется у него в заложниках, терроризм направлен как раз против самого главного продукта системы – анонимного и совершенно безликого индивида, индивида, ничем не отличающегося от себе подобных. Невиновные расплачиваются за преступление, состоящее в том, что они теперь никто, что у них нет собственной судьбы, что они лишены собственного имени, лишены системой, которая сама анонимна и которую они, таким образом, символизируют, – вот парадокс нынешней ситуации.
Но гораздо страшнее всякого терроризма абсолютная пассивность масс, их «гиперконформизм». Массы упраздняют систему, всего лишь подталкивая её к функционированию по законам гиперлогики, в режиме предельной нагрузки, который ей противопоказан. Они заявляют: «Вы хотите, чтобы мы потребляли. Ну что ж, мы будем потреблять всё больше и больше. Мы будем потреблять всё что угодно. Без всякой пользы и смысла».
И последнее. Вы меня, конечно, спросите: что же слегка шизофренического в этой концепции? Пусть Бодрийар прав, и все концепции в современном мире – не более чем «циркуляции симулякров». Тогда что представляет собой его собственное «философствование»? Что мешает нам считать его очередной «симуляцией» осмысленного исследования? Бодрийар – парадоксалист, восклицающий «Всё ложно!», – и в этом он типичный француз.

Карл Ясперс, Жан Бодрийар. Призрак толпы. Серия «Философский бестселлер». – М.: Алгоритм, 2007. – 272 с.

Михаил БОЙКО