Без «партийного мусора» в голове

Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 17, 01.05.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

 

Алексея Радзиевского дважды в 1945 году представляли к званию Героя Советского Союза. Руководя тогда штабом 2-й гвардейской танковой армией, он внёс весомый вклад в проведение Висло-Одерской и Берлинской операций.

Первое представление на него было направлено в феврале 1945 года.

«Гв<ардии> Генерал-лейтенант РАДЗИЕВСКИЙ, – отметил в наградном листе командарм Семён Богданов, – в период моего отсутствия (в связи с ранением) руководил боевой подготовкой и сколачиванием частей Армии к предстоящим боям <…> Разработанный им план операции Армии, при проведении его в жизнь, в бою показал, что он хорошо продуман и охватывает все стороны боевой деятельности войск, обеспечил тем самым выполнение Армией поставленных боевых задач фронтом и выход Армии к р. ОДЕР, последней водной преграде, прикрывающей путь на БЕРЛИН <…> За время с 16.1 по 31.1.45 г. 2-й гв. танковой армией противнику нанесены следующие потери: взято городов – 46, форсировано 4 водных преграды, в ходе боёв Армия прорвала 7 ранее подготовленных оборонительных рубежей полевого типа».

Вывод Богданова и члена Военного Совета армии Петра Латышева был таким:

«За отличное выполнение боевых заданий Командования, личную храбрость и мужество, гв. Генерал-лейтенант РАДЗИЕВСКИЙ достоит присвоения звания Герой Советского Союза».

Однако командующий бронетанковыми и механизированными войсками 1-го Белорусского фронта генерал Григорий Орёл предложил ограничиться представлением Радзиевского лишь к ордену Ленина. Но в итоге генерал 6 апреля 1945 года был награждён орденом Суворова I-й степени.

Второй раз документы на Радзиевского Семён Богданов отправил 7 мая 1945 года. Военачальник отметил вклад своего подчинённого в захват мощных узлов сопротивления гг. Аль-Лансверг и Бернау и овладение Берлином и вновь предложил отметить его Золотой Звездой Героя. На этот раз не стал возражать и генерал Орёл. Но в более высоких инстанциях решили дать Радзиевскому орден Ленина.

Справедливость восторжествовала лишь в феврале 1978 года. Тогда одновременно с Указом о присвоении генералу звания Героя вышло постановление о переводе военачальника на почётную должность военного инспектора-советника Минобороны. Так заканчивалась служба полководца.

А с чего она начиналась? Читаем составленную в 50-е годы инструктором отдела административных органов ЦК КПСС Леонидом Вахрушевым справку, раздел «Работа в прошлом»:

«1927–1929 г. – формовщик кирпича 1 государственного кирпичного завода, гор. Умань

1929–1931 г. – курсант Украинской кавалерийской школы Киевского военного округа

1931–1935 г. – командир взвода, помощник начальника штаба и командир эскадрона 49 кавалерийского полка 9 кавалерийской дивизии

1935–1938 г. – слушатель Военной академии имени М.В. Фрунзе» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 153, л. 16).

 

 

После окончания академии старшие товарищи предложили Радзиевскому поменять кавалерию на разведку. Он должен был убыть в Вашингтон в аппарат советского военного атташе. Однако 27-летний командир отказался от карьеры разведчика. В итоге он убыл в Туркестан, в 18-ю горно-кавалерийскую дивизию, причём на малозначимую должность, не требовавшую академических познаний – помощника начальника 1 части штаба. На берегах древней реки Мургаб Радзиевский провёл меньше года. Он произвёл хорошее впечатление на нового командующего Среднеазиатского военного округа Иосифа Апанасенко и в 1939 году получил рекомендацию в Академию Генштаба, куда принимали, как правило, с должностей не меньше командира дивизии (а его зачислили всего лишь майором).

Окончание Академии Генштаба совпало с началом войны. Кремль дал команду срочно сформировать новые боеспособные части. В частности, в Ставрополе было решено создать 53-ю кавалерийскую дивизию. Подполковнику Радзиевскому приказали вступить в должность начальника штаба этого соединения.

На Западный фронт дивизия прибыла через месяц после начала войны и почти сразу была включена в состав отдельной кавалерийской группы генерала Льва Доватора.

Первый бой Радзиевский принял 23 июля у деревни Бевалдьяново. А потом начались рейды по немецким тылам. После одного из таких рейдов комбриг Константин Мельник написал в наградном листе на Радзиевского:

«В бою Жабоедово 2.8.41 г., в бою Подводы и в последующих боях в тылу противника лично руководил боями отдельных эскадронов…»

В итоге Радзиевский был отмечен первым орденом Красного Знамени.

Но оценил молодого офицера-кавалериста не один Мельник. На него обратил внимание и Доватор. Уже летом 1945 года политработник Фёдор Двойнов, беседуя с присланным в Калининград историком Аркадием Сидоровым, рассказал:

«Доватор очень уважал начальника штаба 53-й дивизии – тогда он был майором – РАДЗИЕВСКИЙ Алексей Иванович. Это очень боевой кавалерист и грамотный, окончивший академию Фрунзе и академию генерального штаба. Доватор всегда, во-первых, советовался даже с ним по целому ряду тактических вопросов и, во-вторых, уважал его за личный героизм, за храбрость. Радзиевского никогда в штабе не поймаешь. Как только завязался бой, так он или за станковым пулемётом, или так ведёт бой. Был случай, когда он лично поджёг мельницу, которая занималась немцами. За личный героизм, за знание дела и за весёлое поведение, – в быту он очень был хорошим человеком, – Доватор имел к нему личные симпатии и впоследствии взял его к себе в корпус, в штаб» («Исторический архив». 2015. № 2).

Кое-что о своём участии в боях в конце 1941 года рассказал и сам Радзиевский. Сохранилось его письменное обращение к члену Военного Совета Западного фронта Николаю Булганину. В нём он подробно осветил один из эпизодов, происшедший у деревни Захрапино. Радзиевский сообщил Булганину:

«Корпус вёл наступление с задачей овладеть деревней Палашкино. Прикрытие – рота стрелковой бригады (сосед справа) у деревни Захрапино, под натиском роты автоматчиков, оставила позиции и отошла, т.е. открыла выход роты автоматчиков противника на КП. Штаб корпуса подвергался опасности быть уничтоженным. Дело определялось буквально секундами. Медлить было нельзя. Расстояние немцам к нашим брошенным пулемётам было 50–60 метров, а мне – 150–200 метров. Не задумываясь ни одной секунды, на глазах у всего Штакора [штаба корпуса. – В.О.], на полном карьере на коне, под градом путь, бросаюсь навстречу и на 15–20 метров упреждаю группу бегущих к нашим пулемётам немцев, открываю огонь, перестреляв в упор из пулемёта приближавшихся ко мне, остальных разогнал по деревне. Только этим была предотвращена гибель многих командиров штаба (хотя и при этих обстоятельствах было выведено из строя 7 человек бойцов и командиров и около десятка лошадей, в том числе и мой конь убит наповал). Так приходилось неоднократно, ибо этого требовала обстановка».

Конкретно за этот боевой эпизод Радзиевский был представлен ко второму ордену Красного Знамени. Несколько раз на него заполняли наградные листы и за другие подвиги. Однако очень долго до боевого офицера ордена не доходили. Первый раз всё было понятно: Доватор погиб и некому оказалось проследить за продвижением наградных документов в вышестоящих штабах. Но почему про боевого офицера кадровики забыли в другие разы?

Просветил Радзиевского комиссар корпуса Фёдор Туликов. По его словам, против начштаба корпуса ополчился генерал Исса Плиев. Тот не смог простить Радзиевскому нелестный отзыв, когда в штабах рассматривался вопрос о том, кто должен был возглавить корпус после гибели Доватора. Радзиевский, знавший Плиева ещё с довоенных лет, невысоко оценил командирские качества этого генерала.

Узнав о мести Плиева, Радзиевский в поисках справедливости обратился к Булганину. Но это оказалось бесполезно. И свой второй орден он получил лишь 2 апреля 1943 года. А генерал-майора ему дали и того позже – только в ноябре 1943 года.

А к танкистам Радзиевский попал уже в начале 1944 года. Его тогда назначили начальником штаба во 2-ю танковую армию к Семёну Богданову. И с этой армией он потом освобождал от фашистов свой родной город Умань.

Ещё один факт: когда летом 1944 года был тяжело ранен Семён Богданов, временно командующим 2-й танковой армией был назначен Радзиевский. Но через пять месяцев после всех операций Богданову разрешили вернуться на фронт. 2-я армия тогда уже вовсю готовилась к окружению и разгрому варшавской группировки немецких войск и форсированию Одера. План предстоявших действий этой армии полностью разработал Радзиевский. И в этот момент к танкистам в штаб прибыл маршал Георгий Жуков. Он сообщил о возвращении на фронт Богданова и спросил у Радзиевского, какую должность тот хотел бы получить (имея в виду, в какую именно армию тот стал бы проситься командармом). Конечно, Радзиевский хотел бы сохранить статус командарма. Но он понимал, что перед самым наступлением менять на фронте руководящий состав и переходить в другую армию – не очень-то логично. И Радзиевский заявил маршалу Жукову, что готов остаться у возвращавшегося Богданова начальником штаба и в этом качестве реализовывать составленный им план действий. К слову: Богданов за осуществление разработанной Радзиевским операции получил потом вторую Золотую Звезду Героя Советского Союза, а Радзиевского Звездой тогда, увы, обошли.

После Победы Москва оставила 2-ю армию в Польше. Она стала ударным кулаком в созданной Северной группе наших войск. Кстати, в середине 1950 года маршал Александр Василевский предложил Радзиевского повысить и отдать под его начало всю эту группу войск. Но это предложение должно было пройти согласование в аппарате ЦК ВКП(б).

2 сентября 1950 года заведующий административным отделом ЦК Василий Макаров подготовил для Сталина соответствующую справку. Он доложил:

«Тов. Радзиевский, 1911 года рождения, украинец, член ВКП(б) с 1931 года, окончил Военную академию им. Фрунзе и академию Генерального Штаба. В Советской Армии служит с 1929 года. Кандидат военных наук. В период Отечественной войны был начальником штаба кавалерийской дивизии, корпуса и начальником штаба танковой армии. С мая 1947 года работает командующим войсками механизированной армии. Характеризуется положительно» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 137, л. 2).

Но уже через год у военного начальства возникла идея вернуть опытного генерала в Союз. 28 ноября 1951 года Военный министр СССР Александр Василевский и начальник Генштаба Сергей Штеменко предложили Сталину перевести его в Ростов-на-Дону и назначить командующим Донским военным округом.

«Генерал-лейтенант Радзиевский, – доложили они вождю, – хорошо показал себя на работе в период Великой Отечественной войны в должности Начальника Штаба танковой армии и после войны в должности командующего танковой армией. В настоящее время успешно командует войсками Северной группы войск. Назначается в порядке повышения» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 138, л. 123).

Однако Кремль решил, что одного года службы Радзиевского в Польше недостаточно для того, чтобы возглавить внутренний военный округ. Впрочем, по другой версии, генерала отказались переводить на Дон из-за того, что в конце войны он сблизился с маршалом Жуковым и поэтому для некоторых политических и военных кругов представлял опасность.

В Советский Союз Радзиевский был возвращён лишь летом 1952 года, и не в Ростов-на-Дону, а в Среднюю Азию: он стал командующим Туркестанским военным округом. В последующем генерал руководил бронетанковыми и механизированными войсками страны и Одесским округом.

Уже весной 1959 года министр обороны Родион Малиновский предложил освободить «генерал-полковника РАДЗИЕВСКОГО Алексея Ивановича от должности командующего войсками и от обязанностей члена Военного Совета Одесского военного округа в связи с предназначением его на должность первого заместителя начальника Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил СССР» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 153, л. 12).

 

 

Последний пост Радзиевского – начальник Военной академии имени М.В. Фрунзе. В ней он осенью 1972 года получил высшее воинское звание – генерала армии.

За девять лет руководства академией Радзиевский выпестовал не одну тысячу талантливых защитников Родины. Сам он с гордостью говорил, что готовил «офицеров без партийного мусора в голове».