Приходи в «Лит.Россию»

№ 2008 / 1, 23.02.2015

Случай имел место летом 1979 года. Я сдал экзамены за первый курс Литинститута, но домой почему-то не поехал, остался в общежитии. Среди сильно поредевшего населения нашей семиэтажки стали активно возникать дружеские отношения между представителями разных курсов. Рассыпались рамки лёгкой «дедовщины» учебного года. Я познакомился и хорошо сошёлся тогда с Юрой Доброскокиным, ныне уже покойным. Он проходил преддипломную практику. И проходил он её в еженедельнике «Литературная Россия». Опубликовал там несколько своих отличных, по общему мнению, рассказов, что-то редактировал, общался с настоящими писателями, даже выпивал с кем-то из «членов Союза». На наш пятый этаж на улице Руставели он спускался каждый день словно бы с какого-то охваченного деятельностью Олимпа. Надо сказать, достигнутую карьерную высоту он не берёг от товарищей, и даже младших, приглашал – приходите! Обещал с кем-нибудь интересным познакомить, ввести, так сказать, в круг. Не знаю как другие, а я то ли стеснялся, то ли робел. Не шёл, и не шёл.
Однажды вечером Юра настаивал особенно сильно. «Приходи, не пожалеешь!» Как будто к нему попал кусок дефицита, и ему жаль пользоваться им в одиночку.
И я отправился на Цветной бульвар.
Прошёлся по коридорам заслуженного издания, вдохнул особый редакционный воздух, пожал кому-то руку… Но, как оказалось, Доброскокин действительно приготовил на этот день нечто замечательное. Из «Лит.России» мы отправились на Малую Грузинскую, таково было его редакционное задание. «В гости к одной удивительной женщине!» – интриговал Юра меня. «Кто такая», – допытывался я. «Зовут, Мария Александровна». Это имя мне ничего не говорило.
Подъезд кооперативного дома, так, по крайней мере, мне запомнилось. Дверь открыла полная, пожилая женщина. Мы уселись на кухне у большого, почему-то совершенно голого окна, по которому ползли полосы вялого дождя. На подоконнике стояли рядком какие-то графические рисунки. Рисунки же лежали и на столе.
Доброскокин приступил к выполнению своего редакционного задания. Я просто смотрел по сторонам и невольно прислушивался. Постепенно выяснилось, что мы в гостях у вдовы Андрея Платоновича Платонова. Это сейчас никому не надо объяснять, кто это такой. А тогда мне, только что явившемуся из провинции пареньку, эта фамилия вполне могла быть неизвестна, когда бы на семинаре по текущей литературе, которым руководил В.П. Смирнов, мне не пришлось делать весной того года доклад о повести Платонова «Ямская слобода». Платонова издавали, и даже «изучали», но грандиозное его значение ещё только предстояло осознать.
Рисунки на подоконнике оказались иллюстрациями к какому-то готовившемуся изданию писателя.
– Мы ничего не получаем за Платонова, – несколько раз произнесла вдова. Больше не помню ни единого её слова. Не помню и того, что говорил Доброскокин. Зато хорошо помню, что по возвращении в «Лит.Россию» он дал мне машинописную копию «Котлована», очень бледную и без четвёртой страницы. И многое в моём литературном развитии перевернулось.Михаил ПОПОВ