НЕ­ПО­БЕ­ДИ­МЫЙ ФРАНЦ

№ 2009 / 6, 23.02.2015

С Беккенбауэром мы знакомы около двадцати лет. Перезваниваемся, видимся, когда я бываю в Германии, в иное время обмениваемся Рождественскими открытками. И все эти годы он не устаёт меня поражать

С Беккенбауэром мы знакомы около двадцати лет. Перезваниваемся, видимся, когда я бываю в Германии, в иное время обмениваемся Рождественскими открытками. И все эти годы он не устаёт меня поражать. Неизменной доброжелательностью джентльмена. Обязательностью своей, верностью слову. Как-то мы недели за две уговорились с ним увидеться на мюнхенской базе «Баварии». А в этот день у него (пятидесятивосьмилетнего!) родилась дочь. Да ещё мой аэрофлотовский самолёт опоздал часа на три. Звоню ему из аэропорта: сидит, ждёт. Мы же договорились!


Но ведь есть пределы у всякого джентльменства? Похоже, что нет пределов. Если этот джентльмен – Франц Беккенбауэр. Лучший футболист Германии за весь двадцатый век. И один из лучших за всю историю тренеров её сборной. Словом, национальный герой.


И дел у него год от года только прибавляется – и в «Баварии» (а он президент клуба»), и в УЕФА (а он член исполкома), и на телевидении (а он нарасхват в качестве комментатора), и в прессе (а у него ежен день интервью и собственная колонка в газете).


Когда я, будучи недавно проездом в Кёльне, позвонил в мюнхенский офис «Баварии», там – я почувствовал – замахали руками: «Что вы, что вы! Его теперь не застать. Мы и сами теперь незнамо когда его увидим. Разве месяца через два?»


На всякий случай позвонил всё же ему на мобильник. Сказал автоответчику, где нахожусь и чего хочу. Ровно через двадцать минут Франц объявился. Выяснилось, что в ближайшие два дня у него два заседания – одно как раз в Кёльне, а потом ещё в Штутгарте, куда и мне было надо. Встретились на бегу оба раза, успели проглотить по чашке чая. (Кофе почти не пьёт. Крепких напитков тоже. Охотнее всего – «Полезно для почек!» – нефильтрованное баварское пиво.)






Франц Беккенбауэр (в центре) беседует сразу с двумя писателями –  немцем Ганцем Бликенсдорфером и русским германистом  Юрием Архиповым. Февраль 1989 года.
Франц Беккенбауэр (в центре) беседует сразу с двумя писателями –
немцем Ганцем Бликенсдорфером и русским германистом
Юрием Архиповым. Февраль 1989 года.

– Как настроение?


– Бодрое, как всегда. Иному не быть до конца жизни. Дел, я думаю, всегда будет по горло.


– Семья страдает и терпит?


– Я страдаю ещё больше. Дети ведь маленькие, они не знают, что бывает иначе. Что есть на свете отцы, которые могут быть с тобой неотлучно.


– Сколько им уже?


– Иоганну восемь, Франциске четыре года.


– И каково оно, зрелое отцовское счастье?


– Зрелое – значит полное. Ведь старшие мои сыновья – а их трое – появились на свет, когда я и сам был мальчишкой. Что я мог тогда понимать? Родительские обязанности казались, по сути, обузой. А теперь, в возрасте дедушки, когда дети просыпаются утром и первым делом бегут ко мне, если я дома, забираются в постель – повозиться, меня переполняет ни с чем не сравнимое счастье. Сравнимое разве что с той эйфорией, когда мы становились чемпионами мира. Но то состояние я испытал только дважды – один раз как игрок, один раз как тренер, а это испытываю всякий раз, когда удаётся ночевать дома.


– Теперь всё реже? Дел и поездок хватает?


– И не говори. Дел по горло. Уже заполучить этот чемпионат в Германию оказалось, по-моему, не легче, чем в своё время выиграть мировое первенство. Там перед тобой на поле одиннадцать противников, а рядом десять друзей. Тут противников несопоставимо больше, а друзей – раз, два и обчёлся. Друзья, правда, видные. В рекламной кампании – и в решающем заседании ФИФА – принимали активнейшее участие, очаровывая всех вокруг, и бывший канцлер ФРГ Шрёдер, и былой коллега мой по сборной, златоуст Гюнтер Нетцер, и теннисист Борис Беккер, и известный иллюзионист и шоумен Андре Хеллер, и топ-модель Клаудиа Шиффер… Поработали они славно, напрягли всё своё обаяние. И мы выиграли, хотя и с трудом – в один мяч, то бишь в один голос.


– Жаль, что сборная России не попала на этот праздник жизни. Зато на чемпионате Европы вроде как подфартило.


– И то правда. А что не играли в Германии, действительно жаль. Хотя у нас и Шевченко многие ещё по старой привычке советских времён называют русским.


– А что для тебя Россия?


– Россия для меня – это, прежде всего, Яшин. Редко встретишь человека такой души. Дружба с ним принадлежит к моим лучшим воспоминаниям. А возникла она сразу и накрепко – в первый же день знакомства. Играли мы с ним за сборную мира – по-моему, в Бразилии. Я-то был ещё совсем зелёный мальчишка, а он – мировая суперзвезда. Поселили нас в один двухкомнатный номер. Он в одной комнате, мы, трое немцев – Оверат, кажется, ещё был, и Шнеллингер, – в другой. Только мы разместились, бросили свои сумки – стук в дверь. Открываем – Яшин из своей комнаты манит нас пальцем. Входим – а у него на журнальном столике бутерброды с икрой, бутылка «Столичной». «Ну, ребята, за знакомство! За дружбу!» И мы действительно стали друзьями.


– Ты ведь и дома у него бывал?


– И не раз. Хорошо знаком с его семьёй, с женой Валей.


– Помню, ты здорово сыграл за сборную ветеранов на его шестидесятилетнем юбилее.


– Было дело – на «Динамо». Тогда мы виделись с ним в последний раз. Теперь вот хожу с цветочками к нему на могилу, когда бываю в Москве.


– И как тебе новая Москва?


– Она сильно изменилась. Совсем другой город! Похорошевший и как-то повеселевший. Гостиницы, транспорт, организация соревнований – всё теперь на высшем уровне. А главное – люди стали куда более общительными и непринуждёнными. Ведь прежде бывало: заговоришь с кем-нибудь, а человек жмётся, озирается, чего-то или кого-то боится. А теперь общаются запросто, без оглядки. Совсем другое настроение.


– А к русским игрокам вы там в «Баварии» приглядываетесь?


– После Титова речи как-то ни о ком не было. Глянулись же мне Сычёв, Аршавин, Измайлов. Но ведь у нас игроков на эти амплуа хватает. Теперь вот на повестке дня Тимощук. Но ведь и он, как и Шевченко, не совсем русский?


– Тоже украинец. Младший брат, так сказать. Или старший – есть разные мнения. Но у вас и так, я вижу, сплошные иностранцы в команде. Иной раз из немцев в составе один только Швайнштайгер.


– Что поделаешь – глобализация. Традиционные названия клубов стали лишь брендом. В борьбе за рабочее место побеждает тот, кто лучше работает.


– Приходится много перелистывать иностранной прессы?


– Мне? Совсем нет. Не до того. Если и читаю что-нибудь, то серьёзные книги – чтобы время прошло побыстрее во время длительных перелётов.


– Что именно?


– В последнее время увлёкся восточными мистиками. Пытаюсь вот разобраться в Кришне.


– Из русских кого-нибудь? Достоевского, Чехова?


– Перечитывать их не тянет. Не такой я нытик и псих. Из русских больше всего люблю Толстого. Вот у кого позитивное мироощущение, по-моему.


– Ну да, вы ведь с ним родились почти в один день. Девы – по гороскопу.


– А, вот в чём дело. А я и не знал. Надо будет выяснить насчёт других моих любимцев.


– Ну, нам с тобой увлекаться этим не слишком-то и повадно. Ты ведь тоже христианин? Католик, наверное?


– Католик. Хотя в церкви бываю редко – два, три раза в год, по большим праздникам. А также на крестинах и панихидах. А вообще-то в вопросах веры не твёрд. Просто придерживаюсь семейной традиции. Во всём беру пример с мамы. Она у меня была славный человек. И труженица, каких мало. Подходит, как ты думаешь, такое признание для вашей печати?


– Подходит. Но ещё читателям интересно, конечно, узнать что-нибудь про любовь. Ведь и ты, поди, донжуан, как все звёзды?


– Ничуть не бывало. Самый исправный семьянин. Правда, многократный.


– Где-то я прочитал, что ты меняешь жён каждые одиннадцать лет.


– Ну вот видишь – что значит родиться футболистом! Остаётся ещё родить одиннадцать детей. Так что, считай, половина дела сделана.


– Успехов во второй половине. И на поприще футбольного босса, конечно.


– Спасибо.


Ин­тер­вью взял
Юрий АР­ХИ­ПОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.