Родом из «Cайгона»

№ 2009 / 10, 23.02.2015

В Пе­тер­бур­ге в му­зее Ах­ма­то­вой (Фон­тан­ный дом) со­сто­я­лась пре­зен­та­ция кни­ги «Су­мер­ки «Сай­го­на». В кни­гу во­шло бо­лее ста ин­тер­вью и вос­по­ми­на­ний по­се­ти­те­лей из­ве­ст­но­го в 60-е – 80-е го­ды ка­фе на уг­лу Нев­ско­го и Вла­ди­мир­ско­го

В Петербурге в музее Ахматовой (Фонтанный дом) состоялась презентация книги «Сумерки «Сайгона». В книгу вошло более ста интервью и воспоминаний посетителей известного в 60-е – 80-е годы кафе на углу Невского и Владимирского, носившего неофициальное название «Сайгон». Надо сказать, что помимо «Сайгона» тогдашняя питерская богема любила собираться также в «Кафе поэтов» на Малой Садовой (собственно, с этого поэтического отдела кулинарии елисеевского гастронома всё и началось; позже, в начале 70-х, центр богемной жизни переместился в «Сайгон») и «Академичке» – столовой Академии наук на Васильевском острове. Но именно «Сайгону» суждено было стать неким символом ленинградского неофициального искусства. Через сие злачное заведение, которое, между прочим, было местом встречи на только служителей муз, но и фарцовщиков, прошли все мэтры питерского андеграунда: Сергей Курёхин, Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук, Виктор Кривулин, Геннадий Григорьев, Владимир Рекшан, Татьяна Горичева (феминистка, жена В.Кривулина). Некоторые птенцы из «сайгоновского» гнезда – Иосиф Бродский, Михаил Шемякин и Сергей Довлатов, – оперившись, улетели за океан и не просчитались: их имена до сих пор бренчат громче всех. Появилось даже понятие «сайгонская культура», за раскрытие которого всерьёз взялись некоторые литературоведы. По-видимому, недалёк тот день, когда о «Сайгоне» и его обитателях будут выходить академические монографии. Впрочем, уже этот 800-страничный сборник был сделан с претензией на академичность. Вот некоторые названия статей и воспоминаний из него: «Классические годы «Сайгона» (Олег Охапкин), «От «кофейной» культуры к платоновской Академии» (Тамара Буковская), «Письмо Танечке Петровой о Томе Лермонте. Кафе «Сайгон» в стихах Бродского» (Вячеслав Ладогин). Любопытен и тот факт, что грант на издание этой книги выделил Лихачёвский фонд. Значит, не зря просиживала штаны и просаживала свои кочегарские и дворницкие деньги в «Сайгоне» наша нонконформистская братия, не зря рисковала, держа фигу в кармане и ведя неосторожные обличительно-кухонные разговоры под бдительным оком и ухом стукачей. Видать, была у «сайгонцев» и какая-то иная высшая деятельность, какая-то иная неизвестная нам сверхзадача, раз ими заинтересовалась такая серьёзная и солидная организация, как Лихачёвский фонд.

В 1960-е – 80-е годы на углу Невского и Владимирского находилось кафе «Сайгон»

Чем являлся «Сайгон» для его завсегдатаев? Судя по тем же названиям, для одних он был олицетворением свободы: «Глоток свободы» (Мария Ланина), «Одиночество и свобода» (Евгений Вензель), «Свободно, и благодатно, хоть и не беспроблемно» (Сергей Васильев); для других – нечто судьбоносным: «Угол Невского и судьбы» (Анатолий Белкин), «Мы познакомились в Сайгоне» (Валерий Козиев), «Сайгон – это судьба» (Сергей Белов); для третьих – местом беззаботных кофейно-портвейных встреч молодости: «Место бездействия» (Татьяна Мнева), «Богема» (Наталья Крачун), «Лучшая пора нашей жизни» (Дмитрий Равинский), «Бражники» (Владимир Рекшан), «Кофе и папиросы» (Александр Донских), «Кофе с лимоном – вкус времени» (Анна Кацман), «Я из «Сайгона» их вытаскивал» (Георгий Михайлов), «Уйти Вавилон» (Дмитрий Григорьев); для четвёртых – местом сбора одарённых куртуазных страстных натур: «Группа национальных умов Ленинграда» (Алексей Ковалёв), «Маленький ленинградский Монмартрик» (Анджей Иконников-Галицкий), «Мы были страстными людьми» (Владимир Лисняк), «Галантный век «Сайгона» (Татьяна Богомолова).

Чем же был «Сайгон» на самом деле? На мой взгляд, «сайгонская культура» понятие надуманное, так как в творческом плане она была бесплодной и несостоятельной; но у «Сайгона» было, несомненно, обаяние, сохранившееся и сегодня. Обаяние молодости (костяк «сайгонавтов» состоял из 20 – 30-летних молодых людей), будоражащая кровь атмосфера полузапретности, полуподпольности, фрондёрства, непризнанности, непонятости, интеллектуальной игры, игры в оригинальность и гениальность. Среди посетителей «Сайгона» было немало незаурядных людей с интересной судьбой. К примеру, Константин Кузминский, уехавший в 1975 году в США и в одиночку составивший 9-томную «Антологию новейшей русской поэзии у Голубой Лагуны» (весь поэтический самиздат 50-х – 80-х годов), или Роман Яшунский, неисповедимыми путями ставший ныне епискомом Олимпийской церкви Истинно-Православных христиан Греции (окормляет российскую паству), который через ЖЖ воссылает своим духовным чадам окружные послания за исходящими номерами.

Вообще, до сих пор серьёзно не исследован феномен андеграунда 60-х – 70-х годов. Какой человеческий тип был в основании этого феномена, почему именно он стал определять интеллектуальную жизнь социально активного городского населения, его взгляды, его судьбу, его развитие и закат. В общих чертах можно сказать, что основу андеграунда составило послевоенное поколение горожан, за молодостью лет увлёкшееся тотальным неприятием наличной советской действительности, альтернативой которой провозглашались либо западные ценности, либо (в гораздо меньшей степени) восточные. В силу одного только этого обстоятельства деятельность нонконформистов изначально была ложной по сути и бесплодной. Отрицая так называемую официальную советскую культуру, андеграунд вместе с нею отрицал и всё национальное бытие страны, что не могло не сказаться самым печальным образом на так называемом неофициальном искусстве (вообще-то для настоящего художника не существует деления на официальное и неофициальное, формальное и неформальное, разрешённое и неразрешённое искусство; для него искусство делится на подлинное, истинное и ложное, фальшивое). Говоря блоковскими словами, «неформалы» не смогли или не захотели «стереть случайные черты» и разглядеть, что «мир прекрасен». В этой невозможности увидеть прекрасное, на мой взгляд, заключается главная причина творческой несостоятельности, отсутствия подлинного художественного мира в произведениях представителей неофициального искусства. Впрочем, эта тема сложна и требует обстоятельного разбора и разговора.

Напоследок замечу, что и сегодня в Петербурге есть места, наследующие память о «Сайгоне». Это прежде всего арт-галерея «Борей» на Литейном проспекте, культурный центр «Пушкинская, 10», возрождённые почти через столетие арт-клубы «Бродячая собака» и «Привал комедиантов». Правда, увы, того обаяния «Сайгона» 60-х – 70-х годов там и в помине нет. Есть жалкие остатки былой роскоши, неприглядный паноптикум потёртых, поношенных личностей, живущих в замкнутом, уже мало кому интересном богемном мирке.

Илья КОЛОДЯЖНЫЙ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ – МОСКВА