Время ходячих мумий

№ 2009 / 16, 23.02.2015

– Вла­ди­мир Вла­ди­ми­ро­вич, вас не­дав­но об­ви­ни­ли в том, что од­ной сво­ей ре­чью вы раз­ва­ли­ли Со­юз пи­са­те­лей СССР. Прав­да ли это?
– Пол­ная ложь. Пол­ная ложь по­че­му?

Почему ортодоксы держатся за свои кресла








Владимир ЛИЧУТИН
Владимир ЛИЧУТИН

– Владимир Владимирович, вас недавно обвинили в том, что одной своей речью вы развалили Союз писателей СССР. Правда ли это?


– Полная ложь. Полная ложь почему? Действительно, был такой случай: накануне развала страны, когда всё было зыбко, тревожно, шёл захват имущества, власти на всех фронтах, рассыпался и Союз писателей, собрался расширенный пленум Союза. Все тогда лезли на трибуну, хотели выступать, я тоже был бойкий, горячий, может быть, много чего говорил лишнего, ратовал за русское дело… И вот я вышел на трибуну и обвинил Карпова, что он трус. А как получилось? Во время своего выступления Карпов сказал, что он ходил на тайную встречу с критиком Мальгиным куда-то к метро. И меня это так поразило, что Герой Советского Союза, председатель Союза писателей СССР, фигура во многом масштабная, массивная, целый памятник, и вдруг ходил к маленькому человеку, этакому Акакию Акакиевичу куда-то к метро, и так там они вели странные беседы о спасении Союза писателей. Я вышел на трибуну и сказал: «Вы на войне были героем, звезду получили, а сейчас вы просто трус. Легче, наверное, совершить геройский поступок на войне, чем ежедневно жить среди чиновников и не потерять голову в лучах славы, денег, власти». И другим крепко досталось от меня…


Какой-то зависти, озлобления по отношению к Карпову у меня не было, но всё тогда во мне кипело, чувствовал, что всё рушится, и хотелось найти какой-то выход… Карпов от моих слов вспыхнул, убежал из президиума и прислал записку: «Я покидаю пост председателя Союза». И тут же все активно начали обсуждать, кто займёт место Карпова… Помню, мы спустились в буфет, и я Валентину Распутину сказал: «Валя, власть лежит у ног, надо её подобрать. Это твоя задача». Он опустил голову и, к сожалению, промолчал. Выбрали, в итоге, некое временное правительство, куда вошли Евтушенко, Залыгин, Распутин, ещё несколько человек. Это правительство вскоре рассыпалось, Евтушенко всем дал пинка и стал главою Союза ненадолго… Я думаю, что не из-за моей речи, конечно, Карпов ушёл с поста. Думаю, он искал момент, чтобы ловко смыться. И вот моё выступление стало поводом. Я же пытался призвать к тому, чтобы не сдавали позиции, взялись за руки, как Окуджава пел, правда, обращаясь к другим людям, чтобы спасти Союз писателей, образумиться. Но прошло время, и меня стали упрекать: «Ты, Личутин, развалил Союз! Прогнал председателя!». Всё с ног на голову перевернули… Я уже многое забыл. Сохранилась, наверное, стенограмма, интересно было бы почитать. Говорил я тогда долго…


– Помните, в начале девяностых годов вы настойчиво убеждали нашу редакцию вывести Валерия Ганичева из-под огня критики, потому что он якобы подвижник? Теперь вы его первый критик. Что поменялось? Другим стал Ганичев или вам открылись какие-то новые факты?








– Фактов никаких нет… К Ганичеву лично у меня нет претензий, я его всегда уважал, даже испытываю к нему какие-то родственные чувства, как к старшему брату. Он издавал мои книги и в «Молодой гвардии», и в «Роман-газете». Я ему за многое очень благодарен. Он многое сделал для русского дела и, в отличие от многих других, Ганичев был глубоко религиозным человеком давно, ещё когда был цэковским сотрудником. Мы ездили с ним по монастырям, я видел, что он глубоко в это дело посвящён. То есть православие было у него не модой, а духовной основой. Но, как я считаю, человек должен сидеть на определённом посту определённое время. Иначе он обрастает ракушками, и наступает момент, когда ракушки начинают руководить, человек теряет чувство реальности. Посидел, дай другому место, молодым-то надо расти, надо наполняться достоинством, чувством силы, воли. Должна происходить естественная сменяемость поколений. Мы же все, помню, хохотали над Брежневым, Черненко, называли их ходячими мумиями. Но что получилось? Сейчас руководят люди, которые намного старше. И это в либеральных условиях, когда свобода слова, печати, в кавычках, конечно… Нашему мэтру Михалкову – 96, Ганичеву – 76, Феликсу Кузнецову – под 80, Куняеву – под 80. И эти ортодоксы, самовары никак не хотят тухнуть, кипят и кипят. Они и не скрывают, что хотят умереть на боевом посту. Зачем умирать? Живи сто лет, сто двадцать, но освободи место, занимайся другими делами. И в этом всё разногласие… Я считаю, что это естественное чувство – когда в комнате духота, хочется свежего дуновения, иначе человек начинает задыхаться, питаться своими миазмами. И в Союзе мы давно дышим своими миазмами, функций своих Союз давно не исполняет. Вроде бы много всякой работы, но эта работа какого-то клуба по интересам, к литературе же Союз никакого отношения не имеет. Ни писательской судьбой, ни книгами, ни творческой работой он давно уже не занимается.


– Так нужен ли в создавшихся условиях Союз писателей?








– Союз нужен. Даже если ты ничего от него не имеешь, но сохраняется такая мысль – Союз есть. Прийти поговорить со знакомыми, выпить чашку кофе. И всё, практически. Другой пользы от Союза сейчас нет. Но всё же есть надежда, что всё изменится, пойдёт на попятную, вернутся благословенные годы. И ради этого надо Союз сохранять. Должна быть духовная, человеческая связь между писателями. Мы всё-таки стадо, и нам нужен пастырь. Союз и должен быть таким пастырем.


– Владимир Владимирович, мы поражаемся тому, что сейчас происходит в писательском мире. Наблюдаем полный беспредел – вдруг из лихих девяностых годов воскресли братки, которые откровенно стали угрожать поэтам. А несогласных теперь и вовсе без объяснения причин изгоняют с работы. Почему молчит, к примеру, председатель Международного литфонда Станислав Куняев? Вы же вроде бы приятели…


– Куняев был интересным поэтом, публицистом, но его обуяло чувство чванства, гигантское честолюбие, зависть. Он упрекает меня, что я потратил на ремонт своей дачи в Переделкине 800 тысяч рублей. Во-первых, я эту дачу не просил. Я стою на общемосковской очереди на жильё уже двенадцать лет, мне попросту негде жить, и мне дали дачу именно для жилья, а не отдыха. Дача в жутком состоянии. Мне пришлось взять деньги в долг и дачу отремонтировать. Деньги я взял не у Куняева. А он такой человек, который любит считать чужие деньги. Ладно, если бы я у него взял деньги и не отдаю, а в этой ситуации, я считаю, что человеком овладело безумие. Идёт захват Международного литфонда. У меня нет фактов, но, как я вижу, – обе стороны просто хотят подмять Литфонд под себя. Потому что везде всё уже разворовано, а тут осталось. Земля дорогая, помещения. Захватывай и продавай. Обе стороны, борющиеся за Литфонд, нищие, и обе хотят разбогатеть. Поэтому и происходит вся эта возня, появляются бандиты, никаких демократических принципов… Куняев вмешался в эту чехарду, и он, конечно, имеет какой-то интерес. Ему приятна власть, ещё один пост. Я ему давно говорил: «Стасик, ты уже насиделся в журнале, отдай его молодому». Он мне, сцепив зубы: «Никогда не отдам. Это мой журнал». Почему журнал Союза писателей его, Куняева и Ко?.. В последние годы всех своих друзей Куняев изругал в пух и прах. Ведь он всё от них получил. Они вывели его в поэты, они ему помогали, они с ним пили, играли с ним в бильярд, в карты, путешествовали. А он взял и дал им всем под зад. И за что?


– Сегодня, когда все кинулись в подсчёты денег, выяснение имущественных вопросов, создаётся впечатление, что творчество забыто. Вы-то, Владимир Владимирович, продолжаете писать или тоже лишь участвуете во всех этих конфликтах?


– Писать я не бросаю. А почему я ввязался в конфликт? Мне стало неприятно и стыдно, когда на страницах вашей газеты Пётр Алёшкин обозвал Феликса Кузнецова жалким старикашкой. Меня это ужасно смутило. Кто такой Алёшкин и кто такой Феликс Кузнецов? У Кузнецова есть человеческие недостатки, все мы небезгреховные люди, но он очень много сделал для литературы, для русского дела, когда руководил московской писательской организацией. Он действительно помогал молодым писателям, единственный из начальников, кто сам ходил хлопотать. Он известный литературовед, и вообще, я считаю его одним из самых заметных деятелей современной русской литературы. И вдруг Алёшкин, наверное, неплохой человек, писатель средней руки, начинает оскорблять человека. Ведь даже из-за возраста нельзя так себя вести. Покушаться на седины. Если бы Алёшкин так же себя вёл в Дагестане, на Северном Кавказе, ему давно бы отстригли голову за то, что он унизил аксакала. Я заступился за Кузнецова из-за этого, и тут же на меня стали вешать – что я продался Феликсу, меня купили. Кто меня может купить? Меня не могла купить ни советская власть, ни либеральная. А сам я во власть, в чиновники никогда не лез, хотя меня одно время крепко тянули за фалды, за шиворот. Я упирался, и правильно делал. Бог руководил.

С Владимиром Личутиным побеседовал Роман СЕНЧИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.