ПИШУ, НИ НА ЧТО НЕ РАССЧИТЫВАЯ

№ 2015 / 11, 23.02.2015

    Евгений АЛЁХИН

Культурный андеграунд вроде бы остался в 90-х – начале 00-х. Сегодня под него скорее маскируются, чем в нём живут. В моде кирпичные стены в клубах и арт-кафе, трубы на потолке, имитирующие подвал, кочегарку… Плоды такой культуры тоже, скорее, подделки, чем самобытные, искренние произведения. Образ жизни авторы зачастую ведут вполне традиционный, но при любой возможности позиционируют себя как творцов из подполья.

Евгений Алёхин не рисуется – он, наверное, один из немногих, кто действительно пребывает в литературном, музыкальном андеграунде. Хотя его рассказы и повести регулярно выходят в толстых литературных журналах («Новый мир», «Знамя», «Дружба народов»), книга «Третья штанина» выдержала несколько переизданий в крупнейшем отечественном издательстве «Эксмо». О рэп-группе «Мануфактура», в которой участвует Алёхин, рассуждают маститые музыкальные критики, на концерты приходит не только мающаяся от безделья молодёжь.

Не имея, кажется, больших капиталов и могущественных связей, Евгений Алёхин занимается книгоизданием, пробивается в кинематограф. О том, как живётся такому человеку в современном мире, где шевелиться очень трудно, я и решил расспросить Алёхина во время нашей встречи.

 

– Евгений, в юности тянет заниматься и тем и другим и третьим. Вы, знаю, тоже разрываетесь между литературой, музыкой, кинематографом. Не начинает ли мешать одно другому?

– Юность прошла, а я не выбрал что-то всерьёз, до сих пор чувствую себя школьником, который не может придумать, чем он хочет заниматься. Я учился в довольно слабой школе, и, при том, что был не одним из тех, кому дают и не из тех, кто умеет драться, всё же имел пару преимуществ. Вот, например, был сильнее всех в математике и литературе. А также мог побороть на руках не только всех в своём классе, но и всех вообще, с кем из нашей школы мне приходилось бороться.

Но вот сейчас мне почти тридцать лет, и я начинаю понимать, что за пределами моего двора я не буду таким хорошим математиком и таким талантливым борцом. Надо было держаться своего посёлка, становиться королём там. Собственно, я уже утратил это, но продолжаю писать сочинения в форме рассказов, повестей и рэп-текстов, и до сих пор это для меня хобби, а не настоящий труд. Кинематограф это вообще для меня беда какая-то. Лет десять я мечтаю снимать кино по собственным сценариям, постоянно их пишу, но постоянно получается какая-то лажа, и в общем я боюсь работать с людьми. Единственное, на что меня хватило – срежиссировать один клип.

Надо остановиться на чём-то, да, не потому что времени мало, а потому что у меня медленные мозги, чего скрывать. Мне нужно покопаться, прежде чем что-то будет получаться, а не прыгать на каждый автобус. Но я хочу одновременно всего, и ничего не довожу до ума.

– Вы родом с Кузбасса. Часто бываете на родине?

– За десять лет я ездил домой пять раз. Грубо говоря, бываю там раз в два года. Билеты очень дорогие, не получается чаще.

– Что-то меняется там?

– Сложно сказать, я, наверное, не успеваю понять. Но вроде бы стало чище, даже гопники стали добрее. Один раз летом я решил съездить в город Березовский (там я жил в детстве, до того, как переехал в Кемерово), и провёл там день из сентиментальных соображений. Березовский напомнил мне курортный город, стриженые деревья, улицы, крашеные дома, казалось, что если долго идти по основной улице, придёшь к морю, а не к угольному разрезу. Это был он, и не он. В общем, я гулял, дошёл до дома, в котором провёл детство, потом прогулялся по бульвару, сел на лавочку и просто пялился по сторонам. Повсюду гуляли крепыши с разливным пивом, молодые мамы с детишками, припекало довольно сильно. Я поднял взгляд на один из домов – в нём когда-то жил друг моего детства – и встретился взглядом с каким-то лысачом. Лысач показал средний палец, на что я показал ему большой. Лысач улыбнулся, перегруппировал кулак, ответил мне тем же жестом: «класс!» и скрылся в тени. Вот так и меняется малая родина. Иногда уже можно в ответ на человеческое тепло не быть побитым.

– Приходится часто встречать утверждение, что среди поколения нынешних двадцатилетних нет ярких писателей. Многие в качестве самых молодых вспоминают именно вас. А вы, подойдя к тридцатилетнему рубежу, видите кого-то за своей спиной?

– По ходу, я никого и не читал из «двадцатилетних». Из тех, кто младше меня – только Илья Леутин (он же Равшан Саледдин), книги которого мы издавали на «Ил-music», но мы с ним, считай, ровесники. Ну ещё наш с вами общий знакомый Антон Секисов, но ему тоже уже далеко не двадцать, всего на два года младше меня. Думаю, он серьёзно к делу подходит, кажется, от него можно ждать хороших текстов. Да я уверен, что писателей полно хороших, просто кому они нужны?

– Десять лет назад вы получили премию «Дебют». По сути, с неё и началась ваша известность. А как вообще относитесь к литературным, музыкальным, кинопремиям?

– Я не получил премию «Дебют», я был в коротком списке и получил спецприз «Голос поколения». В декабре 2004 года это была тысяча долларов плюс подарок – карманный компьютер. Насчёт «известности» – это уж совсем ерунда, никак она с «Дебюта» начаться не может… Чёрт, вопрос довольно сложный, можно было бы ответить быстро, но, боюсь, не получится… Ну, мне было девятнадцать лет, мне сказали, что я отличный писатель, и что меня ждёт Великое Литературное Будущее. Я просто офигел от радости и поверил в эту сказку. Понадобилось несколько лет, чтобы спуститься с небес на землю, и только после этого я смог снова начать писать, просто радуясь, что могу это делать, ни на что не рассчитывая.

– Ни на что не рассчитывая, говорите… Конечно, симпатично быть нигилистом, но вы ведь представляете свои рассказы, повести публике, выходите на сцену. Значит, всё же на что-то рассчитываете?

– Я имел в виду, не рассчитывая на деньги, на то, чтобы жить литературой. Что это просто будет хобби. А то, что у меня появилась публика – следствие долгих лет занятий рэпом, а не потому, что я поучаствовал в литературной премии, вот о чём я. Просто в какой-то момент стало понятно, что люди на наших концертах хотят покупать мерч, и так появилось издательство «Ил-music». Вместо футболок мы стали печатать книги.

– Евгений, расскажите немного об издательстве. В последнее время издательский бизнес скукоживается, все говорят об убытках. Какие у вас выходят книги? Как нынче принято говорить – какая у издательства идеология?

– У нас тоже дела идут плохо. Многое хочется издать, а денег нет. Какие-то точки закрылись, не отдав нам долг, кто-то считает делом последней важности отдать нам тридцаху, и вот получается, что ты не можешь что-то издать. По сути, мы зарабатываем только когда ездим в тур с «Макулатурой». Идеологии нет, просто мы издаём то, что хотим издать.

– Вы окончили ВГИК. Волей-неволей наверняка следите за современным кинематографом. Есть ли сегодня хорошие, крепкие российские фильмы? Посмотрев которые, вы пожалели, что не вы их сняли?

– Я не окончил ВГИК, лишь проучился два года на сценарном факультете, параллельно немного снимаясь, потом бросил, чтобы поработать на стройке… Что-то я не припоминаю за последнее время таких фильмов, да и вообще было бы странно – жалеть, что не я это снял. У меня бывает, что возникает желание сняться у какого-то режиссёра, как вот когда пересматривал один за другим фильмы Хлебникова. Но к нему и так очередь из хороших актёров, готовых сниматься бесплатно.

– В своей музыкальной ипостаси вы – рэпер. Это самый актуальный сегодня стиль музыки? Рок умер или всё-таки ещё не совсем?

– Я не знаю, по-моему, всё умерло. Слишком много людей, слишком много они производят, ничего нового слушать не хочется, и я сам хорошо понимаю тех, кто скептически относится к тому, что делаю я.

Беседовал Роман СЕНЧИН