Корюшка меня утешает
№ 2009 / 52, 23.02.2015
В моей чернильнице обитают странные и страшные существа. Хорошо Пелевину, он думает, что он – это золотая рыбка в стеклянном аквариуме, которой снится, что она русский писатель-постмодернист.
В МОЕЙ ЧЕРНИЛЬНИЦЕ
Герман САДУЛАЕВ |
В моей чернильнице обитают странные и страшные существа. Хорошо Пелевину, он думает, что он – это золотая рыбка в стеклянном аквариуме, которой снится, что она русский писатель-постмодернист. У меня же в мутной жидкости обитает двухголовая и четырёххвостая невская корюшка-мутант, которая думает, что она – это я (а я не согласен, потому что я – это белый слон в лунном зоопарке, разве не видно?)
«Художественной» прозы в жанре какого-то там «реализма» корюшка выдавать не хочет. Говорит: мир – иллюзия, юдоль скорби, жизнь – ошибка и заблуждение, от самого начала и до конца; «правдиво» описывать мир и жизнь значит умножать иллюзию, отражать отражения, ставя зеркало перед зеркалом, погружаться в дурную бесконечность. Как-то так корюшка слышала от знакомого сига-суфия.
Да, писать книги – это как рожать детей: занятие бессмысленное и вредное.
Но мысли, конечно, приходят. Например, сочинить трактат «Всемирная история фальсификаций». Потому что вся известная литература, начиная с Библии – это фальсификации. Ветхий Завет написали беглые раввины в Хазарском каганате, чтобы внушить хазарам мысль о величии еврейского народа и обосновать свою идеологическую власть в стране, как белые эмигранты в Париже Велесову Книгу. Потому что, с другой стороны, никакого каганата и не было, а была единая и великая Русь, всегда. Евангелия составлялись много позже Иисуса Христа и все были разные; церковь утвердила канон, но и 4 оставшихся не стыкуются. Пророк Магомет был неграмотным, кто и как составлял Коран, один Аллах знает, а что по поводу хадисов Сунны – так там вообще интерполяция на экстраполяции сидит и инкорпорацией погоняет. Всю «античную» литературу сочинили во времена Леонардо да Винчи, «Гомер» был тосканским торговцем, хотя самого Леонардо да Винчи придумал Жюль Верн – тот ещё фантазёр. «Слово о полку Игореве» нацарапал московский антиквар, чтобы продать 2 «списка» по 160 рублей (по тем временам большие деньги). Было и наоборот: Шекспир сделал кавер-версии известных до него произведений и выдал их за свои. Ну и, конечно, Шолохов. Шолохова никогда не существовало. Что Шолохов, если полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого по заданию партии и правительства написала Воронежская организация советских писателей!
И если кому интересно во всём этом разбираться, то можно не скучать всю оставшуюся жизнь. А новых книг не плодить при этом, что для литературы очень полезно, так как литературная планета страдает от перенаселения, и авторов давно пора ограничить в детородных способностях.
А если просто читать – то жить скучнее, но проще. Потому что классический текст не подделаешь, он либо становится классикой, либо нет. А авторство вообще вещь чрезвычайно сомнительная. То есть Василий Пупкин несомненно является автором оригинального произведения «Пупкин и весь мир вокруг Пупкина (как Пупкин родился, женился, ходил на войну, достиг просветления и стал великим – потому что Пупкин великим был всегда)». А вот Гомер никак не может быть автором многотомного эпоса. Потому что могущественное классическое произведение не может принадлежать кому-то одному, пусть он даже и Гомер или Шекспир.
Здесь дело как раз в том, что автор выходит за пределы личного опыта, даже за пределы своей психической личности и осуществляет синтез универсального опыта, вследствие чего авторство как феномен перестаёт существовать. И вопрос, летал ли Герберт Уэллс на Луну, перестаёт быть актуальным, так как никакого Уэллса и не было, а так, конечно – и летал, и воевал, и на подводной лодке плавал, и в джунглях волчьей стаей воспитывался.
Я знаю, это корюшка так меня утешает. Потому что в начале следующего года в «Знамени», в двух номерах, выходит «Шалинский рейд» с моей фамилией на титуле. И если окажется, что текст плохой, то автор несомненно я, и всё логично, потому что я жизни не видел и пишу о том, чего не знаю. А если вдруг (невероятно, но в качестве допущения) текст будет признан правдивым и имеющим невероятную глубину и художественную убедительность, то я на всякий случай сразу сам признаюсь, что сочинил его не сам, а перепечатал с тетрадки убитого боевика, которую нашли в его полевой сумке и выбросили, а я подобрал, когда ходил в ларёк за хлебом и сигаретами.
Герман САДУЛАЕВ, г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Добавить комментарий