Настоящий

№ 2010 / 4, 23.02.2015

В прошлом декабре простился с другом. Я его никогда не видел, но за три с небольшим месяца нашего общения он мне стал действительно дорог, именно так, как бывает в настоящей дружбе.

В прошлом декабре простился с другом. Я его никогда не видел, но за три с небольшим месяца нашего общения он мне стал действительно дорог, именно так, как бывает в настоящей дружбе. Простился навсегда. Больше мне не напишет, и я не услышу его строки-голос, не почувствую его мощную волю к жизни.






По нашим временам личное, то есть визуальное, знакомство не является монополистом в общении между людьми. Сначала я увидел комментарии Егора Молданова в Живом Журнале под странным логином «аристарх». Тогда они мне казались во многом наивными. Победил человек в «Дебюте», окрылился удачей, амбиции появились…


Потом, в конце сентября, уже списались. Я писал рецензию на его «Трудный возраст», повесть о парне, который проходит долгий, мучительный, усеянный трагедиями обряд посвящения в человека. Тогда и узнал Егора, а также и о его проблемах со здоровьем….


Текст рецензии завершался немного ритуальным авансом на перспективы про отличный старт и неплохой толчок к работе, а ведь старт у него действительно был перспективный. В нём присутствовал пыл, азарт, страсть к литературе, жажда ворваться в неё и многое совершить. Всё это хорошо ощущалось в нём. Потом про это «многое совершить» он посетовал в письме: вот если бы здоровья ещё… Там и возникли: больница, операции…


Сказав «многое совершить», как бы ненароком наступил на больное. Желание успеть, по максимуму сделать, проговорить как можно больше уходящему миру и жизни – такова была его цель, его свет в ситуации безнадёги. Цель эта не давала опускать руки. Именно о желании писать он говорил как о единственном, что ещё его держит в этом мире, заставляет переносить безумные физические страдания.


Периодически он пропадал на некоторое время из переписки, потом, как бы оправдываясь, говорил в письме: «Я долго не писал, потому что был на кончике жизни, и всё же я вернулся».


Он возвращался, и я надеялся, что так будет всегда. Что-то иное просто не воспринималось.


Иногда, хватаясь за голову от каких-то своих житейских переживаний и страданий, думал о нём и совершенно не понимал, как можно всё это, выпавшее на долю этого парня, перенести, не возроптать, бороться. По поводу этих сил он ответил мне так же по-пацански просто: «Наверное, отец меня воспитал не быть хлюпиком и не жить с протянутой рукой»…


Егору было важно произнести слово «друг». Мы стали друзьями. В ситуации постоянного ощущения «на краю» это должно было давать силы, чувство плеча. Хотя, возможно, в тот момент даже больше он был нужен мне. За несколько месяцев нашей эпистолярно-электронной дружбы было прожито по-настоящему много. Здесь порой пары строчек достаточно искренних, правдивых. Они будут многим больше, чем годы бесчувственного общения.


Так мы переписывались. Я надеялся, он верил: «Всё будет хорошо, не может быть всё время плохо».


Так мы общались. Пока не настало воскресенье декабря, и Егор не сообщил, что его будут погружать в искусственную кому и делать переливание крови.


На следующий день я напился и написал пост:


«Вчера писал друг. Тяжело болеет. Его очередной раз погружают в состояние искусственной комы, и он не знает, выйдет ли. Вот и писал вчера об этом. Молодой парень. Талантливый, искренний, чистый, мужественный. На десять лет младше меня, но повидавший в жизни больше в разы. Мужеству его можно восхищаться. Тут топчешься по жизни, стонешь по всякой хрени, а парень в ту пропасть смотрит и постепенно скатывается в неё… Скатывается без стонов, без проклятий, не теряет духа, сжав челюсти до хруста. Большой человек. Любит жизнь, по-настоящему любит и ценит её мгновения. Начинаешь думать о нём и ощущаешь себя липким червём бессмысленно ползающим.


Вчера утром друг написал, что ему впервые в жизни страшно. Он никогда не знал этого чувства и тут испытал. У него много планов, ему хочется завершить начатое, и уход сейчас будет несправедлив.


Уже вечером его погружали в кому. Ноутбук ещё не забрали, и он, пока мог, слепым набором бил по клавишам. В этом состоянии он написал мне два письма. Первое друг заканчивал словами: «если мне суждено выдить я выжзиву если нет значит нет но я рад что вы все были у меня». А второе уже сложно было разобрать…


Вот и здесь начинаешь понимать, что есть настоящие люди. Большие, мощные, наполненные необычайной витальной силой. Надеюсь, через несколько дней он мне напишет. Иначе всё будет неправильно, неправильно».


Но через несколько дней оказалось, что фраза из письма «андрюща проаша а й все ничег не увввиду» была последней…


Периодически перечитываю его письма. В них до сих пор мощно пульсирует энергия, простая пацанская искренность и чистота. Читая, я понимаю, что у меня есть друг, очень преданный и открытый, а это огромная радость в жизни. Спасибо тебе, Егор, за это счастье!

Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.