Изумляемся вместе с Анной Козловой
№ 2010 / 24, 23.02.2015
Какашки в мультиках. То есть, в фантиках
Чтобы сделать кассу фильму, достаточно просто сляпать качественный трейлер и показывать его месяц до премьеры. Что уж там будет показано через месяц, совершенно не важно.
 |
Какашки в мультиках. То есть, в фантиках
Чтобы сделать кассу фильму, достаточно просто сляпать качественный трейлер и показывать его месяц до премьеры. Что уж там будет показано через месяц, совершенно не важно. Зачастую сюжетных линий хватает только на промо-нарезку, а действие настолько примитивно и бессмысленно, что за режиссёра, освоившего бюджет, становится даже неловко. Хотя неловкость стоит испытывать не за режиссёра, а за себя – ведь режиссёр просто хочет получить мои триста рублей за сеанс, а я, дура, в который раз позволяю себя обворовать. На книги это правило до поры до времени не распространялось, но с выходом «Мультиков» букеровского лауреата Елизарова пришёл и их черёд.
Я – терпеливый и благодарный читатель. Я обожаю книги, ведь они позволяют мне, не нарушая закон, реализовывать две мои главные страсти: наблюдать за другими и разгадывать загадки. За «Мультики» я заплатила 385 рублей, потому что эта книга обещала экстаз – наблюдение за теми, кто разгадывает загадки.
Как всегда у Елизарова, действие происходит в несуществующем городе на излёте совка. Год 1989. Пятнадцатилетний Герман Рымбаев переезжает вместе с родителями на новое место, поступает в новую школу и заводит новых друзей. Друзья с гнильцой, шпана, одним словом. После неизбежного экзамена в виде драки Герман вливается в новый коллектив и начинает промышлять разбоем на тёмных улицах. В банде, помимо парней, участвуют две девушки: Аня и Света. В лучших традициях Владимира Сорокина они обслуживают подростков, сопровождая свои действия ужасными ремарками, вроде «залупи член», «спускай на ляжку», и однажды мальчики решают использовать их не только по прямому назначению. План прост: девицу, под шубой голую, водят по улицам, и перед одинокими прохожими мужского пола она раскрывается. Мужик смотрит на сиськи, а потом к нему подходят ребята и говорят: мультики видел? Тогда плати! И забирают десять рублей.
Целого романа про такой бизнес не напишешь, даже если на каждый эпизод досыпать кучку смешных историй, да и нам не верится, что Елизаров докатился до откровенной ахинеи. Поэтому вечером 8 марта компанию настигают милиционеры, и всем участникам удаётся скрыться, кроме главного героя, которого сопровождают в Детскую комнату милиции № 7. И здесь роман начинает грешить тем же, чем все фильмы последних лет. Чертовщина – ура! Какая-то страшная тайна – да! Всё происходит не случайно – о, давай ещё! Загадка нагнетается, читатель нервно облизывает губы, до конца книжки – всего три страницы, успеет ли автор рассказать, в чём же там было дело?.. И тут выясняется, что ничего автор рассказывать не собирается и, более того, вряд ли сам знает, в чём было дело, и было ли.
В Детской комнате милиции Герману показывают странный мультик на диапроекторе. Своего рода бесконечная история, в которой очередной малолетний преступник на самом краю нравственной пропасти встречает наставника, меняющего его жизнь своей историей. В этой истории наставник сам предстаёт малолетним преступником, чью жизнь меняет наставник, который тоже был малолетним преступником, и так далее.
Когда в мультике появляется сам Герман, которого там быть никак не должно, нам кажется, что истина совсем рядом, но всё обрывается пробуждением в больничной палате. Выясняется, что у Германа случился эпилептический припадок, и это вроде бы всё объясняет. Двинулся парень, видения у него всякие. Не слишком оригинальный итог, но хотя бы приемлемый. Но через пару страниц выясняется, что эпилепсия-то эпилепсией, а мультики существуют, они не плод воспалённого мозга. Друзья Германа из банды, чьи имена он назвал на допросе, куда-то таинственно исчезают, надписи на партах, книги на полках, случайные встречи – всё подтверждает его подозрения о том, что Детская комната милиции № 7 – реальность, а не вымысел!
Автор же с чувством выполненного долга самоустраняется – разбирайся, мол, сама. Но я не для того платила 385 рублей, чтобы самой разбираться и домысливать. Мне интересно было узнать, как завяжет все нити в узелки Михаил Елизаров, а не выдумывать за него, что же он хотел своей книгой сказать? И моя обида от прочитанного сравнится разве что с обидой ребёнка, которому дали какашку, завёрнутую в конфетный фантик.
Да. И ещё денег жалко.
 |
Грёзы о Японии
Юный Дмитрий Горшков представил на суд публики первую книгу «Секс в саду камней». Если верить аннотации издательства, это роман в рассказах, написанных в жанре хентай – голая большеглазая мультяшка на обложке подтверждает такую версию. Всего в книге восемь рассказов, каждый из которых призван описать и углубить одну из тех диких, но вполне распространённых фантазий, что бытуют у нашего человека относительно Японии. Иногда это выходит у автора даже забавно, вот только трудно точно определить, случайно так получилось или перед нами и впрямь мастерство.
Клонирование, ядовитая рыба фугу, развратные школьницы в клетчатых юбочках, суши, сакэ и сашими, и всё это приправлено патологическим страхом опоздать на работу после обеденного перерыва. Приходится признать, что примерно так и в таких красках мы и представляем себе Японию. Автор, правда, тоже недалеко ушёл от подобных представлений, и его обращение к теме страны восходящего солнца можно объяснить только любовью к хентаю. Если бы он фанател от BMW, мы бы могли прочитать про немцев-неонацистов, пожирающих сосиски и всё свободное время снимающихся в порнографии.
Тем не менее, не может не радовать предпринятая попытка оригинальности. Первая книга вообще тяжёлая и зачастую бессмысленная вещь, в ней обычно пишут про не сложившиеся отношения с родителями, первую любовь к какой-нибудь старой проститутке и бесконечное пьянство. Более масштабных выводов, кроме того, что жизнь – поганая вещь, а мир не особенно-то и рад нашему в нём появлению, сделать трудно. Поэтому жизнерадостный и местами топорно выполненный хентай Дмитрия Горшкова смотрится настоящей жемчужиной. Во всяком случае, здесь есть всё для того, чтобы запомнить имя автора и, в случае, если он не остановится на достигнутом, купить следующую его книгу.
 |
Не о любви
Пока человек жив, у него есть право голоса. Говорить, даже когда никто не слышит, когда никого нет, просто напрягать голосовые связки и произносить слова есть дар жизни. «Каменный мост» Александра Терехова об этом. А вовсе не о любви.
Потому что какая у мёртвых любовь? Это живая женщина может рассказать и про «какой он нежный», и про то, что «у нас уже было», и про то, что «когда я его вижу, знаешь, у меня как будто в животе что-то взрывается!» Мёртвая женщина не расскажет. От её любви остаются сухие, местами унизительные факты. Подарил на тридцатилетие золотые часы, NN потом рассказывала, что она носила часы до самой смерти. В Дагомыс уехали вместе, на нижних полках в купейном вагоне – вот вам, пожалуйте, соответствующая запись, в билетных кассах нашей Родины ничего не пропадает. Или того хуже: медицинские заключения, на работе брала отгул по семейным обстоятельствам, а сама аборт делала, фу, гадость какая…
Сюжет кристально прост. В середине войны сын наркома Шахурина Володя застрелил на Большом Каменном мосту дочь советского посла Уманского Нину, а потом застрелился сам. Через много лет обстоятельства этого дела начинают занимать героя – историка, кгбшника и чёрт знает кого. Он сомневается, что Володя убил Нину, всё указывает на то, что на мосту с молодёжью был некто третий. Где-то на двухсотой странице становится ясно, что убил подростков Вано Микоян, но поскольку копает герой глубоко и широко, на Нину становится уже как-то наплевать. Ведь открывается занимательнейшая панорама сексуальной жизни вождей и их приближённых, просто очерк нравов ЦК партии. Сожительствующий с приёмной дочкой Литвинов, братья Цурюпа (в книге Цурко), по очереди женатые на одной и той же Насте, которая в паузах любит Уманского, опять же Литвинова, и по-прежнему Петра Войкова, несмотря на то, что их связь давно оборвалась. Последние триста страниц вообще посвящены покончившей с собой внучке Насти, которая любила сына известного композитора, бабника и развратника. Читается всё равно с напряжением, и даже частые вкрапления новых персонажей не раздражают. Начинает работать принцип, взятый на вооружение латиноамериканскими сценаристами. Мария-Хелена может умереть в двести двадцать второй серии, но Хуанита-то жива, и у неё совсем не гладко с Диего-Алехандро.
В сущности, это претензия не к автору, а к редактору АСТ. Книгу надо было сокращать и безжалостно править. Тот факт, что даже в первозданном виде (а именно так он, судя по всему, и был напечатан) «Каменный мост» читается запоем, говорит о несомненном таланте Терехова. Это как потрясающий секс, который не портят ни носки, которые он забыл снять, ни отсутствие романтики в позе, ни то, что через минуту после того, как всё закончилось, в комнату вошли.
Но вернёмся к молчанию. Молчанию, которое наслаждается собственным присутствием и не хочет быть нарушенным. Молчание мёртвых гораздо страшнее, чем нежелание живых говорить.
Так быть, конечно, не должно, невозможно, чтобы такое было. Мёртвые не оставляют нас насовсем, они говорят с нами. Шелестят страницы писем, интимно шепчут книги, мемуары, да хоть домашние стенгазеты, всё что угодно долговечнее, чем человек и его любовь. Но те люди, о которых пишет Терехов, железные наркомы, домработницы в чине лейтенантов НКВД, сияющие в революционном ажиотаже любовницы вождей – все они почему-то предпочитали молчать. С чего это началось, почему началось – главный вопрос «Каменного моста». Даже о нравах и повседневной жизни Римской империи известно больше, чем о времени, до которого, с точки зрения истории, казалось бы, рукой подать. Ан нет, подача отбита. Тишиной, пустотой, бесстрастной информацией билетных касс и сводок абортария. Из них постфактум выстраивается жизнь, больше ничего не остаётся.
Это удивительное качество жить с замкнутым ртом поражало меня в прабабушке, Ольге Г. Она занимала большие посты в ЦК, ушла на пенсию в 55, а умерла в 91. Всю жизнь на общественной работе, в числе опасной группки стариков, носивших каракулевые шапки-пирожки и пальто, пошитые в специальном ателье, она прогуливалась по двору нашего тридцатого, брежневского, как говорили, дома на Кутузовском. Я прожила с ней в одной квартире восемнадцать лет, я не знала об этом человеке ничего. Всегда умеренные формулировки. Бабушка, а Сталин был плохой? Покашливание. Почему же плохой? Он много хорошего сделал – пауза – и плохого. Бабушка, а можешь рассказать про Машерова? Она была его любовницей; законная жена со сломанной ногой однажды встретила в Бресте её дочь и, сорвавшись, ударила костылём. Ну, какие могут быть рассказы? Работали вместе, очень положительный был человек. Очень.
У Терехова есть замечательная ремарка: Киссинджер, прочитав литературный опус Светланы Сталиной «20 писем к другу», заметил, что от этой книги СССР определённо не рухнет. А если учесть, что столь скудную слезу смогла выжать из себя дочь Сталина, говорить о других даже как-то неловко.
Трудно сказать, была бы книга столь же занимательной, если бы речь в ней шла о простых смертных, а не о приближённых отца народов. По прочтении остаётся много вопросов. Но главное, что выносишь из «Каменного моста», это удивительное послевкусие слов, которые не были произнесены. Очарование выхода из наркоза, когда во рту сухо, липко, и плевок тянется, как будто не из слюны, а из сгущёнки. И понимаешь, что в наше время, когда все с остервенением пишут, рассказывают, кричат о себе, просто молчать – единственное искусство.
 |
Анна Козлова
Добавить комментарий