Между двух огней

№ 2010 / 44, 23.02.2015

Дми­т­рий Ва­че­дин ро­дил­ся в 1982 го­ду в Ле­нин­гра­де. В 1999-м пе­ре­ехал в Гер­ма­нию. В 2007-м по­лу­чил пре­мию «Де­бют» в но­ми­на­ции «Мо­ло­дой рус­ский мир». В 2008-м окон­чил уни­вер­си­тет в го­ро­де Майнц, фа­куль­те­ты по­ли­то­ло­гии и сла­ви­с­ти­ки.

Дмитрий Вачедин родился в 1982 году в Ленинграде. В 1999-м переехал в Германию. В 2007-м получил премию «Дебют» в номинации «Молодой русский мир». В 2008-м окончил университет в городе Майнц, факультеты политологии и славистики. В настоящее время живёт в Майнце, работает на радио «Немецкая Волна» («Deutsche Welle»). В августе 2010 года состоялся его дебют в журнале «Знамя» с рассказом «Расписание», примерно тогда же – в сборнике «Новые писатели», вышедшем по итогам липкинского форума. О том, каково начинающему русскоязычному писателю «между двух огней», и о многом другом пойдёт наш сегодняшний разговор с Дмитрием.

Дмитрий ВАЧЕДИН

– Дима, не секрет, что у русскоязычного прозаика за границей мало средств для социальной интеграции в России. Тем не менее в последний год ты заметно дебютировал, и весьма нехило… Расскажи немного о своём пути к читателю. Как удаётся пробиваться на российский литературный Олимп?

– Борис, я рад, что ты начал с этого вопроса – это сразу позволит мне кое-что прояснить. Дело в том, что я не считаю русскоязычных прозаиков за границей сколько-нибудь обделёнными. Обрати внимание на «толстые журналы»: там до четверти выпусков удерживается за эмигрантами. Причём, к сожалению, это литература не очень высокого качества. Хуже всего тон – часто полный презрения к стране, которую довелось покинуть. Естественно, мне сложнее завязать связи и вписаться в литературную тусовку. С другой стороны, никто меня не заставляет искать этих контактов – это мой собственный выбор, мне это интересно. Напротив, меня удивляет, что при этом обилии авторов я ещё кажусь экзотом.

Меня уже давно терзает один образ, наверное, будет уместно привести его здесь. Как-то я ехал в автобусе и услышал один разговор. Старик позади меня на русском языке по мобильнику разговаривал с редактором одной из местных русских газет – что было понятно из хода беседы. Очевидно, редактор предлагал ему напечатать статью под чужой фамилией. «Но это же моё перо, – возмущался старик, – ведь читатель знает моё перо». Читатель знает его перо, а я знаю, сколько получают авторы таких статей – ничего не получают. И, к сожалению, знаю читателей этих газет – им на перо наплевать. За стеклом плыл турецкий район Майнца. Старик со своим пером был абсолютно чужд этому миру, который он не знал и не понимал. Что ни говори, все мы, пишущие на русском за границей, выглядим довольно жалко, «пернатые твари». Я пытаюсь писать и не выглядеть и, главное, не ощущать себя жалким – думаю, что это всё же возможно. При этом главное – избавиться от иллюзий.

– Что ж, поклонники твоего творчества согласятся, что у тебя успешно получается и писать, и не выглядеть ни «пернатой», ни «дрожащей тварью». И всё-таки – где комфортнее существовать таланту – в дождливом грязном Питере или в солнечном пунктуальном Майнце, где ты сейчас живёшь?

– Таланту комфортнее всего существовать там, где его как-то развивают. Где это происходит географически – не имеет значения. Если ты называешь талантом меня, то я не очень склонен к перемене мест. И в Германию уезжать в своё время тоже не хотел. Однако уже 11 лет живу тут, соответственно, это для меня эмпирически наиболее плодотворная среда. Мне нравится жить в Германии. Мог бы жить в Петербурге – мне просто сложно примерить на себя эту жизнь, поскольку я уехал подростком. Наверное, в этом случае мне бы нравилось жить в Питере. Могу сказать только, что Питер – это до сих пор место, вокруг которого вертится мой мир – некая точка отсчёта.

– Питер как точка отсчёта и Майнц как точка на жизненной прямой Вселенной… Однако человек не может жить без некой идентификации себя во времени, пространстве, культуре. Принадлежность к мировой или российской литературе для тебя более почётна? Почему? Можно ли сейчас говорить о космополитичности литературы и космополитизме авторов?

– Переезд в другую страну не стал выражением моего космополитизма – так сложились семейные обстоятельства, когда мне было шестнадцать. Годы в Германии не превратили меня в космополита – с чего бы? Если вернуться к литературе, то есть феномен книг, которые популярны вне своих языковых границ – и это большое чудо. Как написать такую книгу, я не знаю. Знаю, что попытка создать «западный продукт» приводит к чему угодно, но не к «западному продукту». Естественно, мне хочется издаваться в Германии на немецком языке – я хочу не просто здесь физически существовать, но и, если хочешь, вступить в диалог с этой страной. Другое дело, что те рассказы, которые у меня называют самыми удачными, являются лишь черновиками к их немецким версиям – то есть, я писал их, думая опубликовать как раз на немецком. В чём пока не преуспел – зато именно они заинтересовали пару человек в России. Я буду рад, если буду иметь какое-то отношение к немецкой литературе, но вот что для этого точно делать не надо – это пытаться «писать по-европейски». Аксёнов выглядел большим космополитом – в Германии его никто не читает и не читал. Лукьяненко – державник и патриот, и он неплохо здесь продаётся.

– Грустно, наверное, что великая литература одной страны неизвестна и неинтересна народу другой. Но, может быть, в будущем всё изменится? Веришь ли ты в единое поликультурное пространство в ближайшем либо далёком будущем? Останется ли такое понятие, как «национальная литература», когда мир становится таким маленьким и одновременно огромным, границы между странами стираются, а между индивидуумами возводятся Берлинские стены?

– Я верю в единое монокультурное пространство, потому что оно уже существует. Это пространство Гарри Поттера и «Сумерек». Современной русской литературе ничего не грозит – она останется национальной, поскольку за границей никого не интересует.

– А ты считаешь себя современным русским прозаиком? И что есть «русский прозаик»? Находится ли данная дефиниция лишь в многогранной плоскости языка и культуры или это нечто большее (меньшее, другое)?

– Три года назад, после того, как я получил премию «Дебют», я дал несколько интервью и, помимо прочих глупостей, сказал что-то вроде «я хочу быть немецким писателем, который пишет на русском». За последние три года я понял, что как-то себя определять в этом ключе просто глупо. В принципе, я и тогда просто хотел оставаться максимально корректным по отношению к «русской Германии», в которой я, в сущности, вырос и сформировался. Это эмигрантское сообщество – которое, конечно, довольно своеобразно и о котором я пишу – стало мне за это время родным, это «свои». При этом я отдаю себе отчёт, что «русская Германия» (а русскоязычных тут, я думаю, миллиона три) исчезнет в ближайшие лет пятьдесят бесследно из-за естественных процессов в обществе. Исчезнет и язык, и культура – очень забавная, надо сказать. Мне интересно как-то зафиксировать это время, как, например, был отлично зафиксирован русский Берлин двадцатых. К тому же этим мало кто занимается, что меня удивляет.

– Рутина современного успешного писателя – насколько она обыденно скучна и захватывающе интересна? Опиши твой рабочий день. Что тебя радует в нём? Что доставляет чувство полноты жизни?

– Понятия не имею о том, как работают успешные писатели. Мне нравится писать ночью в университетской библиотеке – она работает до шести утра. Это несколько громадных залов: в одном стоят компьютеры – туда приходят люди довольно потрёпанного вида и ночь за ночью играют в бильярд и подобные игры в Интернете – приходят годами, одни и те же люди, играют всю ночь. Такие вот типы, практически литературные персонажи. Я сижу в другом зале, где надо соблюдать тишину, – там пара студентов ночью чего-то учит. Сижу и пишу – если написанное мне нравится, то мне хорошо – это ощущение удовлетворения ни с чем не могу сравнить. Но это уже общие вещи, я думаю, тебе знакомо это чувство.

– Кстати, насчёт успеха. Осенью этого года выходит твоя первая книга – «Снежные немцы». Расскажи о ней немного читателям.

– В замечательном издательстве «Прозаик», будем надеяться, ещё этой осенью выйдет книга «Снежные немцы», которая будет содержать одноимённый небольшой роман и, скорее всего, десять рассказов. Получится такое своеобразное собрание сочинений – всё осмысленное, что я написал за последние четыре года. «Снежные немцы» я задумал именно около четырёх лет назад, тогда же и записал. Через пару лет сел и основательно переписал одну сюжетную линию, не меняя сюжета. Роман неровный, зато живой, дышащий – я рад, что зафиксировал то состояние, в котором тогда находился. Я, как написала мне моя приятельница, «хотел сказать сразу обо всём» – пожалуй, ни одной важной мысли до конца не довёл, захлёбывался, но вот пара сцен – выступление с помидором, драка в снегу, девочка-попугай в немецкой школе, заключительная сцена и статья (пожалуй, и всё) – меня наполняют гордостью. Через весь роман проходит нерв – чего ещё желать от дебюта? Рассказы – тексты более зрелые – это мой любимый жанр, из-за них меня и узнали. Так что получатся две книги в одной – свежий, в чём-то юношеский, странный и ни на что не похожий роман о бешеной любви и «Газпроме» и более зрелые рассказы. Такая комбинация меня полностью устраивает.

Борис КУТЕНКОВ