Впереди всегда свет

№ 2011 / 21, 23.02.2015, автор: Евгений БОГАЧКОВ

50-летний юбилей со дня рождения главного поэта русского рока Александра Башлачёва (1960–1988), отмечавшийся ровно год назад, породил несколько давно ожидаемых книг. Сначала (собственно, к юбилею, в прошлом году) появилась книга Льва Наумова «Александр Башлачёв: человек поющий», куда впервые вошли все стихи и песни СашБаша, а также его наиболее полная на данный момент биография. Две другие книги, о которых пойдёт речь ниже, готовились тогда же, но свет увидели только что. Это книга воспоминаний о поэте – «Знак кровоточия» – и сборник посвящений ему – «Ставшему ветром».

Нет смысла говорить о том, что обе книги сделаны не формально, с душой. Те, кто соприкоснулся с Башлачёвым, с его жизнью и творчеством, не могли отнестись к его наследию и памяти о нём иначе. СашБашу (говорят, он сам когда-то предложил так себя называть, только поэтому и я себе это позволяю) неизменно сопутствуют такие говорящие и живые в нём и рядом с ним слова-ключи, как «любовь», «правда», «совесть», «честность», «искренность»… и «кровь»… Книга воспоминаний неспроста названа «Знак кровоточия». Образ многозначен и многослоен. Ведь предчувствующие смерть слова – «Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия…» – сказаны, тем не менее, именно «На жизнь поэтов» (так называется песня). Сам Башлачёв и его песни всегда сочатся живой кровью и болью, протестуют против лжи, косности, ватности, штампов, схем и вообще всего искусственного, ненастоящего. (Подлинное искусство он называл «естеством»!) Да – «живой», «настоящий» – тоже на сто процентов его слова. Кровоточие – от раны. Но песни несут и свет, жизнь. В этой крови – продолжение. Грамматический знак спотыкания (многоточие), как и всегда у Башлачёва, оживает красноречивой (кровеносной) струёй будущих стихов, новых ростков, свежих идей, иных поколений поэтов и музыкантов.

Основу книги «Знак кровоточия» составили воспоминания людей, лично знавших Башлачёва, «одноклассников, сокурсников, родственников и соратников», коллег рок-музыкантов (среди последних – К.Кинчев, Б.Гребенщиков, Д.Ревякин, С.Задерий, М.Борзыкин, О.Гаркуша, Г.Сукачёв), сквозь хор голосов которых, как сказано в аннотации, «проступает живой образ эпохи 1980-х». Это Знак времени. Но в ней есть и молодые: «О творчестве Башлачёва размышляют те, для кого оно стало катализатором собственного». Это свежая Кровь, которая течёт в будущее и, между прочим, рождает сборник посвящений «Ставшему ветром» поэту.

Говоря о структуре книги «Знак кровоточия», нужно отметить, что это не простое собрание воспоминаний. Это живое (опять, конечно!) строение со своими внутренними связями и закономерностями. Тексты (и, собственно, вспоминающие люди) не расположены в строго хронологическом порядке или по значимости и степени близости авторов к Башлачёву. Составители, прежде всего это Александр Голев (которому помогали Анастасия Мурзич и Константин Бельфор), помимо собственных вступления и заключения, попытались придать книге целостность на всём её протяжении, связать отдельные фрагменты-реплики, подчеркнуть их смысловую, содержательную перекличку. Основные статьи-воспоминания перемежаются цитатами из Башлачёва, философскими рефлексиями разных хороших людей (в основном самого Голева) и иными, подходящими, по мнению составителей, лирическими отступлениями. Кажется, личность СашБаша действительно удалось в этом сборнике показать не плоско, разнопланово. И, может быть, даже хорошо, что порой люди утверждают об одном и том же прямо противоположное. Например, Сергей Фирсов говорит, что Башлачёв никогда не закрывал глаза, всегда смотрел на публику. Ему было важно понимание, отклик. А у Ирины Гутор, наоборот, было ощущение, что он «слепнет, когда поёт». «Он пел с закрытыми глазами… оставался только голос и те вибрации, которые он создавал». И, наверное, все частично правы.

Пожалуй, только один «взгляд современника» мне показался в этой книге совсем неуместным. Это Василий К. Я осознаю, что он прошёл под грифом «наследников», «сегодняшних прогрессивных авторов». Однако всё равно не могу понять, зачем в сборнике памяти Александра Башлачёва «размышления» человека, который в первых же строках заявляет: «Не могу сказать, что мне нравятся песни Башлачёва … и даже его тексты не нахожу интересными», после чего на протяжении 3-х страниц убористого текста не говорит о Башлачёве ни единого слова.

Но это частности. А я ловлю себя на ощущении, что, когда дело касается Башлачёва, не хочется писать простую рецензию на вышедшие книги. Хочется сказать о чём-то важном, сокровенном, о чём болит душа. И здорово, что это запросто можно сказать словами самого же Башлачёва. В своём послесловии («Эпилог») Александр Голев утверждает: «Причины воздействия поэзии Башлачёва в том, что он дал ответы на самые проклятые вопросы! Никто из его современников, из поэтов сегодняшнего дня не дал столь ясные, чёткие и исчерпывающие ответы на эти вопросы». И это действительно так! Послушайте интервью Башлачёва Борису Юхананову (оно есть и в книге «Знак кровоточия», и в книге «Человек поющий»). Это же настоящая светоносная проповедь, на которой можно и нужно воспитывать целые поколения!* Когда я впервые прочёл это интервью, у меня было удивительно радостное ощущение, какой-то катарсис от того, что он говорит всё то, что я (моя душа) уже знал и всегда сам хотел сказать. Теперь уже я не помню, что из этого я прочитал и запомнил у Башлачёва, а к чему пришёл сам. Это уже не имеет никакого значения. Потому что говорит об этом сама душа, корни которой восходят к единому для всех людей человеческому целому.

На извечный вопрос о цели искусства Башлачёв в этой своей исповеди-проповеди отвечает уверенно и просто, что оно ни в коем случае не бесцельно, а «связано с любовью». «Ты должен делать то, что ты любишь. Любить то, что ты любишь в этой жизни, и об это петь. Ты не можешь врать в любви. Любовь и ложь – несовместимые вещи. Если я люблю, я стараюсь находить те слова, которыми мне не стыдно говорить о своей любви. … Ты можешь ткнуть человека лицом в ту грязь, в которой он находится, вымазать его в том дерьме, в котором он сидит. Но потом ты должен вывернуть его голову вверх и показать выход…

Ты обязан говорить так, чтобы тебя поняли. Ты должен заразить своей любовью людей, дать понять людям, плохим людям, что они тоже хорошие, только ещё не знают об этом. Я говорю о себе, потому что я очень люблю жизнь, люблю страну, в которой живу и не мыслю себе жизни без неё и без тех людей, которых я просто вижу. Едва ли я смогу изменить их своими песнями, я отдаю себе в этом отчёт. Но ничего не проходит бесследно. И пусть это будет капля в море, но это будет моя капля и именно в море. То есть я её не выпью сам. Если я брошу своё зерно, и оно даст всходы, и будет не одно зерно, а – десять, или тридцать, или пятьдесят, – я считаю, что прожил не зря. Я пытаюсь, слушая свою душу, не глушить её и петь так, как поётся. И ничего не придумывать… Главное, чтобы пела душа… Ты не думай о том, как это – петь, заставь петь свою душу, и всё. Как бы она ни спела, это окажется верным. Если она будет брать чистые ноты, и ты не будешь ей мешать.

Это моя беда, если есть цель, и не поётся. Так бывает, потому что не всегда хватает таланта сочинять музыку, стихи и заниматься творчеством. Но это невероятно вредный предрассудок – связывать любовь и талант со сферой искусства. Всё, что сделано без любви, не нужно жизни. Ты хочешь делать музыку, а у тебя это не получается. И тут нечего плакать. Просто надо понять, что это не твоё место, и найти своё… Там, где не хватает честных людей, а честных людей не хватает везде. …Надо трезво понимать, можешь или нет. Если не можешь – не делай, найди в себе силы, это гораздо сложнее. Вот у тебя душа вырастет в тот момент, когда ты поймёшь, что тебе не стоит этого делать, тебе просто надо работать с собой… Просто быть хорошим, добрым человеком, честным по отношению к своим близким, знакомым. Это главное, это просто. Если любишь постоянно, с утра до вечера, каждую секунду, это просто то, что делает тебе счастье, даёт тебе силы жить, силы радоваться. И быть нормальным, открытым, честным человеком. Это единственная вещь, которая всегда с тобой. Тебе должно быть стыдно делать дурной поступок, потому что любовь всегда с тобой, как ты можешь её обманывать, глушить в себе жизнь. Глушить талант, то, что у тебя болит, то, что тебя беспокоит. Может, ты боишься понять, боишься почувствовать это, боишься справиться с собой. А душа-то в тебе болит, душа-то в тебе говорит – давай шагай, что ты сидишь в окопе, все в атаку идут. А душа у тебя болит, потому что она чувствует, что она не на месте, и ей надо найти своё место. А ты её глушишь, не слышишь. А она всё равно не уйдёт, всё равно в конце концов раскаешься. Дай Бог, чтобы было не поздно, потому что это трагедия – не услышать вовремя душу. …Нужно туже вязать нить времени, ту, которая связывает каждого из нас со всеми и со своим временем. А, собственно, любой нечестный поступок, любая спекуляция ведёт к потере.

Тут не проедешь налегке с пустым разговором. Я не верю людям, кто не страдал. Тут вопрос в том, что кровь льётся либо напрасно, либо нет. И если даже собственная кровь с человека льётся, как с гуся беда, ты ничего не понял в жизни. Ты не извлёк урока, твои страдания бессмысленны. А всё через страдание – когда душа болит, значит, она работает… Что такое свет и тьма? Всё, что впереди тебя, – это всегда свет. Тень – она всегда сзади. Граница проходит прямо по твоим ногам. Если ты шагнул, ты шагнул во тьму, но одновременно ты её и одолел. Почему любой удар ты должен принимать как великий дар? Потому что, если меня ударило, я знаю, что это – удар судьбы. И его важно понять, для чего нужна эта жертва. Любой удар – тебе в спину, и не нужно оборачиваться, выяснять и сводить счёты, не нужно, не стоит – ты обернёшься, а там тьма. И опять ты вернулся к себе к прежнему – любой отрезок пути, каким бы светлым он тебе ни казался, автоматически превращается в тёмный, как только ты его прошёл – ты отбрасываешь тень назад. Это дар – любой удар. Раз тебя бьёт, значит, тебе даётся возможность больше пройти, дальше. А если ты не сделаешь, собьёшься с курса, ты всё равно вернёшься по кругу на то же место. В другой ситуации, естественно, с другими, может быть, людьми… Но всё равно будешь обязательно пытаться ту же задачу решить. Душа всё равно тебя ведёт за руку. … Как сам себя показал, ничего кроме этого не получится, никто тебя не накажет больше. Это очень трудно – второй раз по одному и тому же месту. Как только человек начинает чувствовать боль, он сразу начинает бояться этой боли. Это талант, талант-то в нём режется, душа в нём режется для того, чтобы прорвать себя и ощутить себя частью целого… А вот потом, когда человек поймёт, что он не просто индивидуальность, данность какая-то, а часть всего… Ты поймёшь, что ты совершаешь ещё один шаг в целой цепи шагов, поймёшь, что ты часть всего, и что всё будет хорошо. Только не навреди себе, живи, работай, не думай, что тебя лифт довезёт. Лифт никого никуда не довёз.

…Я же, собственно, об этом пою и буду петь. В принципе, каждый из нас знает эту истину изначально, эту истину знает душа. И пытается тебе сообщить каждый день с утра до вечера. А ты должен её слушать, она тебе всё скажет, всё даст, даст силы любовью. Твоей же любовью. Чем больше ты отдашь ей, тем больше будет даваться тебе – чтоб больше отдавал…

…Надо добиться, чтобы душа смогла говорить со всеми, чтобы тебе было что-то дано. Надо показать, что у тебя чистые руки, чтобы тебе можно было что-то вложить. Иначе тебе никто ничего не вложит, потому что душа откажется, твоя же душа. Она тебя будет сначала заставлять вымыть руки и только потом она тебе что-то в них даст. А ты всё пытаешь что-то цапнуть, она не даёт – значит, ты цапаешь чужое… А чужое в твоих руках никогда не будет живым, оно сразу мертвеет. Потому что ты только часть своей души можешь нести… Живую воду. А всё остальное, что ты будешь где-то там черпать, будет мёртвая вода из чужих рук. Душа тебя сначала научит вымыть эти руки, чтобы ты был готовым к тому, что она тебе должна дать. И только через страдание…»

Всё это, конечно, есть и в песнях Башлачёва. Но меня мучает, не оставляет вопрос: как так получилось, что человек, который всё это знал, понимал, всё-таки оказался охвачен неодолимой тоской и погиб? Как он потерял эту нить, этот свет, который так уверенно держал и, как сам считал, потерять не мог?

Как бы там ни было, а этот свет, эта правда осталась в сказанных и спетых им словах, и я настаиваю на том, что зрелое творчество Башлачёва негасимо жизнеутверждающе. Это не пресловутый «позитив», но это благородный свет, к которому, обдирая бока и оставляя кровавые клочья, из самой тьмы и грязи пробились корни жизни. И корни слов (как он ими ворочал!). И эти корни искрятся (я так для себя, по-башлачёвски, как мне кажется, объясняю слово «искренность») жизнью и воспламеняют огонь в сердцах. И поэтому, когда он говорит о самых простых, но главных и коренных вещах, они сохраняют свою глубину и не вызывают отторжения. Артемий Троицкий очень правильно написал об этом: «К сожалению, когда говоришь, о чём песни Башлачёва, часто приходится прибегать к «пафосным», девальвированным едва ли не до уровня кича понятиям, вроде «русская душа», «вера и надежда», «любовь и смерть», «духовная сила»… Конечно, это не Сашина вина. Напротив, он один из немногих, кто взял на себя смелость и сказал в роке истинное слово об этих вечных, но затёртых ценностях». Башлачёв всегда находится на движущейся грани, он настолько живой, что у него нет ни одной банальной строки. И если вдруг появляется что-то бесхитростное, то читатель или слушатель ни на миг не усомнится в оправданности и наполненности этого. Поэтому он мог утверждать, что «Всё будет хорошо» (одноимённая песня), что «Нет тех, кто не стоит любви». Да, кто ещё мог так говорить о любви? «Пусть будет так, как я… люблю!..» Не как хочется, не как нравится, а как люблю. А насколько и как люблю – так и будет. И в этом люблю оживает высокий смысл Слова, которое благодаря поэту снова становится «осияно средь земных тревог». Похожим образом, в своей первозданной силе Башлачёв оживляет слово «душа»: «У меня есть всё, что душе угодно, Но это только то, что угодно душе».

 

Что касается сборника «Ставшему ветром», надо предупредить читателя, что в нём нет посвящений от маститых рок-звёзд, лично знавших Башлачёва (а вообще-то такие посвящения существуют, и их немало). Собраны только поэтические и художественные (рисунки) посвящения его поклонников (часто безымянные, «найденные на могиле поэта» или обозначенные только интернет-псевдонимами; характерно, что сам портрет на обложке принадлежит не известному пока автору, которого редакционный совет сборника просит откликнуться), людей, сердца которых испытали сильнейшее, а, может, и решающее влияние Башлачёва, в ком он пробудил творчество, вызвал ответные боль и свет, кому он стал родным. Не всё и, пожалуй, даже немногое можно считать полноценно состоявшимися художественными произведениями. Для тех, кто просто желает почитать хорошие стихи, насладиться поэзией, искусством – это не самая подходящая книжка (хотя попадаются прекрасные стихи и пронзительные строчки-прозрения). Но вот тем, кто любит Башлачёва и рад вспомнить его вместе со столь же искренне любящими его людьми, кто хочет непосредственно ощутить, как личность и творчество этого человека повлияли на других (в основном молодых) людей, какие ростки (не столь даже культурные, как об этом пишет составитель Оксана Красюкова, но, прежде всего, сердечные, душевные, человеческие) смогло дать его зерно…

Вся книжечка испещрена рисунками и рукописями и производит очень тёплое впечатление ручного, штучного изделия.

В какой-то момент, читая сборник, я поймал себя на мысли, что в нём были бы уместны и мне лично хотелось бы побольше непосредственных, безыскусных откликов о том, как повлиял СашБаш на того или иного человека. (Ведь в стихах и художественной прозе зачастую не лучшим образом сказывается именно влияние «искусства», которого авторам как раз не хватает.) Замечательны, трогательны и показательны фрагменты таких откликов «с музыкальных и-нет форумов» (как хорошо, что их всё-таки приводит в своём вступительном эссе с характерным названием «Живой» художник и один из главных вдохновителей сборника Анна Белоногова):

«В стихи Башлачёва можно уткнуться буквально как в кислородную подушку, и ими дышать».

«Башлачёв – мой «Ангел-хранитель». В его песнях я могу найти ответ на любой вопрос».

«Плачу о тебе, тёзка! – после твоих песен чувствуешь очищение, как после прогулки по лесу, как после церкви».

«Когда на душе – мрак, слушаешь Сашу – и… отлегает».

Мне очень радостно видеть такие отзывы, я и сам от себя мог бы сказать нечто подобное. Это очень нужно для баланса света и тени в восприятии Башлачёва. Ведь на многих людей его песни и судьба производят мрачное или тяжёлое впечатление. Такой шлейф существует. А для самого поэта очень важно было, чтобы человек, послушав его песни, хотел жить. В них действительно очень много сказано о смерти. Но он любил жизнь и образами смерти подчёркивал необходимость жить, остроту ощущения жизни: «Чтобы туже вязать, нужно чувствовать близость развязки…», «Мой крест знак действия, чтоб голову сложить,<..> За то, что очень нужно жить…»

Рис. Ю.ПАРФЁНОВ
Рис. Ю.ПАРФЁНОВ

Конечно, «жить» здесь не равнозначно «быть» или «существовать». Жить очень нужно в высоком, полноценном смысле этого слова, когда Жизнь неотделима от Любви и не приемлет лжи. Ведь и сам Башлачёв пел, что «сумел бы выжить, если б не было такой простой работы – жить» («Ветра осенние»). Он умер за то, чтобы утвердилась жизнь. И поэтому ни в коем случае нельзя сводить (подытоживать, нивелировать) его судьбу и тем более его творчество до одной только трагедии смертного конца! Недаром одна из главных подвижниц сборника «Ставшему ветром» ратует против липнущего к Башлачёву ярлыка «самоубийцы»: «В церкви самоубийц не поминают. Не заказывают панихиды. А по распространённому «православному» суеверию – если сам молишься за самоубийцу – его грех «падёт» на тебя и твоих детей! Кто же отважится на такое? Такое впечатление, что некие силы сделали всё, чтобы люди, знающие про неизлечимый грех самоубийства, отвернулись от Саши и не обращали на него внимания – самоубийца! Страшно… Так Саша был убит». Подчёркивая недоказанность самоубийства, по крайней мере его обстоятельств, которые могли бы представить всё в ином свете, Анна Белоногова пишет, что «он убит нашим невниманием, холодностью, равнодушием…». Но всё-таки слово «убит», внутренний образ, который оно несёт, так просто не отпускает, и заставляет думать о неких «тёмных силах», которые помешали Башлачёву «удержать свет». В сборнике воспоминаний можно найти версию Михаила Борзыкина о том, что «к Сашиной смерти причастна чёрная сторона Петербурга». А в биографическом разделе книги «Человек поющий» есть фрагмент, не вошедший в «Знак кровоточия», в котором Сергей Смирнов вспоминает о разговоре с Башлачёвым зимой 1986-го в Череповце: «Он пришёл ко мне как-то вечером и говорит: слушай, а у тебя было что-то о масонах. … Книгу мы не нашли. Я тогда спросил у него, откуда интерес такой. Он ответил: «Ты знаешь, вроде дают зелёный свет, «зелёную улицу», а вот стоит ли по ней идти?..». Что это значит и имеет ли это отношение к смерти Башлачёва? Как знать… Ясно одно, что несмотря на выход целого ряда упомянутых книг, даже на уровне биографии загадки остаются. Чего уж говорить о тайнах и сокровищах, которые продолжает хранить творчество Башлачёва – его песни, стихи.

Нередко считают, что главным в его творчестве был протест. Но всё-таки, ещё раз подчеркну, что главной была – любовь. По словам Троицкого (кто бы как к нему ни относился, его статьи и воспоминания о СашБаше – одни из лучших), Башлачёв признавался, что самую важную из своих поздних просветлённых песен – «Сядем рядом» – он написал после того, как однажды ночью ему приснилась «сама любовь». В песне есть такие строки:

 

Нас забудут, да нескоро.

А когда забудут, я опять вернусь.

 

Под музыку это звучит грустно, но оптимистично. Кажется: «хорошо! всё-таки вернётся!»… Но в книге «Знак кровоточия» (об этом можно прочесть и у Ирины Гутор, и у Троицого), что всё не так просто, и сам Башлачёв имел в виду вполне конкретную концепцию переселения душ, он говорил, что «точно знает, кем был в прошлой жизни, и что это было очень страшно…»: «Я знаю, как это происходит, – сказал Башлачёв, – душа начинает заново маяться на земле, как только о её предыдущей жизни все забыли. Души держит на небесах энергия памяти».

Если так, то обе представленные книги, конечно, здорово помогают нашему поэту удержаться на небесах. И уже за это – поклон авторам-составителям.

Мы же тоже сейчас присоединились к этой энергии памяти, вспомнили об Александре. Постараемся помнить и впредь. Мысли, чувства ведут дальше: хорошо бы и нас не забывали ни при жизни, ни после смерти… И лучше, если воспоминания будут светлыми. А песни Башлачёва (лично я – уверен!) в свою очередь помогут нам в этом…


Знак кровоточия. Александр Башлачёв глазами современников. – СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К.Тублина», 2011.

 

Ставшему ветром: Сборник посвящений Александру Башлачёву. (Литературно-художественное издание). – М.–СПб., 2011.


* Здесь (не для дежурной критики, а истины ради) необходимо упомянуть об одной очень досадной (потому что существенной!) опечатке (оговорке, ослышке?), которая содержится в книге. Кто-то прочитает, как Святослав Задерий вспоминает слова Башлачёва: «Любая проповедь хороша, когда она истинна». Но ведь это – банальность и штамп, которые с Башлачёвым, как мы говорили, несовместимы. На самом деле, у него было – не «истинна», а «исповедь». Любая проповедь хороша, если она в то же время исповедь. Это один из корней («корень» – тоже из его ключевых слов) башлачёвской убедительности, «заразительности» его Любви.


Евгений БОГАЧКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.