В разгар Сталинградской битвы
№ 2011 / 24, 23.02.2015
Фронтовой дневник фотожурналист Александр Устинов (1909–1995) начал вести по совету Михаила Зощенко. В 2005 году дочь А.Устинова обнаружила в домашнем архиве забытый, карандашом исписанный блокнот
Фронтовой дневник фотожурналист Александр Устинов (1909–1995) начал вести по совету Михаила Зощенко. В 2005 году дочь А.Устинова обнаружила в домашнем архиве забытый, карандашом исписанный блокнот – ранее не публиковавшуюся часть отцовского дневника. Блокнот охватывает период с декабря 1942-го года по февраль 1943-го, в нём описаны командировка от «Правды» на Юго-Западный фронт в разгар Сталинградской битвы и жизнь в зимней военной Москве. В «ЛР» печатается с сокращениями (подзаголовки «Юго-Западный фронт», «Москва» введены публикатором).
Юго-Западный фронт
<…> 23 ДЕКАБРЯ
Сегодня к вечеру выеду с офицером связи в 4-й корпус – в район Миллерово.
24–31 ДЕКАБРЯ
Ночью приехал Цветов (Яков Цветов, сотрудник «Правды». – А.Р.). С утра ходили по отделам, выясняли обстановку. В час дня выехали в район Чертково – Миллерово. По дороге снимал (фотографировал. – А.Р.) трофеи. Ночевали в Шуриновке. Очень тепло приняли танкисты. Угостили замечательным обедом. Проехали Тетеревку. Немцы оставили танки, не успев их вывести из гаражей. Первая бомбёжка. Светит солнце, дорога хорошая. Рад, что есть машина – теперь меньше всяких волнений, связанных с переездом. У Цветова весьма оригинальный шофёр. Его речь изобилует разными выкрутасами. Он не скажет «Хочу кушать». Это желание он высказывает так: «Было бы весьма желательным, если к этому представится благоприятная возможность, ввести в желудочный тракт живительную бесцветную влагу с соответствующим жировым дополнением» и т.д. и т.п.
 |
| Александр УСТИНОВ |
<…> Накануне был сильный снегопад и позёмка. За дорогами, как правило, у нас не следят. Появились пробки. Часа полтора пробивались, чтобы проехать 200 метров. День короткий, уже вечереет. Подъезжаем к окружённому нашими частями немецкому аэродрому. В воздухе гуляет до десятка вражеских самолётов. Бомбят. Стрекочет пулемёт, ухает артиллерия. Едем дальше. Недалеко от дороги валяется порядочная партия итальянцев (союзники немцев в тот период. – А.Р.). Жуткие позы. Мороз крепчает. За двумя грузовыми двигаемся дальше, вернее, пробиваемся. Заночевали в Просяны.
Жители рассказывают об итальянцах (к осени 1942 года численность итальянцев на Ю-З фронте составляла 230 тысяч. – А.Р.). Последние очень неплохо относились к населению. С немцами они не ладят. Зато буквально зверствовали полицаи. Подлые людишки, палками до смерти забивали наших военнопленных. При занятии Красной Армией этой деревни военнопленные сами расстреляли двух полицаев.
Холодно. Ярко светит луна. Поели картошки, запили чаем и завалились спать. Хата чистая, но мыши разгуливают свободно. Раздеваться не пришлось – близко противник. На следующий день три часа разогревали машину. В воздухе гул моторов. С молниеносной скоростью на небольшой высоте пронеслись три ИЛа и столько же ястребков, бомбивших немецкий аэродром. Зашли погреться в хату, где ночевали наши спутники. Угостили нас замечательными блинами. В десятом часу тронулись дальше. Через пару километров встретили заносы. Мобилизовали колхозниц. <…>. На солнышке тепло. Толкаем – толкаем. Какой-то бродяга, засевший невдалеке на бугорке, несколько раз обстрелял нас. Дали очередь из автомата, но он продолжал постреливать. Со свистом проносятся пули. Пробились.
Днём приехали в деревню Тарасовка (Ростовская область). Командир корпуса генерал-майор Гаген Николай Александрович (Н.А. Гаген (1895–1969), военную карьеру начал в 1915 г. в чине прапорщика, обладал славой генерала, не проигравшего ни одного сражения. – А.Р.) принял нас очень хорошо. Ознакомил с обстановкой. Подарил по пачке итальянских папирос, накормил обедом. Всё идёт хорошо, только хата попалась отвратительная. Грязь. Мыши стаями свободно разгуливают по столу, лавкам и везде, где им хочется. Не умолкая, кричит больной мальчик. Его лицо покрыто струпьями, головка расчёсана до крови. Мать всё время причитает, вспоминая лихую беду. Холодно. Спал, не раздеваясь. Тело грязное. Крепко кусают вши, и от мышей покоя нет.
Утром пошли посмотреть полицаев и старшин. Отвратительные продажные шкуры наперебой доказывают свою невиновность. Снимал их для истории. Познакомились с особистами – замечательные ребята. Зашли к Гагену. Торопит ехать и предупреждает о бандах. Сегодня на 15.00 назначен штурм Чертково. Пустынная степная дорога. Маньково-Калитвенское, где стоял штаб 41-й дивизии, – большое село, белые чистенькие хаты, в центре церковь, каменные дома. Здесь у немцев были склады и ремонтная база. Часть домов разрушена бомбёжкой. Валяются пустые цистерны. Вечером зашли в особый отдел дивизии. Ребята рассказали много интересного.
Два красноармейца задержали одетого в форму немецкого офицера, бывшего советского инженера. Он продался немцам в 40-м году за 500 рублей в месяц, совершил ряд диверсий в Свердловске и Куйбышеве, подрывал склады при отходе противника. Его жена и ребёнок живут в Куйбышеве, не зная, что он предатель.
Жители сообщили, что в лесу спустилась группа диверсантов. Нач. особого отдела с тремя товарищами, вооружившись автоматами, задержала их. 17 человек. Спортсмены, прекрасно говорят по-русски. Прошли специальную подготовку. Выброшены для диверсионной работы в тылу. Штаб дивизии двигался дальше, охраны их сопровождать нет. Их накормили обедом, а ночью расстреляли.
Задержана интересная молодая девушка. Ходила вдоль линии фронта. Называет себя партизанкой, работает по заданию секретаря Ворошиловградского обкома партии. Врёт. Ведёт себя спокойно. Видно, шпионка.
Артподготовка началась на час позже. Противник сильно укрепился. У него действующие и зарытые танки. Подходы к городу минированы. Каждый дом – ДЗОТ (долговременная защитная огневая точка. – А.Р.). Трудно нашим бойцам, хотя Чертково и окружено. Подходы к городу простреливаются. Наши полки изрядно потрёпаны, снарядов мало, штурм подготовлен плохо. Прошло три часа, а сдвигов нет. Много раненых. К двенадцати ночи изменений также нет.
Утром начала работать вражеская авиация. Бомбила наши передовые и Маньково. Прямым попаданием разрушена баня, погибли люди. Чертково не взяли. В 9.00 сообщили, что до полка солдат под прикрытием 12 танков, смяв наш батальон, направились в сторону Миллерово. Опять бомбёжка.
Особисты рассказывали нам, что в этой деревне (село Маньково под городом Миллерово. – А.Р.) похоронен Евгений Петров (писатель и журналист, соавтор Ильи Ильфа, с 1938-го года гл. редактор «Огонька». – А.Р.). Когда пришли немцы, они выбросили останки писателя, причём в этом деле принимали участие и некоторые колхозники. Волостной старшина, «избитый бабами», подтвердил это. Решили с Яшей Цветовым поехать посмотреть. Приближаемся к центру. Шофёр оставил машину и пошёл посмотреть дорогу. Я вышел из машины, прислушался и говорю Цветову: «Как будто, самолёты». И буквально в этот миг раздался шипящий визг падающих бомб. Я повалился на землю, прижался к ней. Бомбы разрывались очень близко, в 5–10 метрах. Взрывы оглушительные. Поджимаю ноги, отползаю в сторону, чувствую, как по спине колотят комья земли. Вот последний взрыв. Спасаясь от пулемёта, побежал за дома в блиндаж. Отбомбился, гад. Выхожу на воздух. Из другого блиндажа вылезают шофёр и Цветов. Ну, хорошо, что живы. Наше счастье, что бомбочки были небольшие, а то бы капут.
 |
В машине пробито стекло. Закручиваем быстро назад. Опять самолёты. В глаза лезет пыль от разрушенных домов. Выждали и поехали в политотдел. Не успели поговорить, как опять послышался вой падающих бомб. Одна из них упала в 15 метрах. Выбиты стёкла. Недалеко от дома лежит убитый красноармеец, у него осколком сняло половину головы. Разрушена соседняя хата. Из неё выбегает женщина с ребёнком. Два командира ведут контуженного товарища. Без шапки, лицо пепельного цвета, он безвольно передвигает ноги. Испуганно мычит корова. Население бежит на край деревни. Где-то опять гудят самолёты. Виден дым горящей хаты. Мимо промчались машины с прицепными 76-мм орудиями. <…>
В штабе дивизии ничего нового не сообщили. Решили ехать в штаб полка Внука. Хорошо, что ещё вдвоём, не чувствуешь одиночества. <…> Лучший первый батальон майора Внука со вчерашнего дня атакует аэродром. Опять факт плохой организации. Огневые точки врага не подавлены. Противник на транспортных самолётах сбрасывает боеприпасы и десанты. Кроме этого, регулярно бомбит. А у нас нет снарядов. Постепенно уничтожаются люди. Утром от 750 человек осталось 190 (курсив мой. – А.Р.). Смело идут в атаку, но что толку? 195-ая дивизия здесь также потеряла много людей. В воздухе всё время «ходит» немецкий корректировщик.
Есть сведения – прорвалась большая банда, находится недалеко от нас. Поснимал. Поехали опять в штаб корпуса узнать обстановку. Изменений нет. Банда находится в 5 км. Сидеть дальше бесполезно – прошло золотое время. Зря мучились. К вечеру благополучно добрались. Половина штаба уже уехала в Алексеево-Юзовское. С большим трудом отыскали ночлег. Замнач политотдела Фомичёв, имея два свободных дивана, не предложил ночлега. Хам и чиновник!
По дороге на Калач видели проволочные заграждения, рвы, разрушенные дзоты. Недалеко стоят столбики, указывающие «Минное поле», «Опасно. Минировано». Днём приехали в Калач. Остановились в домике, где жил Лидов (Пётр Лидов, сотрудник «Правды», автор первого очерка о Зое Космодемьянской. – А.Р.). Квартиру найти невозможно. В этот же день узнал очень тяжёлую для меня новость. Шайхет (Аркадий Шайхет, знаменитый фотожурналист. – А.Р.) побывал в Юзовке (ныне г. Донецк, Украина. – А.Р.). Там, оказывается, истреблена большая группировка противника. Настоящее поле боя. Он сделал замечательные кадры в короткое время. А я мучился напрасно. Зачем нас туда направили? Хотя, если бы операция у Чертково удалась, я, конечно бы, сделал один неповторимые кадры. <…>Так было обидно, что даже уснуть не мог. Тяжело пережил, и Цветов тоже крепко волнуется. Не повезло, да ещё как!
Завтра Новый год. Настроение отвратительное. Лидов улетел в Москву. Из редакции на четыре мои просьбы о получении материала даже не удосужились ответить. Вот как относятся наши руководители к делу. Не знаю, почему я всегда волнуюсь за посланный материал. Пожалуй, в дальнейшем не стоит этого делать.
Вечером в авто-роте увидели «Правду» за 23, 24 и 25 декабря – идёт официальный материал. За всё время не поместили ни одного снимка. Работаешь, и зря. С таким настроением хорошего не сотворишь. Днём был на митинге пленных итальянцев и румын (союзники немцев до 23 августа 1944. – А.Р.). Присутствовало <…> несколько тысяч.
Вечером вместе с Яшей выпили, закусили и завалились спать. Так впервые, очень скучно и тяжело я встречал Новый год. Ночью ворвался пьяный комендант с требованием дать машину. Цветов успокоил его довольно крепко. Новогодняя ночь началась со скандала.
1 ЯНВАРЯ 1943 г.
Проснулся рано, и первая моя мысль о Геле (Елена Иосифовна, жена А.Устинова. – А.Р.) и дочурочке (Нинель Александровна Устинова – А.Р.). У них уже 9 часов утра. Как они встретили Новый год? Наверное, волнуется моя дорогая жёнушка. Давно ей не телеграфировал. Из Калача это тоже сделать невозможно. Соскучился за ними. Как хочется видеть! Ходил по отделам. Кончились сроки всех документов, ответа из редакции нет – там не торопятся. Получили «Правду» за 27 и 28-е. Напечатан первый снимок, это за месяц с лишним, а послал 58 негативов. Просто не понимаю, в чём дело? Стоит ли ехать в Москву? И надо. Получить документы, уплатить за квартиру, телефон, послать Геле деньги (жена и дочь эвакуировались из Москвы в 1941-м году. – А.Р.), помыться и прочее-прочее. И прозевать события не хочется.
2–5 ЯНВАРЯ 1943 г.
Решил ехать в Москву. Был в ВВС (авиаполк. – А.Р.): есть попутные самолёты, но нет погоды. С Цветовым ходил по отделам штаба, на телеграф. Алик Коган (военный корреспондент. – А.Р.) беседовал с секретарём Ворошиловградского обкома (Ворошиловоград, ныне г. Луганск, Украина. – А.Р.) последний рассказал ему о полицаях с завода «Красный Октябрь». На стадион имени Ворошилова по приказанию немецкой комендатуры явилось две тысячи с лишним евреев с детьми и вещами. Им приказали вырыть большую яму, а потом расстреляли из пулемётов. Мёртвых и раненых свалили в эту яму и засыпали тонким слоем земли. Очевидцы рассказывали, что земля дышала часа два. Звери, убийцы, бандиты! В человеческом лексиконе, пожалуй, не подберёшь им соответствующего названия.
Много сволочей и предателей есть и среди нашего населения. Вместе с итальянцами попали в плен казахи и узбеки, одетые в итальянскую форму. Выяснилось, что эти типы, сдавшись в плен, добровольно вошли в состав Ташкентского легиона, сформированного в Варшаве. Сперва несли караульную службу, а потом начали воевать против советской власти. Так сказать, «нацмены». А сколько до войны было возни и либеральничания с ними? Один из таких батальонов прикрывал отступление противника в Богучаре. Среди них были батальонный комиссар и узбек с партбилетом.
В городах нас ждут. Много придётся поработать с колхозниками. (Далее описана ситуация на оккупированных территориях. – А.Р.) В Ворошиловграде процветает частная торговля, открыты кафе-рестораны. Ходят советские и немецкие деньги. Наш червонец равен одной марке. Дороговизна. Колхозы называются общинами. Скот, птица переписаны. Резать нельзя – штраф. Порка. Ходить в другое селение не разрешено – опять штраф, порка. Лётчик, которого подбили в июне в районе Ольховатки, рассказал: кладут на бочку, чтобы бить лучше было, дают 5 шомполов. Если крикнешь, – ещё 5. И бьют до тех пор, пока не будешь орать.
Отметился, получил аттестат, паёк. Утром 3-го случайно достались трофейные сигареты – повезу в Москву, угощу своих ребят. Съездил в ВВС – есть самолёт. Около часа Яша приносит ответ из редакции – ехать разрешено. Вместе с моей телеграммой получил и для себя. Лазарев (начальник военного отдела «Правды». – А.Р.) обвиняет его в бездеятельности. Мне стало обидно и больно за него. Столько мучились и пережили, и такая оценка! Не знают наши руководители, в каких условиях протекает наша работа. Поехали на аэродром. Стоят два «Дугласа» (военный самолёт фирмы «Дуглас», США. – А.Р.), ждут раненых. <…> Перед посадкой упал и чуть не попал под свою машину. Через час Балашов. <…> 4-го весь день просидел на аэродроме – нет погоды. У нас мороз и сильный ветер, а в Москве – дождь. Всю ночь наши ходили бомбить окружённую Сталинградскую группировку. «Дуглас» забирает 4 бомбы по 250 (250 кг. – А.Р.) и неплохо бомбит. Кто думал до войны, что «Дуглас» и У-2 (советский биплан, использовался как лёгкий ночной бомбардировщик, получил прозвище «небесный тихоход». – А.Р.) будут такими молодцами? Про ТБ-3 (цельнометаллический четырёхмоторный самолёт, Бюро Туполева, тяжёлый бомбардировщик и военный транспорт. – А.Р.) немцы говорят: идёт, встаёт на якорь и бомбит.
Утром 5-го мороз 18 градусов, но ветер просто страшный, трудно устоять на ногах. Часа три разогревали моторы и выруливали на старт. Лётчик ст. лейтенант Смирнов знакомил меня с системой управления самолётом. С большим трудом взлетели и через час спустились недалеко от Мичуринска. Пообедал и с попутной машиной поехал в город. Здесь также прошли дожди, мороз сковал дороги, скользко. Машина барахлит. Я уже основательно замёрз. При въезде в Мичуринск встретили партию пленных итальянцев и румын. У них обувь буквально подкована, идти трудно, падают. При свете фар видны сгорбленные, замёрзшие фигуры бывших завоевателей. Среди проходящих бабёнок находятся сердобольные.
Вот и станция. <…> Не дождавшись отхода поезда, забрался на верхнее место и убийственным сном проспал до 6 утра.
Москва
25 ЯНВАРЯ
Хочу записать, что произошло за это время. Итак, 6-го января поезд опоздал на три с лишним часа. Выхожу на площадь, предлагают машину. Оплата «по-современному» – водка, хлеб. За кило хлеба и 200 грамм пшена на ЗИСе подъехал к редакции. Быстро втащил вещи, собрал бельё и в душ. Поздно – горячей воды нет. Подстригся и в котельную. Холодно. Разделся и под горячую воду, а кругом ветерок гуляет. Мылся долго, с чувством, переживая. Отмывал грязь, набранную в деревнях трёх областей за целый месяц. Побрился и, ей-ей, не узнал себя. Буквально переменился. Пошёл в буфет, увидел ребят, и радостно как-то стало. Так привык к «Правде», приезжаешь, как домой.
 |
Утром 7-го купил пол-литра водки, выпил, чтобы не знобило, и пошёл проведать Веру (младшая сестра А.Устинова. – А.Р.). Иду и чувствую, что нездоровится. <…> Померил температуру – 38,8. Ломает всего – простудился. Ночевал у неё. Утром прислали машину. Заехал домой, взял печку. До 11 января с температурой до 38,9 лежал в своей комнате. Хорошо, что заходили ребята: Петя Лидов, Михайловский Николай (сотрудник «Правды». – А.Р.), Бронтман (Лазарь Бронтман, сотрудник «Правды», близкий друг А.Устинова), Рюмкин (Яков Рюмкин – фотокорреспондент «Правды»). Бывала Зоя Иткина и Менджерицкая (сотрудники «Правды». – А.Р.). Время проходило не скучно.
А к вечеру 11-го пришлось уехать в Боткинскую с диагнозом «лихорадочное состояние». Впервые попал в больницу. Приёмный покой, регистрация, переодевание. В «казённом» белье притопал в 11 корпус, положили в 170-ю палату. Рядом старик, его рвёт, всё время стонет. К утру увезли в изолятор. Значит, каюк.
Новая обстановка. Разговоры у окружающих только о питании. Лежат почечники и разные простуженные. Молодой врач, симпатичная Александра Вениаминовна, довольно внимательно осмотрела меня. Начались анализы, прослушивание, рентген. Лежу, температура не снижается. Прошло два дня, наоборот, к вечеру поднялась до 39,6. Позвонил Бронтману. Он, Вера и Зоя приняли тёплое, дружеское участие в моём горе. В особенности, последняя. Она, буквально, переживала. Принимаю лекарства. Много читаю и сплю. Состояние улучшается, температура восстанавливается нормальная. Встретил Митю Котлова. Он, бедняжка, 4-й месяц по больницам кочует.
Врачи относятся ко мне очень внимательно, но лежать надоело, питание плохое. <…> Сагитировал и под расписку 20-го приехал долёживать в редакцию. Жизнь сразу закипела. В моей комнатке появился народ, горячий чай, водка. Не курю 10 дней. Аппетит зверский, ем всё, что попадается. Подряд 2 дня у меня Зоя. <…>. Приходила Матильда Элькис. Собрал Геле с дочуркой маленькую посылочку. Приятно, как доставляешь им удовольствие. Наконец-то, получил от Гели телеграмму – ответ на 5 моих. Там всё в порядке. Болею по плану.
 |
Вот сегодня уже 25 января. Была Климова из ТАССа, забрала негативы. <…> Дочка пишет мне уже не печатными буквами. Я ей тоже написал первое письмо по-настоящему. Хорошая умная девочка. Жаль, что одна у нас. Проворонил золотое время. Была бы пара ребят, может, и сынок бы был. Теперь уже поздно. Жаль.
8 ФЕВРАЛЯ 1943 г.
Вчера должен был уехать на брянский фронт, да поезд опаздывает более чем на сутки. Вынужденное отсиживание с регулярными телефонными звонками на вокзал. Видно, поезд будет только завтра.
В пятницу приехал Коля (родственник. – А.Р.). Привёз мне посылку и письмо (семья находилась в эвакуации в Казахстане. – А.Р.). Конфеты – целая коробка. Открываю и сюрприз: «Папушке от Неллюшки. 11-го января 1943 года». Доченька моя золотая кроме конфет прислала пару платков и сумочку с грибами – сама вышила. Молодец девочка. Геля напекла коржиков, прислала сахару и огромный кусок сала. Всё это страшно приятно. Небольшая посылочка, а сколько любви в неё вложено! Начались расспросы. <…> Надоела жизнь скитальца. Коля пожил у меня в редакции 2 дня. Я постарался как можно лучше дать ему отдохнуть. Покушали, выпили, были в душе, обедали и побывали у девушек. <…>
Не писал я в дневнике с 26 января. За эти десять дней побывал на двух четвергах в «Комсомолке». Понравилось мне, как их проводят. Хорошие стихи о Тёркине читал Твардовский. Борис Эдер (гимнаст, дрессировщик, автор книги «Мои питомцы», учитель М.Назаровой, В.Запашного и др. – А.Р.) поделился впечатлениями о дрессировке животных. Лиза Гилельс (знаменитая пианистка. – А.Р.), уже не Лиза, а настоящая дама. Баратов и Федоровский красочно, как и подобает артистам, рассказали о жизни Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова, находящегося в Молотове (ныне г. Пермь. – А.Р.). Вообще, ходить туда стоит.
Гулял и отдыхал после болезни. Москва дымится. Обычная картина. Москвичи забыли про фасон – все в валенках. Валенки настоящие, кустарные и даже домашние. Холодно. Морозы до 25 градусов. Днём пригревает солнце и в некоторых местах тает. Скоро начало весны. А пока в окна выведены трубы «времянок». Подойдёшь к семиэтажному, задерёшь кверху голову, и несколько труб с предохранителями пускают дымок. Плохо с транспортом. Народу прибавляется, а транспорт, наоборот, некому ремонтировать.
Подъездные пути Артамоновского трампарка (Трамвайный, позже Троллейбусный парк им. Артамонова в Хамовническом р-не Москвы, ныне не существует. – А.Р.). Заставлены неисправными вагонами. Снег плотно осел на их крышах. В метро невозможно ездить. Всегда «часы пик». А о троллейбусах и говорить не приходится.
Захожу на Зубовскую (комната в Долгом переулке рядом с Зубовской площадью. – А.Р.), а у меня вода стоит в комнате. Разорвало батарею на кухне. Два дня потратил на уборку и просушку. 31-го был у Галкович. Интересное объяснение. Оказывается, я крепко нравлюсь. <…> Тося Бурская, когда я подарил из своего пайка хлеба и селёдок, несколько раз расцеловала меня. Плохо, голодно живут, а меня выручают здорово, обстирывает. <…> Мне присвоили звание – капитан интендантской службы. Скоро надену погоны. Буду «законным» офицером. <…>
Дела на фронте идут хорошо. Сегодня заняты Краматорская, Азов. Перерезана жел. дорога между Белгородом и Курском и шоссейная дорога Курск – Орёл. Если февраль и март пройдут такими военными темпами, мы будем недалеко от старых границ. Поскорей бы разделаться с этой гадиной. Много горя принесла война. Видел снимки Рюмкина «Сталинград». Не город, а сплошные руины.<…> Красная Армия вгрызается в Донбасс. Скорей освободить его. Нужен уголь. Нужно электричество, тепло.
На этих словах обрывается дневник фотокорреспондента Александра Васильевича Устинова.
Публикатор Алекс РАПОПОРТ
Здравствуйте!
В этих воспоминаниях есть Важные для меня моменты, связанные с историей 41 гв. стрелковой дивизии.
Хотелось бы связаться с автором статьи.
Заранее благодарен за любую помощь.