Источник солнца

№ 2011 / 31, 23.02.2015

Взявшись за эту статью – после многолетнего перерыва – я долго не могла понять, о чём именно стоит сейчас написать, чтобы вызвать живой интерес не только у профессионального сообщества

Все совпадения случайны, все догадки верны

Взявшись за эту статью – после многолетнего перерыва – я долго не могла понять, о чём именно стоит сейчас написать, чтобы вызвать живой интерес не только у профессионального сообщества, но и у драгоценного читающего обывателя, одним глазом косящего на Фейсбук и Живой Журнал, другим – на какой-нибудь книжный торрент, по совету ближайшего друга ближайшей подруги. Рецензировать книжные новинки, возгоняя себя до эфирных высот с разной степенью увлечённости, – уже не имеет смысла в моём случае. Поскольку о новинках я узнаю обычно месяца за три до их появления на прилавках книжных магазинов, если не раньше, и зачастую эти самые новинки готовлю к изданию (я служу в одном из крупнейших российских издательств, занимаюсь русской современной прозой). Живописать портрет какого-нибудь автора при его жизни и соседстве – просто опасно, поскольку во многом знании многие печали, и, как правило, они не твои, плюс за их разглашение, испытав короткую удачу провидения, можно ощутимо пострадать.

А решение оказалось простым – не притворяться и писать о том, о чём в сущности пишут все, кто пишет. О себе. Робко надеясь, что опыт одной обыкновенной до ужаса и жадной до впечатлений частной жизни будет кому-то абстрактно интересен.

Из нашего героя вышла всякая

способность сопротивляться…

…и открылись дырки во времени…

(Из самотёка)

Юлия КАЧАЛКИНА

Моё Чтение началось поздно – лет в четырнадцать, когда ребром монеты (орёл или решка, орёл или решка) встал вопрос о поступлении в институт. Очень, конечно, хотелось быть литературной и заточиться – как некая Горенко – под юриста, внутри себя красиво лелея эту аналогию. Но монета легла не самой выгодной стороной вверх – и высшее образование я получила на журфаке МГУ им. Ломоносова. Именно там один из моих в ту пору любимых преподавателей – писатель и филолог Владимир Новиков, читавший нам какой-то весёлый-carpe-diem-курс наук, сказал, что собственное творческое начало можно растворить в чём угодно: в чистом и наглом творчестве, назвавшись Автором; в литературной критике и публицистике, в обыкновенном и вдумчивом чтении (мы дружно фыркали – чтение казалось лёгким и не самоценным, каждый умеет, а мы разве каждый?) и даже в издании книг. Тогда, едва перешагнув порог восемнадцатилетия, мы, разумеется, выбирали первое – чистое и наглое творчество, наивно полагая, что все эти конкурсы для начинающих писателей, вставших на одну ногу, все эти выездные семинары и прочие формы досуга без консумации приведут нас на «золотую» (на уровне взгляда) полку центральных книжных магазинов. Время показало, что выбирать нужно было где-то между третьим и четвёртым. В идеале – третье. В приближении к идеалу – четвёртое.

Делать книжки сегодня не модная профессия для молодых людей до тридцати. Я читаю новости Интернета и точно знаю, что самая модная профессия – чиновник, и даже наш текущий президент (странный такой ненарочный каламбур) озабочен популярностью этой профессии среди подрастающих кадров. А делать книжки – особенно в эпоху ридеров и 4G – удел романтиков и энтузиастов.

И тем не менее – для баланса сил добра и зла в мировом пространстве – книжки продолжают делаться, и такие, как я, по сути случайные (как и все мы) люди имеют к этому самое непосредственное отношение.

***

Мои коллеги и я очень любим фильмы про супергероев. Капитан Америка, Человек-Паук, Хранители. Про тех самых ребят в странных обтягивающих одёжках, обделённых любовью или родителей, или девушек (юношей). Однажды они берут и спасают мир. Как правило – от других ребят в странных обтягивающих одёжках, обделённых любовью не менее.

Мы обожаем фаст-фуд и хороший алкоголь, особенно по пятницам, свято верим в йогу и Дюкана, и, конечно же, в катастрофу 2012 года, как правило, носим удобную одежду с множеством карманов (для ручек и мобильных телефонов), женимся на своих ближних и дальних коллегах за неимением времени на свободное токование и читаем в среднем по две книги в день.

Мы работаем в современном книжном издательстве. Пять дней в неделю, с девяти до шести, с перерывом на обед и перекур в специально отведённой комнате.

***

Я всегда – сколько себя помню – хотела знать, где сидит фазан. Что происходит там, где в книжке стоит финальная точка – ну не может же в самом деле так быть, чтобы история закончилась на «они жили долго и счастливо и умерли в один день». Наверняка ведь есть продолжение, думала я. Такой своеобразный источник солнца, у которого, понятное дело, никакого источника быть не может, но всё же. И многолетние поиски этого источника привели меня – как ту змею, кусающую свой хвост, – к простой истине: источник солнца, тот, кто единственный знает о жизни истории после финальной точки, – это писатель, сочинивший ту самую историю. В нём скрыты все начала и концы, все причины и следствия, он плетёт ту тонкую нитку магии из самой жизни, – и ты, если тихонько будешь рядом и заслужишь доверие, – сможешь увидеть маленькое чудо преображения одного мира в другой. Чудо не явное, спорное и, вполне может быть, никому не нужное, кроме кучки понимающих, не умеющее вдохнуть реальную жизнь и равно забрать её из плоти, но чудо, которое, пожалуй, высшее на лестнице земных чудес, на которые способен человек.

Поиск источника такого солнца – сродни наркотической зависимости, мог бы послужить сюжетом какому-нибудь фантастическому рассказу, в котором герой промышлял бы добычей историй, ещё не ставших книгами. За это ему платили бы безумные деньги – потому что история, ещё не вышедшая в тираж, действовала бы как волшебный эликсир на того, кто сумел бы пустить её по вене.

Можно написать обо всём этом и проще: многими, кто делает книги, владеет жажда спойлера – узнать о том, что произойдёт, раньше, чем все остальные. Ни во что материально прекрасное это знание не обернётся, но после него и дышится как-то глубже, и живётся ярче.

Ненапраснее.

***

В нашей очень сильно пишущей стране (за 4 года – 5000 рукописей самотёком только в один наш не самый большой отдел) фазанов, думаю, едва ли не больше, чем охотников на них. И писателем себя считает если не каждый второй, то каждый третий. Даже курьер, привёзший мне ноутбук, на котором я пишу эту статью, в юности писал стихи и на пенсии собирается сесть за мемуар. Пишет мой мастер маникюра – Соня. По образованию пианистка, она, уехав из Грузии, где родилась и прожила почти всю жизнь, вынуждена зарабатывать на хлеб покраской ногтей. На столике у неё всегда лежит свежий покет-бук, запиливая мне мизинец, Соня говорит, что однажды придумает и напишет роман о своей жизни, не хуже, чем Марина К. (автор покет-бука).

Администратор салона читает русский боевик. О чём напишет она, мне пока неизвестно, хотя, кажется, я могу угадать ответ.

***

Один мой близкий друг недавно сказал: Качалкина, в цене искренность. Искренность – это модно и востребованно. Имей. Искренность – «имела» я, не без улыбки подыскивая наполнение этому красивому и громкому понятию.

…всю ночь гоняясь по ближайшему Подмосковью автостопом и рискуя вообще не добраться до дома живой, к утру всё же отпирая дверь собственной тихой квартиры, вдруг подумала: Шолохов украл название своего самого известного романа у Лескова, который «тихим» назвал Дон между строк, а кому-то вот, глядишь ты, пригодилось для фасада.

…я типичный social smoker, получу рак ради соблюдения общественной идентичности и буду счастлива, что хотя бы в этом не выбилась из нормы.

…никогда не уступаю место в транспорте школьникам, хотя сегодня это более модно, чем уступать места старикам и инвалидам.

***

Ничего более искреннего не приходит на ум. Дальше начинается цинизм – последний рубеж искренности перед провокацией.

Большинство из тех 5000 авторов, приславших свои рукописи на рассмотрение, тоже знают про то, что искренность в цене. Кто-то пишет повесть о жизни загибающегося НИИ, кто-то – поэму о Романе Абрамовиче, бельме на лице России (традиционный стих – кажется, хорей), кто-то переосмысляет Новый Завет, предлагая сочинение с названием, достойным иного применения: «Жизнь и приключения Иисуса Христа». Кто-то шлёт свои дневники в старых зелёных тетрадках на скрепке, кто-то – дневники посетивших автора в его доме недалеко от Михайловского (того самого Михайловского) пришельцев. Кто-то вообще шлёт аудиокассеты с песнями, картины – бывают и на настоящих холстах, а из последнего запоминающегося – рукопись с приклеенным к ней амулетом. Амулет был упакован в непрозрачный пакетик, намертво приделанный к титульной странице послания, – и шурша в нём перекатывался. Наслышанные о терактах, мы открыли пакетик с опаской, в нём оказался пластмассовый прямоугольный кулон с именем Андрей. Этот кулон хранится у нас на стене почёта – есть такая стена в кабинете, на которую ради памяти вешаем самые причудливые артефакты.

Я рассказываю об этом, не выдавая ничьих тайн и не стремясь кого-то обидеть. То, что нам присылают стихийные отечественные писатели, и есть искренность в самой полной форме её проявления. Вот что может поспорить по силе искренности с теми же дневниками Михайловских пришельцев? Вот и я думаю, ничего не может поспорить.

***

Поиски источника солнца со временем приводят ищущего к таким безднам, заглядывать в которые может быть не менее опасно, чем слушать как шумят вечные ивы Элджернона Блэквуда. Наступает такой момент в поисках, когда ищущий должен почувствовать точку невозврата. И понять, что дальнейший путь откроет ему замыслы, которые его изменят, – так, что магия преображения одного мира в другой постепенно истает и завершится, оставив ищущему только память о себе и молчаливые предметы без явлений.

***

…Мои коллеги и я очень любим танцевать – в клубе, за денежку, после работы. Кто-то оправдывает эту старую как мир затею снятием стресса, кто-то хочет просто не быть один, кому-то действительно интересно каждое новое движение его тела. Но я-то знаю, что мы танцуем совсем по иной причине – и однажды на этот танец нам отзовётся самое желанное божество нашего олимпа. Божество смирения и равнодушия, спасающего разум, – и никто не захочет заглянуть дальше финальной точки, обрывающей историю на полпути.

Юлия КАЧАЛКИНА