Слава Богу, можно ругаться вслух

№ 2011 / 33, 23.02.2015

Борис Минаев – автор книг прозы «Детство Лёвы», «Гений дзюдо», «Психолог, или Ошибка доктора Левина», «Чужие ребята», а также биографии Бориса Ельцина, вышедшей в серии «ЖЗЛ».

Борис Минаев – автор книг прозы «Детство Лёвы», «Гений дзюдо», «Психолог, или Ошибка доктора Левина», «Чужие ребята», а также биографии Бориса Ельцина, вышедшей в серии «ЖЗЛ». Кроме того, в 2010 году Борис Минаев стал главным редактором журнала «Медведь». Именно при нём это глянцевое издание стало по-настоящему интересно не только настоЯщим мужикам, но и интеллектуальной публике. К сожалению, в начале лета печатная версия журнала перестала существовать. С этого мы и начали нашу беседу.

Борис МИНАЕВ

– Борис Дорианович, что же случилось с популярнейшим журналом «Медведь»?

– «Медведь», к сожалению, закрылся. По причинам сугубо финансовым, не политическим или каким-то ещё. Это дорогое удовольствие – издавать большой глянцевый журнал, и для того, чтобы это делать, нужно не только «вписаться» в рекламный рынок, но и всё время вбрасывать туда новые средства, надеясь, что через какое-то время они вернутся сторицей. Таковы правила игры. А оказалось, что вбрасывать сейчас не особо есть чего. Ну, так бывает. Журнал жалко. А так никаких претензий к людям, издававшим его, у меня нет.

– Я видел в Интернете видеозаписи выступлений Захара Прилепина, Дмитрия Ольшанского, Олега Кашина под эгидой «выездное заседание редакции журнала «Медведь». Получается, хоть и виртуально, но журнал продолжается?

– Трудно сказать, какая стратегия в данной ситуации самая правильная. Может быть, просто ничего не делать – сидеть и ждать. Вдруг кто-то вновь захочет его открыть, со старой командой или с новой. Просто повесить объявление на «заборе» (теперь этот забор называется «Интернет»). Но я, к сожалению, устроен так, что могу жить дальше, только двигаясь в какую-то сторону. Мы двигаемся в сторону интернет-проекта с тем же названием: «журнал «Медведь». В нём будет, надеюсь, не только то, что было в журнале, но ещё и интернет-ТВ, которое я считаю самой главной реакцией людей на то, что происходит в ТВ эфирном. А там происходит какая-то цивилизационная катастрофа. Вроде всё есть, и новости, и люди, и даже споры какие-то. И денег вбухивается, как раньше в космическую промышленность. Но культурный результат плачевный. Если говорить о том, что ящик отражает, то он отражает какую-то очень убогую духовную жизнь современного русского человека. А это ведь не так. Надо просто освободиться от идеи, что ящик (ТВ) – это в основном форма, то есть рекламоноситель. Ящик – это в основном содержание. Также как в банк вы приходите не за прекрасно оформленными буклетами, и не за тем, чтобы оценить выучку и экстерьер персонала. Вам важно, дадут ли денег. Так вот, в этом банке денег давно нет, там нам выдают пустые, ничем не подкреплённые бумажки.

Ну я, наверное, много могу говорить на эту тему, она к сути вашего вопроса не относится. Будем делать, короче, «Медведь» в Интернете, в разных формах. Писать тексты, рисовать картинки, снимать фотки, записывать видео, может, радио своё откроем. Если нам помогут, хоть немного, друзья журнала.

– «Медведь» один из первых глянцевых журналов, начавших печатать серьёзную прозу и публицистику. Пользовались ли они вниманием читателей?

– Я бы не сказал, что мы были таким совсем уж литературным журналом в глянцевой оболочке. Не совсем так. Современные русские писатели сейчас вообще вошли в моду, их и в «Снобе» печатают, и в GQ, и в «Известиях», и даже иногда в газете «Комсомольская правда» (если они напишут что-то острое и нелицеприятное об отечественной интеллигенции, к примеру). Но мы пытались, да. «Медведь» вообще проявил в своё время большой и серьёзный интерес к литературе, став соучредителем «Большой книги». Игорь Свинаренко напечатал у нас за несколько лет интервью практически со всеми крупными русскими писателями, ну, может быть, почти со всеми.

Что касается рассказов и эссе… Прилепин и Шаргунов постоянные наши авторы, Быков и Терехов, или скажем, Яркевич и Стахов, не очень постоянные. Но это неважно. Важно, что компания собралась.

Я считаю, что «Медведь» в своё время открыл несколько имён, которые в русской литературе до тех пор были почти не известны: Лаэртский, Зеленогорский, Фридан. Это такая абсолютно хулиганская мужская проза, которая разрабатывает пласты, открытые Чарлзом Буковски, Венедиктом Ерофеевым и другими. Криминальная, алкогольная, эротическая, авантюрная, какая угодно. Там ещё разрабатывать и разрабатывать. В сущности, главные закоперщики (люблю это слово, хотя не знаю, а что оно на самом деле означает) «Медведя», то есть Альфред Кох и Игорь Свинаренко, тоже писали в «Ящике водки» хулиганскую мужскую прозу, просто она у них выплескивалась то в политику, то в экономику, то в публицистику, то в исповедь, а то опять возвращалась в прозаические берега. Это, в большом смысле слова, открытый ими стиль.

В этот стиль вписываются, по-разному, я надеюсь, и женщины, начиная с великой Новодворской, там и Ларина, и Романова, с их чисто женской, которая порой покруче мужской будет, резкостью и брутальностью.

Без этого стиля я себе «Медведь» вообще не представляю. Моя задача – чуть расширить эти границы, оставив при этом суть. А суть такая – честность. Мужская, да. На грани фола или на грани пропасти. Нет журнала без стиля. Поэтому я уверен, что читатель всё прекрасно понимает и чувствует. Ему бы ещё помочь этот журнал найти.

– Как вы считаете, голос писателя сегодня что-нибудь значит?

– Ну, я уже говорил – судя по вниманию СМИ, значит. Это произошло недавно, в последние годы, в основном, благодаря усилиям скромных героев, которые привлекают внимание публики к нам с помощью всяких литературных премий (смысл такой – раз за это дают деньги, значит, это чего-то стоит, и люди стали внимательнее к нам относиться). Это раз. И благодаря нескольким людям, которые обладают, помимо литературного таланта, неким общественным темпераментом. Они умеют так «замутить», что называется, своё поведение в широком смысле, свои жесты, что публика смотрит на них, знаете, иногда просто открыв рот. Это дорогого стоит. Быков, Прилепин, Лимонов – это с одной стороны. Тут чего комментировать, всё на виду. Акунин, книжки которого я давно перестал читать (может, и зря) – взял и опубликовал интервью с Ходорковским, и дал вполне себе внятный ответ на ваш вопрос: голос писателя что-то значит. Улицкая, которая доказала с цифрами своих тиражей в руках, что еврейская тема (в том числе замешанная на религии, на войне, на холокосте) может быть интересна не только уехавшим евреям, а всем читающим людям. Это тоже был поступок. Именно писательский. Благодаря этим то ли единичным, то ли системным поступкам, интерес к слову «писатель» тихо-тихо возвращается. Они открыли коридор, теперь по нему можно идти. Не как в 60-е годы, наверное. Но и тогда писатели оказались на передовом крае, вместо физиков-ядерщиков, случайно. Они этого совсем не планировали. Писателей стали куда-то звать, куда-то приглашать… Экранизировать. Ставить в театре.

– Актуально ли сегодня деление писателей на правых и левых, или возникло единое литературное поле?

– Ну вообще, мне кажется, с точки зрения простых читателей литературное поле было единым всегда. К Анатолию Иванову относились с некоторым здоровым снобизмом вовсе не потому, что он редактировал «Молодую гвардию». А потому что романы были, при всём знании материала, или остросюжетности, всё-таки второй сорт. А вот Распутин с Беловым были первый сорт, их все читали. Или Шукшин – только глупый человек мог считать его «деревенщиком». И сейчас то же самое. Кто будет говорить о том, что Прилепин – лимоновец, левый, «славянофил» или «русопят». Или о том, что Сорокин – либерал? Судят совершенно иначе. По таланту, по яркости и новизне. Были, конечно, люди, вроде вполне неглупые, в 80-е годы яростно пытавшиеся отрицать талант раннего Аксёнова, Бродского, Довлатова, или Булгакова, или Бабеля, к примеру, на том лишь основании, что они «чуждые элементы» для русского народа. Но это уж совсем было тупо. В общем, мой ответ – и тогда это деление тоже было неактуально. А уж тем более сейчас.

– Приходилось ли вам во время работы над книгой «Борис Ельцин» сидеть в спецархивах, или вы пользовались открытыми источниками?

– Я писал книгу по открытым источникам (их море, и именно по ельцинской эпохе). Мне кажется, кроме нескольких постановлений об обороне, ничего нет в спецхране. Были, конечно, любопытные моменты, но о них сам Ельцин написал в своей книге. Например, записка разведки, которая предупреждала Ельцина (и просила его предупредить Клинтона), о том что будет «вариант Левински». Есть, конечно, ещё такой вопрос: куда девались те тонны прослушки, то есть незаконных записей телефонных разговоров, которые КГБшники начали «снимать» с Ельцина и его окружения ещё при Горбачёве, а продолжили уже в 90-е, перейдя в частные структуры. Или даже не перейдя. Вот где они? Что касается, конкретного документального материала, не знаю, по Чечне ли, по приватизации ли, это не моя задача была, я считаю. Я всё-таки биографию писал, а не расследование того или иного эпизода. Давал общие оценки, исходя из своего личного понимания сути событий.

– Изменился ли ваш взгляд на Ельцина за период работы над его биографией?

– Нет. Считал и считаю его великим, масштабным, считаю, что вёл страну правильно, по единственно возможному пути, несмотря на все ошибки, и так далее. Но человек, конечно, был трудный (поэтому и победил), а времена ему достались совсем худые. И это не он их такими сделал.

– Как вы относитесь к критике? Имеет ли она вес и значение в литературном мире? Может ли влиять на настроения в обществе?

– Я очень любил литературную критику и публицистику. Мне кажется, «Сталин и писатели» Сарнова – пример того, что мастерство не пропьёшь. Или книги Аннинского. Сегодняшняя критика – за рамки «отслеживания» пока не вышла. Может, ещё выйдет? Нет в ней ни дискуссий ярких, ни больших событий. Единственная яркая дискуссия – по поводу Прилепина с участием Авена и всё того же Прилепина. Книжки про писателей теперь пишут сами писатели (Быков, Прилепин). А раньше писали именно критики – Лощиц, Золотусский, Лакшин, Кожинов, тот же Аннинский и другие. Да и жанры смешались. Басинский – он писатель или критик? Наверное, писатель всё-таки. Ни одной критической книжки, которая на что-то повлияла, за последнее время не помню, если не считать критической книжкой «Пастернака» и другие вещи в серии «ЖЗЛ».

– В каждом номере журнала «Октябрь» выходит ваша колонка. Как вы оцениваете перспективы толстых журналов?

– Я считаю, что то, что делает «Русский журнал», в рубрике «Журнальный зал», помещая туда почти весь контент всех толстых журналов – это и зеркало того, что там на самом деле происходит, и ещё, как бы сказать, потенциально мощнейший, а реально используемый процента на три ресурс. То есть там такое море! Такие откровения! Но увы, читать неудобно, путеводителя нет, рекламы нет, поисковика нет, сервисов нет, ничего нет. Как только будет, и хотя бы по доллару можно будет просить с пользователей (при нормальной посещаемости), за скачивание, у толстых журналов наступит совсем иная, очень интересная и наполненная бурными событиями жизнь. Пока доллар брать не за что. Сейчас же заставить себя пойти на почту или в редакцию журнала, за бумажной версией, куда-то потом поставить подшивку за год, переплести её, не может никто из жителей большого города, за редким исключением. Ну нет таких внутренних сил. Хотя в своей раритетной вёрстке, не менявшейся с 30-х годов, они выглядят ужасно прикольно. Имеется в виду, что они читаются в далёкой сельской (райцентровской) библиотеке далёким сельским интеллигентом. Наверное. Но я бы всё-таки не утешал себя только этой великой миссией. Надо что-то ещё придумать. Ну придумали же ребята Павловского эту историю в «Русском журнале». Просто её надо обгрейдить, как сейчас говорят, то есть докрутить. Кстати, там сейчас новый главный редактор. Ему и карты в руки.

– Как с художественной прозой? Пишется?

– Последние годы вообще не знаю, можно ли считать себя писателем. Очень хочу написать роман, уже читал на публике какие-то куски, но он меня пугает, не знаю, сколько же надо сил и времени, чтоб этот замысел воплотить. Пишется, но слишком медленно. Как будто впереди ещё лет пятьдесят. А они позади. Просто я не уверен, что это кому-то будет потом нужно. Писателей много, читателей всё меньше, как известно. Но для меня это не вопрос. Когда что-то напишешь, то кажется, что ты Геракл, Брюс Уиллис, и просто самый симпатичный малый на свете. Это хорошее чувство. Так что я очень постараюсь его вернуть.

– Все мои знакомые недовольны сегодняшней политикой, экономикой, образованием… Есть ли, на ваш взгляд, причины быть недовольным, или это некая мода?

– Не помню, чтобы в ХХ веке кто-нибудь когда-нибудь из людей разумных был «доволен политикой». При Сталине? При Хрущёве? При Брежневе? Если такие моменты и были, то очень мимолётные. Сейчас, слава богу, можно ругаться вслух, совершенно спокойно. Это крайне важно. Очень. Но повлиять ни на что тоже нельзя. Среди политиков и партий нет сейчас тех, кому бы я, например, мог без колебаний отдать свой голос на выборах, на кого мог бы всерьёз понадеяться. Мы живём уже довольно долго без очередей, пустых полок, и даже как-то по чуть-чуть, по чайной ложке, прибавляя в достатке, таково моё ощущение (я сейчас говорю про средних людей среднего возраста). Но это в мегаполисе по имени Москва. Страшно читать о маленьких городах, о деревнях. Страшно в них бывать. Это называется китайский вариант. При том, что Китай сейчас по сравнению с нами – мощная сверхдержава, как раньше Америка. Так что споры идут, как мне кажется, всё же о векторе развития. Вектор какой-то непонятный. Совершенно не европейский. Какой-то в сторону Азии или Латинской Америки, причём двадцатилетней давности. Смириться с этим нашему интеллигентному населению сложно. Ведь в 91-м году мы все считали, что сейчас мы впрыгнем в какой-то совсем иной поезд. А оказалось, что советские стандарты (социальные) были ближе к европейским, чем сейчас. Или это мир изменился?

Что касается образования и медицины, с этим, по-моему, везде тухляк. Во всём мире. У нас ничуть не тухлее, чем у других. Просто сильно беднее. Но сути это не меняет. Невежество и дикость вновь наступают на человечество. Увы.

Беседовал Роман СЕНЧИН