Нового Толстого уже не появится

№ 2013 / 15, 23.02.2015

Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Доктор химических наук. Профессор, автор работ по истории СССР, теоретик науки, социолог, политолог и публицист. Член Союза писателей России.

Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Доктор химических наук. Профессор, автор работ по истории СССР, теоретик науки, социолог, политолог и публицист. Член Союза писателей России. Главный научный сотрудник Института социально-политических исследований РАН. Член Экспертного совета «Политического журнала». Заведующий отделом комплексных проблем развития науки Российского исследовательского института экономики, политики и права в сфере науки и техники.

Сергей КАРА-МУРЗА
Сергей КАРА-МУРЗА

– В последние двадцать лет среди отечественных творцов весьма популярной стала фраза: «Искусство никому ничего не должно». Как вы относитесь к такому творческому «кредо»?

– Раньше тоже так говорили, но реже. Я думаю, это не «кредо», а способ выразить обиду за недостаточное признание публики. Ах, меня не читают? Так ведь я – человек искусства и не должен вас ублажать. По-моему, это безобидное утешение, к нему лучше относиться с сочувствием. Это не те люди, которые губят культуру.

– Статистика говорит, что 45 процентов наших соотечественников совсем не читает книг. Активно идёт дегуманитаризация образования. Литература представляется чем-то «не эффективным», мало значимым. Хотя очевидно, если мы утратим свободу и оригинальность духа в поэзии, музыке и изобразительном искусстве, мы в той же мере утратим творческие способности и в науке. Последствия могут быть необратимыми. Как с этим бороться обычному человеку, который хочет сохранить культуру своей страны?

– Читать хорошие книги, рассказывать детям сказки, а может, и самому что-нибудь написать – мы сейчас много чего видим странного, о чём стоит поразмыслить. Вообще, мы переживаем спад – после долгого подъёма и периодов взлёта. Этот спад, мне кажется, вовсе не угрожает нам необратимой утратой оригинальности духа в поэзии, музыке и изобразительном искусстве. Хотя, конечно, в период подъёма жить бывает лучше, жить бывает веселее.

– Недавно писатель Сергей Арутюнов поделился в своей статье опытом преподавания литературы старшеклассникам. Дети не видят смысла в чтении стихов и прозы. Зачем? Ведь всё куплено – у одних нет денег и нет перспектив, а за других всё заплачено. Как объяснить ученикам, что литература нужна? Как их заинтересовать?

– Вообще-то смысла в этом деле дети никогда не видели. Просто нравилось – и читали. И то как-то нерегулярно. То запоем читали, то бросали на целый месяц. А сейчас мы живём в «переходный период», подростки это переживают болезненно – не до стихов. Ведь почему-то их почти и не пишут! Песен тоже почти нет. Обстоятельства пока что не благоприятствуют, и насильно это вряд ли можно переломить. Может быть, психологи нам что-то объяснят.

– Почему высказывание Ленина о Толстом как о зеркале революции до сих пор актуально? Какие исторические и социальные условия могу поспособствовать тому, чтобы появился новый Лев Николаевич?

– Потому, что нам надо, наконец, разобраться в структуре русской революции. Мы сейчас, как слепые, копошимся в яме, в которую нас завели слепые поводыри. А яма эта – воронка от взрывов русской революции, и вся эта перестройка, которая нас в эту яму столкнула – эпизод той же революции, которая, как оказалось, вовсе не была закончена, а лишь прервана ради Отечественной войны. Официальная история дала нам упрощённую и успокаивающую модель той революции, чтобы утихомирить страсти, а теперь надо вспомнить. Что значит назвать зеркалом русской революции Толстого? Это значит предупредить, что движущей силой революции было общинное крестьянство, а её философией – стихийное православие крестьянства (бывшее в конфликте с официальной церковью). Крестьяне составляли 85% населения России, а значит, эта революция была поистине демократической – должна же наша интеллигенция это вспомнить.

Из этого предупреждения Ленина следует также, что советский строй должен был меняться по мере модернизации и урбанизации, ибо мировоззрение городского жителя индустриальной страны требовало иного языка и иной логики. Мы этого не поняли и потерпели крах. Но хоть теперь надо понять: мы не можем «восстановить» тот советский строй, Толстой уже не будет зеркалом нашей революции, которая будет уже делом следующих поколений. Придётся самим думать и передумывать. Нового Толстого уже не появится, будет кто-то другой, из будущего.

– Читаете ли вы современных русских авторов? Кого можете выделить?

– К сожалению, художественную литературу читаю мало, едва специальную успеваю.

– Сергей Георгиевич, расскажите о сути проекта, который вы начали в «Живом журнале». Как могут помочь в его реализации поэты и писатели?

– Это большой вопрос, но попробую покороче. За годы перестройки и реформы произошла глубокая дезинтеграция нашего народа и общества. Социальные и профессиональные группы разрыхлились или рассыпались. На мой взгляд, необходимо провести большую работу по «сборке» общностей, способных стать элементами общества и политической системы. Для этого нужны рациональные и реалистичные разработки «национальной повестки дня» на ближайшие лет пять-семь, а потом – что-то вроде кратких доктрин по конкретным проблемам. Общество формируется, среди прочих факторов, вызовами, т.е. угрозой «нашествия зла» – это банальная истина. И формируется в деятельности, в движении по реальному пространству, а не перескоком к идеальной жизни. С каждым шагом в осознании и преодолении зла частично разрешается и внутренний кризис (разлад между людьми), собирается общность.

Некоторые товарищи настаивают на том, что надо работать над положительным проектом, а не над «образами зла». Да, революция повела людей «образом светлого будущего» – без этого она невозможна. Но когда революция уже свершилась или для неё нет условий, людей соединяет систематическое искоренение зла. Можно сказать, что это – кредо социал-демократии (не бороться за добро, а искоренять зло; мол, это улучшает жизнь и соединяет людей). Но на самом деле это – общий подход. Сразу после Гражданской войны советская власть начала и успешно провела серию программ – преодоление детской смертности от желудочно-кишечных заболеваний; искоренение массового бытового сифилиса и алкоголизма, потом гельминтозов и трахомы, потом бруцеллёза и туберкулёза. Без этих программ крестьяне не поверили бы ни в культурную революцию, ни в индустриализацию. Это – типичные программы «становления зла и борьбы с ним». У нас пока революция не светит, и сборка общностей может идти через преодоление выявленного зла (мятежа-войны, как было на Кавказе – худший вариант).

Беда в том, что большинство исходит из иллюзии, что объективное зло очевидно, и трудиться над созданием его образа нет необходимости. Мол, бедность или деградация образования всем очевидны, и просто надо думать, как устроить весь порядок жизни, в котором этого не будет. Это – одна из фундаментальных иллюзий нашего общественного сознания. В действительности люди не видят зла, если его не включить в их категориальный аппарат. Возьмём известное явление – неравенство. Социальный характер этому явлению придают именно субъективные переживания, представляющие собой исторически обусловленный продукт культуры.

Социолог Л.Г. Ионин пишет (1996): «Неравенство людей является эмпирическим фактом… О социальном неравенстве можно говорить только тогда, когда важность различий людей по какому-то из… параметров закреплена институционально и сделана базисным принципом классификации. Несмотря на наличие объективного неравенства, … социальное неравенство не возникает, пока оно не осознано и не интерпретировано как таковое. Обратимся к традиционному обществу. Здесь социальное неравенство не выглядит и не является проблемой, ибо объективное неравенство в этих обществах воспринимается как часть божественного порядка…

Переопределение ситуации произошло в XVIII веке с подъёмом буржуазного класса. Вообще-то дело выглядело так, будто в этот период социальное неравенство было открыто, обнаружено, так сказать, как реальность, до того успешно скрывавшаяся от пытливого человеческого ума».

Сейчас у нас образы зла «размыты» с помощью телевидения, школы и пр. Поэтому и общество рассыпалось – незачем объединяться, т.к. конкретного врага не видно, всё в тумане. Иногда удаётся уцепиться за какое-то «зло», и в этих случаях даже власть встаёт в ряды борцов с ним. Так было, когда дали отпор «ювенальной юстиции» – сам В.В. Путин приехал на съезд. Мне кажется, мы, общаясь в Интернете, смогли бы провести инвентаризацию «зла», выявив из его множества кандидатов на разработку и слепив, пусть грубо, их образы. У всех у нас для этого есть опыт, разум и чувство. Шлифовка – дело второе, появятся и таланты. А без большого массива грубой работы никто за это не возьмётся. По моему опыту, для этой работы нужно выполнить три операции:

– написание или подбор текстов, которые дают корректное (без надрыва) описание поляны, на которой угнездилось какое-то зло;

– обсуждение этих текстов, которое поможет составить программку «создания образа»;

– создание кратких и эстетически привлекательных произведений, представляющих разным группам публики образ конкретного зла (публицистика, стихи, картины, может быть, сценарии кино и пр.).

На мой взгляд, потребность в этой работе – не классовая, а национальная. «Карта зла» нужна и власти, и оппозиции, и даже тем, кто мечтает о революции. Эта карта вообще поднимет уровень культуры, особенно в образовании, воспитании и управлении.

– Сегодня и в культуре, и в политике остро чувствуется потребность в герое. Какие герои русской литературы, на ваш взгляд, являются ключевыми для понимания нашего общества? И какой нужен сейчас?

– Строго говоря, нужны все герои наших сказок и классической русской литературы. Лишних героев там нет – нам надо понять лису и зайчика, Анну Каренину и Каренина. Ходульное морализаторство лишит нас сил сопротивляться хаосу, который к нам подползает. Задачи у нас сложные, надо охватывать разумом противоречия в целом.

Беседовала Мария СКРЯГИНА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.