Метафоры и «понты» Виктора Пелевина

№ 2013 / 19, 23.02.2015

Думаю, что не напрасно Виктор Пелевин свой роман, выход которого ожидался в конце 2012 года, назвал «Бэтман Аполло», как ностальгическое напоминание

Думаю, что не напрасно Виктор Пелевин свой роман, выход которого ожидался в конце 2012 года, назвал «Бэтман Аполло», как ностальгическое напоминание о том, что сорок лет назад была подписана программа «Союз-Аполло» мирного сотрудничества в космосе между США и СССР, и несколько лет спустя состоялось «рукопожатие в космосе» – стыковка на орбите и встреча двух экипажей – советского и американского. Пятеро мужчин улыбаются с фотографии тех лет: стоят Алексей Леонов и Валерий Кубасов, а у их ног сидят Томас Стаффорд, Вэнс Бранд и Дональд Слейтон. Вот и в романе Пелевина происходит встреча россиян с американцами, правда, летят они не в космос, а в бездну, и не на космопланах, а в… гробах! Конечно, в 2012 году, когда Пелевин творил это продолжение романа «Empire V», а весь христианский мир с трепетом ожидал конца света, замена космических кораблей на гробы, а космоса на лимбо (у великого Данте лимб – это первый круг ада) была оправдана: не было ли это пророчеством автора о судьбе двух держав?

Метафоры, метафоры, метафоры Виктора Пелевина. В бездну летят в гробах уже не люди, а пятеро вампиров, да и ситуация несколько поменялась: вместо советского приоритета в космосе русский вампир Рама летит в гробу с неработающей вентиляцией, а американская вампирша Софи прибывает в комфортабельном двухместном гробу. Описание гроба трёх французских «телепузиков» в романе отсутствует. И опустились они в бездну для участия в работе «курсов повышения квалификации», нечто похожее на гранты фонда Сороса для россиян в период перестройки. Внимательный читатель не пропустит шуточки вампира Рамы относительно того, что принц жуликов – «это не Vlad Putin», как предположила Софи – вампирша из США, а Робин Гуд. Да и в тексте молитвы в лимбо – «О, Великий Вампир, сделай себя красным. Аминь» – легко угадывается второй смысл, не так ли? А это не о последних ли выборах в России? «Как только под чекистской хунтой начинает качаться земля (…), карголиберальная интеллигенция формирует очередной «комитет за свободную Россию», который так омерзительно напоминает о семнадцатом и девяносто третьем годах, что у зрителей возникает рвотный рефлекс пополам с приступом стокгольмского синдрома, и чекистская хунта получает семьдесят процентов голосов, после чего карголибералы несколько лет плюются по поводу доставшегося им народа». Да, тема животрепещущая. Вот и на страницах двухтомного «Учебника рисования» Максима Кантора (М., 2006) то и дело появляется негодование по поводу избрания руководителем страны чекистского «полковника», правда, художник предпочитает интеллигенцию называть «компрадорской». Что же касается Пелевина, то он открыто говорит о российском околовластном интеллигенте, «…уже четверть века работающим подручным у воров».

Не успел «Бэтман Аполло» вылететь из типографии, а в прессе сразу же началось обсуждение одиннадцатого романа «трогательного писателя» «ослепительной сияющей пустоты». Так охарактеризовал Пелевина идеолог будущего России Дмитрий Быков (я имею в виду его скандальный роман «Ж/Д»), думающий, что «…в протестном движении он тоже увидел много смешного». А вот мне не показалась смешной излагаемая Пелевиным версия протестного движения, а наоборот, создалось впечатление полной достоверности, конечно, в метафорическом смысле. «Гражданский протест – это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту, (…) она поможет наделить любого экранного дрочилу чувством моральной правоты. (…) Управляемая гламурная революция – это такое же многообещающее направление, как ядерный синтез». Пелевин устами главного российского вампира говорит, что разработкой протеста занимаются халдеи, но в каком направлении устроить революцию, «в какую сторону грести» им подсказывают вампиры, причём «…так тонко, чтобы они (халдеи. – Т.Л.) считали, будто это их собственная инициатива. (…) Рабский труд непроизводителен. Раб на галерах всегда гребёт хуже, чем зомби, который думает, что катается на каноэ». Вот халдеям от интеллигенции вынесен приговор. Впрочем, халдеи на то и халдеи, чтобы знать своё место: «Без согласования бунт не начинают. Даже и думать об этом нельзя».

Остро критический взгляд Пелевина не пропускает ни одного «знакового» этапа в современной жизни страны. Автор саркастически пишет об участии «гламурного элемента, светских обозревателей и поп-звёзд» в протесте при доброжелательном освещении его в СМИ. Чем-чем, а уж доброжелательным освещением протестных движений народ сыт по горло: чего стоит один только митинг Валерии Новодворской в Москве, на который пришло аж… сто пятьдесят москвичей! А сколько было разговоров!!! Правда Валерию Новодворскую вряд ли можно отнести к законодательницам моды, но… Пелевин дал саркастически чёткое определение протеста – «…это просто новая фигня, которую модно носить. А не носить её – значит выпадать из реальности. (…) …мы ведь не только поп-звёзд делаем революционерами. Мы, что гораздо важнее, делаем революционеров поп-звёздами. А какая после этого революция?».

Ответ, пожалуй, не требуется, он очевиден. Российский вампир даёт указание делать русский бунт «бессмысленным и беспощадным», «Но только чтобы всё было цивилизованно и мягко. И не больше трёх месяцев». Не тому ли мы и были свидетелями? Как всё «либерально-демократично»: есть оппозиция, есть протест, народ вырабатывает «баблос», западные вампиры и компрадорская буржуазия могут быть довольны, не правда ли? Даже «либерально-демократическим» правозащитникам нечего сказать.

В.Пелевину есть, что сказать народу: «…новейшая история растлила народ окончательно и навсегда, без всякой надежды на излечение. (…) Не стоит талдычить из телевизора о нравственности, пока последнего коха не удавят кишкой последнего чубайса, пока продолжает существовать так называемая «элита» – то есть организованная группа лиц, которая по предварительному сговору просрала одну шестую часть суши, выписала себе за это астрономический бонус и уехала в Лондон, оставив здесь смотрящих с мигалками и телевышками». Снова Пелевин возвращается к «элите»-«хай сосаети», приговор которой он вынес в блистательной «Священной книге оборотня».

А национальная идея, вопрос, стоящий на повестке дня с начала перестройки? Пелевин не обходит молчанием и эту проблему, говоря, что у всех народов есть святыни, кроме россиян. Даже военными победами воспользовались «совсем иные народы. Так и катимся перекати-полем от татарско-монгольского ига к иудео-саксонскому. (…) За русскую приватизацию – и давайте перестанем, наконец, бояться слова «русский», – заплачено не меньшим количеством жизней, чем за величайшие драмы других народов».

Конечно, современный русский человек это знает, но многие ли писатели рискнули так прямо сказать об этом? И разве случайно в «ментовской» машине валяется плакат «Требуем уравнять русских в правах с гомосексуалистами и гостями столицы!»? Остроязычный автор сравнивает «наплыв необычно большого числа мигрантов на фоне непрерывно растущей толерантности властей» (курсив мой. – Т.Л.) в Москве с «нашествием варваров» в древнем Риме. Впрочем, это «нашествие» свойственно не только Москве: правительства Европы не только говорят об этом, но уже принимают меры по ограничению иммиграции. Автор не прошёл мимо и коррупционных связей халдеев, включая и «ментовских» (всё ещё ментовских или уже полицейских?) полковников, отметив, что хуже всего, когда с коррупцией начинают бороться сами коррупционеры.

Пелевин продолжает традицию публицистичности и в новом романе, грубо обличая не только «американскую мечту», но и модный с шестидесятых годов прошлого века индивидуализм: «Великий Вампир обманом заставляет тебя поверить в собственное «я», потом ты всю жизнь вкалываешь на его фабрике, думая, что это твоя собственная фабрика – а когда приходится помирать, выясняется, что все эти «я» никогда не были тобой».

Максиму Лаврентьеву («ЛР», № 15, 2013) показалось, что в романе мало политики, не о ней он написан. Чего-чего, а политики в романе более чем достаточно. Вот, например, какими событиями вошёл в мировую историю 2012 год по данным вампирского «Ацтланского календаря»: «Главное событие – «гроза двенадцатого года», также известная как «революция… шубок», «pussy riot» и «дело Мохнаткина» – гламурные волнения 2012 года, когда дамы света в знак протеста против деспотии и азиатчины перестали подбривать лобок, и их любовники-олигархи вынуждены были восстать против тирана. Волнения закончились, когда небритый лобок вышел из моды». Здесь сарказм Пелевина по поводу протестных не маршей, а демаршей доходит до гротеска.

Или писатель говорит о нашем обожаемом народом правительстве: «Главная задача российского государства вовсе не в том, чтобы обогатить чиновника. Она в том, чтобы сделать человеческую жизнь невыносимой» (курсив мой. – Т.Л.). В романе появляются и страницы, когда главный российский вампир Энлиль Маратович (обратим внимание, кстати, на отчество главного российского вампира: и если Енлиль в шумерско-аккадской мифологии бог воздуха, то почему у него арабское отчество – Маратович? Метафора мусульманизации России?) делится с молодым вампиром Рамой школой управления людьми, которых, с одной стороны, нельзя слишком угнетать, чтобы они не восстали, а с другой стороны – нельзя слишком ослабить гнёт, так как тогда люди «столкнутся с ужасающей бессмысленностью жизни». Ничего себе заявленьице! Люди рождены не для «вдохновенья», а для угнетения! Разумеется, с точки зрения вампиров.

И парадоксы парадоксального Пелевина. Он признаёт, что в России создана высочайшая в мире культура, русский ум – «…рафинированный и утончённый, всё понимающий тип ума». И вместе с тем – «Русский ум – это европейский ум, затерянный между выгребных ям и полицейских будок без всякой надежды на спасение» (курсив мой. – Т.Л.). Неужели нет даже надежды на спасение? Что это? Разочарование автора, который отходит от своего рецепта бунта и спасения, данного в блистательной его повести «Затворник и шестипалый», где бунтари побеждают? Глубокое проникновение в сущность методов правления кровососов? Или окончательный и бесповоротный уход в философию буддизма, полного отрицания земного? Или таки признание, что всё «в руце божией», так как над вампирами стоит Великий Вампир, бог, если сказать по-простому, и всё предопределено им, а кровососные правители только стараются исполнить его волю и не ошибиться при чтении краткого плана, некоего подобия предсказаний Нострадамуса, названных в романе «Ацтланским календарём». Ацтланский – не ацтекский ли?

Нет, тоненькую ниточку надежды автор оставляет читателю, следуя христианскому: «и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф 16.27). Возмездие настигает халдея Кедаева: «Кедаев был крайне аппетитен. Багровые лучи сообщали всем заинтересованным лицам (чертям. – Т.Л.), что на вершине пирамиды их ожидает роскошное, сытное и невероятно вкусное блюдо. (…) В том месте, где он только что пробивался сквозь толпу чертей, теперь были лишь клочья жёлтого тумана». Так что Пелевин не забыл и о возможных читателях из числа православных христиан, сделав иронический реверанс перед ними. Впрочем, антиклерикальные мотивы нет-нет да и проскакивают на страницы романа. Вампир Рама видит молитву трёх девушек в балаклавках – «Pussi Riot» – и саркастически замечает: «Как, однако, мало влияния осталось у Богородицы на людской мир. Не смогла даже уберечь бедняжек от тюрьмы».

Как всегда у Пелевина, роман многопланов: в нём обсуждаются и нравственные проблемы, и взаимоотношения мужчин и женщин, феминизация современного мира, в особенности западного и, конечно, секс, как высшее проявление любви в мире вампиров.

Пелевин не был бы Пелевиным, если бы не вынес приговор либералам, отстаивающим права гомосексуалистов: «Гомосексуалистам разрешено мужеложество perse (голубое. – Т.Л.), но они требуют права называться семьёй и даже венчаться в церкви. В контексте лигалайза (легализации. – Т.Л.) это было бы аналогично борьбе за право причащаться во время религиозных таинств не кагором, а гашишем и кетамином». Вот это сравнение! Молодец!

Поток скандальной (или полемической?) критики вокруг «Бэтмана Аполло» разрастается. Екатерина Истомина просит Виктора Олеговича больше не писать. Неужели этот роман написан лично для неё? Мне этого не показалось, равно как и не увидела я в романе фамилии Эдуарда Лимонова, честное слово, – не нашла (только в Приложении – публицистическом послесловии, где стоит знак тождества писателей, включая Кавалера ночи и равенство всех нулю), хотя «великий коллега» великодушно простил Пелевина за использование его «громкого» имени для пиара. Кому-то не нравится слишком большое внимание автора к костюмам своих героев. Меня же, наоборот, восхитил вкус Кавалера ночи, оценившего маленькое чёрное платье, (введённое в моду Коко Шанель.– Т.Л.) и отвергшего вульгарные ажурные чулки. Хочется искренне посочувствовать Леониду Шимко, в душе которого после прочтения этой книги осталась грязь. Однако есть у русского народа поговорка о некоем животном (отнюдь не вампире!), которое всегда грязь найдёт…

Конечно, этот роман, как и предыдущие, адресован «продвинутому, компьютеризованному» читателю, – текст перегружен американизмами, терминами современной информатики и любимой автором философией буддизма. Но, несмотря на эти недостатки, одиннадцатый роман состоялся. Пишите, Виктор Олегович! Правильно Ваше сердце чует: «скоро, скоро в России закончится время дураков – и начнётся время других дураков»! Или всё-таки Бэтмана Аполло? Увы, оно началось более двадцати лет тому назад.

Татьяна ЛЕСТЕВА,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ