Дора Штурман. БЛУД НА КРОВИ

№ 1991 / 14, 04.06.2015

Наш еженедельник уже не раз обращался к ленинской теме. Рассматривали мы и проблему изображения вождя в искусстве. В одной из статей («ЛР», № 50, 1990 г.) писалось: «Не каждому доверялась работа над образом. Но уж кто удостаивался – получал от властей сполна. Они и сейчас процветают, заложив в годы застоя в фундамент своего благополучия ленинскую тему.

В литературе вспоминаются проникнутые светом ленинских идей «Братская ГЭС» Е.Евтушенко, «Лонжюмо» А.Вознесенского, его истеричный крик «уберите Ленина с денег!». В публицистике целый цикл книг, своеобразную официальную Лениниану, создал сегодняшний застрельщик неодемократов Егор Яковлев – редактор «Московских новостей». Все эти ваятели великого образа были обласканы и отмечены в застойные годы, ещё больших высот достигли они сегодня. Только вот об Ильиче с прежним придыханием уже не пишут».

Если быть более точным, то большинство подобных застрельщиков сегодня похоронили эту тему за ненадобностью. Но есть в этой плеяде мастера, последовательно разрабатывающие ленинскую «жилу» в искусстве. Они лишь умело приспосабливают образ вождя к конъюнктурным требованиям политического руководства страны. Механизм паразитирования на официальной идеологии нашего государства был во все времена, в общем-то, несложен. Тем не менее это направление советского искусства породило своих виртуозов.

Предлагаем вниманию читателей статью из журнала «Посев» (№ 5, 1990 г.) известной израильской публицистки Доры Штурман, посвящённую исследованию драматургической Ленинианы М.Шатрова. Редакция понимает, что оторванность от жизни в СССР, крайнее неприятие советского строя порождают порой необъективность в оценке многих явлений, происходящих в нашей стране. Но там, где Д.Штурман рассуждает о Ленине, она опирается на факты. Потому-то, думается, нашим читателям будет интересно сопоставить позиции таких одинаковых в своей приверженности «демплатформе» литераторов и так диаметрально противоположных в осмыслении нашего революционного наследия.

Из-за недостатка газетной площади статья печатается с сокращениями, которые не искажают авторской концепции. Поскольку в ленинских цитатах автором, видимо, по невнимательности, были допущены искажения, редакция взяла на себя труд их исправить.

Владимир ЕРЁМЕНКО

Д. ШТУРМАН

БЛУД НА КРОВИ

Письмо драматургу Шатрову

 

Михаил Филиппович!

Двадцать четвёртого июля 1990 года я у себя дома, в Иерусалиме, по первому каналу ЦТ СССР смотрела и слушала Ваше выступление в программе «Слово». Так уж получилось, что мы с Вами работаем над сходной тематикой: Октябрьская революция, советская и партийная история, Ленин. Для меня это очень существенные этапы более широких исследований, для Вас – магистральные сюжеты драматургического творчества. В 1930 – 1940-х годах посадили и частью уничтожили большинство Ваших близких – не большинство, но многих. Я и сама успела отсидеть в ранней молодости почти четыре года. Впрочем, об основных обстоятельствах моей жизни, о моих профессиональных интересах и взглядах Вы можете при желании узнать из моих книг и статей, поскольку Вы бываете за границей. Письмо своё делаю открытым потому, что обращаюсь не только к Вам, но и к Вашей аудитории. Правда, без особой надежды быть услышанной, но мне, к сожалению, к этому не привыкать.

Больше всего в том, что я увидела и услышала 24 июля 1990 года, меня заинтересовало следующее: каково Ваше личное, истинное отношение к Ленину?

Преобладающая часть зрителей вряд ли в полном объёме читала его труды. Невозможно ожидать от непрофессионалов изучения этих поистине несметных томов. Последнее относится и к высокообразованным в своей области интересов людям. Как Ленин и всё с ним связанное ни судьбоносны для сотен миллионов людей, по-настоящему его знают не многие. Любой нравственно здоровый человек, прочитай он Ленина от корки до корки, со всеми этими бесчисленными: «…конфискуя всё имущество восставших кулаков и весь их хлеб», «конфисковать весь хлеб…», «расстреливать на месте беспощадно за каждую сокрытую винтовку…», «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты» (Ленин, ПСС, т. 50, стр. 143 – 144; 324; 165), – тотчас же перестал бы думать, что страшней Лигачёва зверя нет. Но многие, очень многие, независимо от их профессионального и общекультурного уровня и нравственных принципов, относятся к Ленину апологетически. И это легко объяснимо: невозможно знать обо всём всё. Мнение нередко возникает случайно, вне связи со знанием.

Ну, а Вы? В каком действительном отношении к печатному наследию Ленина, его учителей, соратников, оппонентов, преемников находитесь Вы – профессионал в большевистской теме? Не читали, но берётесь ставить диагнозы, делать выводы и заводить «малых сих» ещё глубже в тупик? Читали, но ничего не поняли? Или читали, поняли, но сознательно и подсознательно лжёте?

На мой взгляд, оправданием тому, что Вы пишете и говорите о Ленине, мог бы служить только второй вариант: читали, но ничего не поняли (чего Бог не дал, в аптеке не купишь). Но этот ответ, к сожалению, наименее вероятен: то, как Вы обходили в своём выступлении рискованные моменты, как вырывали из контекста и интонировали ленинские слова, какой придавали им подтекст и смысл, не позволяет надеяться, что Вы избыточно простодушны. К примеру: обстоятельная полемика с иными, чем Ваша, трактовками Ленина не входила в план Вашего выступления.

Но из зала спросили о книге Солоухина «Читая Ленина», и Вы сумели в двух-трёх предложениях показать, что её не следует принимать всерьёз. Между тем отмахиваться от этой книги не стоит. Да, Солоухин был (как обстоит дело сегодня – не знаю) преуспевающим членом КПСС, в дни своей молодости он стоял на часах у дверей кремлёвского кабинета Сталина; всегда много печатался; если и фрондировал, то достаточно безопасно; совершал конъюнктурные поступки, в которых не каялся; всерьёз в «первоисточники» не входил и Ленина до седьмого десятка лет своих по-настоящему не читал. Сдавал на всяческих экзаменах и семинарах бездумно, как почти вся советская интеллигенция. И вдруг, случайно, удосужился прочитать один том (не из самых страшных) для себя. И ужаснулся. И не промолчал, а изложил всё, что понял и прочувствовал, с предельной чёткостью и в книге, и в выступлениях. У меня есть с Солоухиным решительное и непримиримое расхождение: отринув поветрие марксистско-ленинское, он впал в одно из соблазнительных и агрессивных поветрий националистических. Прямо о жидо-масонской версии большевизма он, насколько я знаю, не пишет, но весьма выразительно клонится к ней в ряде высказываний.

Я же вижу истоки драмы в идеологии всех социалистических утопий, включая марксистскую, а не в чьей бы то ни было национальной агрессии. Но ежели Солоухин сумел непредвзято, без уловок и подтасовок, прочитать некий цикл работ Ленина и не промолчал о своих истинных впечатлениях, то, может быть, он осмыслит и грозную опасность всех национально-ксенофобических перехлёстов? Ведь осмысливать весь мир и себя никогда не поздно, лишь бы честно. Вспомните евангельского разбойника на Голгофе. Солоухин прочёл всего один том, но увидел в нём Ленина правильно. Вы же, не споря с ним по существу его мыслей – якобы именно потому, что он не прочёл всех пятидесяти пяти томов, – ставите очередной заслон между вашей аудиторией и настоящим, а не мифическим Лениным. Такая тактика о простодушии не свидетельствует.

Вы коснулись ещё одного имени – Солженицына (как и в случае с Солоухиным, по воле слушателей, а не своей). И, произнеся Солженицыну панегирик за то, что он первым отринул «сталинщину», посетовали на одно принципиальное Ваше с ним расхождение: Вы коммунист – он антикоммунист.

Вы не сказали, почему и в чём Вы коммунист, что Вы видите за словом «коммунизм», какими аргументами и средствами готовы отстаивать – ЧТО? Некий общественный строй? Некое мировоззрение? Некий этический идеал? Идеологический комплекс? В чём состоят эти «некое» или «некий»? И уж вовсе немыслимым было бы для Вас привести антикоммунистическую аргументацию Солженицына, чтобы её разбить. Между тем Солженицын не был первым в неприятии ни «сталинщины» (для него не существует такого понятия), ни марксизма-ленинизма и социализма как таковых. Он был и остаётся наиболее мощно талантливым, наиболее масштабно мыслящим и наиболее широко услышанным из неприемлющих. И поскольку он, как бесчисленно многие, в юности и молодости был (по фразеологической инерции эпохи) человеком советским, то ему пришлось, отвратясь от советской реальности, проделать поистине титанический труд. Чтобы судить ответственно, он посвятил годы изучению первоисточников своего юношеского миропонимания (уж он-то подменой знания мнением не грешит). А затем он занялся неподъёмным для слабых умов и характеров трудом по выработке и обоснованию своего зрелого миропонимания (он и сегодня его вершит). Весь процесс этих публицистических и художественных исследований Солженицын открывал и открывает читателям, следуя логике своей внутренней жизни, своей духовной работы, при мало-мальски физической возможности это сделать. Если его и сдерживала внешняя опасность, то опасность не завершить или угробить работу, а не себя.

Вы говорили очень проникновенно, что всю свою жизнь вынуждены срывать со своего рта глушащую Ваш голос чужую руку и будете так поступать всегда. Но держать написанное двадцать – двадцать пять лет в столе или воевать за него с «инстанциями» (за самое главное в самые трудные времена ведь и не повоюешь: запрут, а то и убьют) – это не значит срывать со рта глушащую крик руку. Срывать – это значит выходить в Самиздат с его риском даже для псевдонимов и смехотворными тиражами. Это значит печататься за границей, надеясь, что даже в случае «разоблачения» и кары написанное сперва просочится, а потом и вернётся на Родину. Это значит к тому же ещё и понимать, что российско-советский опыт бесценен для человечества и что если сегодня физически невозможно говорить со своими соотечественниками, то надо пытаться говорить с остальным миром.

Ваша же героическая поза бескомпромиссного борца с цензурой чем-то напоминает «смелого старика» – персонажа одной из замечательных пьес Евгения Шварца. Помните, как бесстрашно и нелицеприятно, прямо в глаза «смелый старик» восхвалял тирана? «Он режет правду-матку и режет без ножа», как сказано, кажется, о Фирсове одним из советских пародистов (кем – не могу припомнить). Вы хоть единожды посягнули на святая святых Системы: на фундаментальные догмы идеологии, на советскую версию российской и советской истории, на партию, на Ленина? Вы апологет, а не оппонент – всего-навсего более монархист, чем король. Глупых королей это раздражает, вот они и чинят Вам кое-какие препятствия.

Вам из зала подали весьма показательную записку: попросили объяснить, почему одни «цитаты Ленина» противоречат другим его «цитатам».

В ответ на этот наивный вопрос Вы принялись с интонацией доверительной, раздумчивой искренности громоздить ложь на ложь. Вы сказали, что комментаторы якобы противоречащих друг другу цитат не учитывают хронологии высказываний Ленина, а следовательно, их историко-политической обусловленности; что они, эти поверхностные комментаторы, не отличают вынужденно жёсткого курса Ленина времён гражданской войны от ленинского органического демократизма и либерализма времён нэпа. Я не могу процитировать Вас дословно, но за смысл Вашего ответа ручаюсь. Поэтому позволю себе напомнить Вам несколько ленинских документов и указать Вашим слушателям, где их найти. А там, глядишь, и заинтересуются, и прочтут побольше. Итак, несколько характерных примеров.

1) Письмо народному комиссару юстиции Курскому с требованием беспредельной расширительности и максимальной расплывчатости формулировок уничтожительной статьи 58-10-11 УК РСФСР, с одиозными образцами желательных для Ленина формулировок, фактически позволяющих осудить кого угодно за что угодно. В этом же письме – и предложение ввести дополнительно в добрый десяток статей УК смертную казнь (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 189 – 191).

2) Секретное письмо Уншлихту (с просьбой показать его Сталину) об ужесточении деятельности революционных трибуналов («ревтрибов»), об увеличении «быстроты и «силы» (подч. Лениным) репрессий. В письме весьма характерная для Ленина фраза: «Гласность ревтрибуналов – не всегда» (там же, т. 54, стр. 144).

3) Письмо Каменеву, где сказано: «величайшая ошибка думать, что НЭП положит конец террору. Мы ещё вернёмся к террору и к террору экономическому» (там же, т. 44, стр. 428).

4) Свирепое письмо Курскому «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики», где расширяются требования жесточайшего, включая расстрел, террора за убыточность, за ложь в отчётности – против руководителей трестов, государственных и смешанных» (там же, т. 44, стр. 396 – 400).

5) Смертоносное, циничное сверхсекретное письмо (с анонимной цитатой из Макиавелли) Молотову и всем членам Политбюро об изъятии под предлогом – именно под предлогом – помощи голодающим, церковных ценностей, об истреблении священства и активных верующих-мирян «с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких, десятилетий». Письмо это было издано по-русски на Западе трижды, последний раз – в 1989 году, и лишь недавно опубликовано и признано подлинным в СССР (в архиве имеет шифр ЦПА ИМЭЛ, ф. 2 единица хранения 22354. На письмо есть ссылка в ПСС, т. 45, стр. 666 – 667, 19 марта 1922 года).

Всё это и ещё многое такого же рода написано и приведено в исполнение «либеральным» Лениным 1922 года, а не во времена жестокого «военного коммунизма».

Ленин прекрасно знал, что с позиций демонстративно им отвергаемой «вечной» «надклассовой» нравственности (Ленин, ПСС, т. 41, стр. 298 – 318) он выглядит монстром. Поэтому карательные его директивы обычно бывали строго секретными и опубликованы лишь посмертно. Так, одно из наиболее террористических и аморальных писем 1922 года он кончает следующей припиской: «Ни малейшего упоминания в печати о моём письме быть не должно. Пусть, кто хочет, выступает за своей подписью, не упоминая меня, и побольше конкретных данных!» (Там же, т. 44, стр. 399 – 400).

Право же, иногда чудится, что составители собраний сочинений Ленина, всех пяти, втайне более всего заботились о его разоблачении перед потомками.

Вы, надеюсь, помните, что в письме об изъятии церковных ценностей Ленин просит исполнителей поспешить, потому что «после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны». Ложные опасения: западных симпатизантов большевизму «реакционной» кровью не прошибёшь.

Так кто же передёргивает и лжёт в цитатной дуэли: хулители Владимира Ильича или защитники? Уже одного Вашего деления ленинского наследия на авторитарный и демократический периоды достаточно, чтобы потерять к Вам доверие. Но Вы ведь и не обращаетесь к специалистам. Вы, повторяю, сбиваете с толку «малых сих». А потому – продолжим.

Говоря о гражданской войне, Вы свели её к противоборству «красных» и «белых», поддержанных интервентами, и уравняли обе стороны в жестокости: на войне как на войне. Сославшись на реплику перешедшего к большевикам ген. Брусилова, Вы сказали, что большевики сражались за целостность России, чем привлекли и часть царского офицерства, а «белые» готовились расплатиться с интервентами за военную помощь отечественными территориями. Вслед за этим Вы заверили свою аудиторию, что Ленин и не мыслил о сохранении целостности бывшей империи иначе, как методами чисто экономическими и добровольными. Вы упомянули в связи с этим позицию Ленина в финском вопросе. Всё это снова ложь и тенденциозная подтасовка фактов.

Так называемая интервенция была половинчатой, кратковременной, малочисленной, и никто из интервентов, кроме разве что японцев на Дальнем Востоке, не претендовал на российские земли. Союзные прежней России державы Запада лишь весьма нерешительно, против воли своих же солдат, утомлённых войной, попытались помочь антибольшевистским силам.

«Красные» же сражались не только против, условно говоря, «белых» и демократов-февралистов разного толка, но и против всё более масштабных и непримиримых рабочих, крестьянских и матросского восстаний. И дольше всего – против национально-освободительных движений в нерусских регионах бывшей империи, пуская в ход все средства, чтобы эти движения одолеть, – Ленин отступал только перед неизбежным поражением, перед заведомой непосильностью задачи, а при первой же возможности опять наступал, оккупируя только что созданные независимые государства (Украина, Азербайджан, Грузия, Армения, Бухара и пр.), несмотря на то, что имел с многими из них договоры о признании их самостоятельности. Отказы от Польши, стран Прибалтики, Финляндии, Бессарабии были для Ленина, одержимого идеей мировой социалистической революции, сугубо вынужденными и, как он надеялся, тоже временными (реализовал эти его надежды Сталин, которому не повезло лишь с Финляндией).

Одним из крупнейших отступлений Ленина был Брестский мир. Тогда он с превеликим трудом и искусством добился от большевистской верхушки согласия на огромные территориальные уступки немцам и их союзникам-туркам, чтобы спасти для большевиков самое необходимое жизненное пространство и возможность сражаться с противниками по гражданской войне.

А пораженческая пропаганда 1917 года, которую Ленин вёл на немецкие деньги? Это же документально доказанный мировой исторической наукой факт!

«Интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства» (Ленин, Соч., изд. III, т. 23, стр. 14. Более развёрнуто – ПСС, т. 35, стр. 352) – такова категорическая установка Ленина, и он никогда ей не изменял. Вряд ли имеет смысл именовать эту исконную марксистско-ленинскую установку «доктриной Брежнева». В зависимости от интересов социализма, то есть от выживательных интересов диктатуры партии, Ленин или манипулировал «уважением» к национальному суверенитету, или пренебрегал им в подходящей для данного момента тактической пропорции и фразеологии, не отличаясь в этом ни от кого из своих преемников.

В ответах на вопросы из зала Вы допустили ещё одну фальсификацию: Вы представили Ленина решительным сторонником внутрипартийной демократии, в частности выборов на партийные съезды и голосования на них по «платформам». Как всякий умелый фальсификатор, Вы оставляете в бочке лжи чайную ложку правды. Но зачем? Широкая аудитория не станет перечитывать многостраничную стенограмму X съезда РКП(б), и Вас до поры до времени во лжи не уличат. Но к этой аудитории всё больший доступ получают честные художники, учёные и публицисты, а им, как и Вам, эта стенограмма известна. Вы просто не можете не знать, что именно на X съезде РКП(б), по настоятельной инициативе Ленина, при упорном сопротивлении самых активных делегатов, была принята резолюция «О единстве партии», написанная Лениным. Она решительно запрещала всякую фракционную деятельность в РКП(б) и в этом вопросе соответствовала Уставу Марксова Союза Коммунистов середины прошлого века.

Вы, вероятно, помните, как хитроумный и вероломный Карл Радек, голосуя за ленинскую резолюцию, предсказал, что она же всех голосующих за неё и погубит. А о «голосовании по платформам» Ленин обмолвился лишь в том смысле, что если единства добиться уж никак не удастся, то, возможно, когда-нибудь и придётся голосовать «по платфоомам». А на XI съезде РКП(б) (1922 г.) он уже грозил «за оказательство меньшевизма» – «стенкой», раскольникам же внутри партии, полушутя, – пулемётом (см. по стенограмме XI съезда РКП(б) полемику между Лениным и главой «рабочей оппозиции» Шляпниковым). И, болея, пока ещё не отказывало мышление, больше всего боялся раскола старобольшевистской гвардии.

Ленин не был склонен к запечатлённой на бумаге интимности, к душевным излияниям, к фиксированию какой бы то ни было своей рефлексии. Вы говорите о трагизме его судьбы. Но судьба могла быть субъективно трагичной лишь в одном случае: если он в самом деле хотел добра людям и если он понял, что изначально служил злокачественной идее, в добре – утопической, во зле – чудовищно мощной. В наследии Ленина нет и следа подобного понимания. Самое большее, до чего он дошёл, – это сомнение в неких конкретных путях и приёмах построения социализма. И конечно же, им владела горечь бессилия, горечь от подлого отступничества соратников, которым он стал не нужен. Но ведь и у Вас нет и намёка на понимание трагической тупиковости всей доктрины (понимания не Лениным – Вами).

Разве Сталин (как Вы утверждаете, в этом и усматривая трагедию Ленина) явился неким абсолютным отрицанием освободительной октябрьской революции и великого гуманиста Ленина? Это Ленин, бесчеловечными средствами пытаясь осуществить неосуществимое, раскрепостил в себе Сталина и создал Систему, которую иначе, как сталинской «технологией власти» (термин А.Авторханова), утвердить на десятилетия не смог бы никто.

Здесь мне придётся сделать отступление и обобщить некое весьма характерное для нынешнего СССР явление. В стране появилось множество разнообразных, но чем-то друг с другом сходных охотников беседовать с широкой аудиторией. К так называемой «митинговой демократии» они, как и Вы, никакого отношения не имеют. Всё это, казалось бы, вполне пристойные люди, с современной или почти современной фразеологией, ни в коем случае не ретрограды, даже скорее обличители, но – чего? Чьи?

Вот буквально на днях стоял на останкинской сцене генерал-полковник – историк и писатель, определивший свою позицию так: «слева от центра». Он не только разоблачал Сталина, но и представил Троцкого, о котором пишет книгу, не Сатаной, а вторым после Ленина большевиком в партии, пламенным, хоть и беспощадно жестоким революционным идеалистом. Да и Ленина объявил не «человеко-богом», а всего только величайшим революционером, со своими ошибками и заблуждениями, которыми он мучился (трагическая фигура, как и у Вас). В российской монархии XX века генерал не нашёл ничего общего с тоталитаризмом и назвал её полулиберальной, к тому же развивавшейся весьма прогрессивно. И так прямо и рубанул, что, будь он в марте 1917 года царским офицером, ни за что не изменил бы присяге. Солженицын, правда, писал, что это братья Романовы изменили верному присяге офицерству, без борьбы отрёкшись от престола (Николай – ещё и за сына).

В общем, много всякого было сказано, больше, чем Вами, для генералов советских – неординарного. И записки из зала летели доверчиво, как белые голуби, а несколько оголтелых ретроградов задавали свои вопросы весьма осуждающе. И всё-таки то и дело в ответах благодушного генерала возникали до боли знакомые нотки. И марксизм в «сталинщине» нисколько не виноват: марксизм вообще не политическая программа, а научно-философская доктрина, не ответственная за своих практических интерпретаторов (неужели учёный генерал, автор почти тридцати книг, не читал даже «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, не говоря уже об уставах Союза Коммунистов 1847 – 1850 годов?). И Ленин был, по мнению генерала, социал-демократом (кто же тогда расколол надвое РСДРП, а после большевистского переворота постепенно либо истребил, либо выгнал из страны, либо загнал в подполье и в тюрьмы социалистов? Кто начал это истребление, которое завершил Сталин?). И октябрьская революция не ошибка. И многие социальные завоевания эти семьдесят три года дали (кому и какие, правда, так и не было сказано). И у социализма «средние века» почти позади, а «ренессанс ещё впереди» (значит, всё тот же «социалистический выбор»?). И Солженицын хоть и великий русский писатель, но политически крайне наивен: ни социализм, ни капитализм ему не нравятся – всёе за крестьянскую общину ратует (а куда же девалась приверженность Солженицына к буржуазным реформам Столыпина?). И на Западе генералу попадаются сплошь советологи-социалисты. Других, с их доводами, он не цитирует. Ну и так далее. И сперва обрадовавшись генералу-демократу, ты постепенно начинаешь видеть всё более чётко, что стоит этот прогрессист всего-навсего несколько «слева от центра» КПСС, так сказать, по левую руку генсека!

Справедливости ради заметим, что и на советском печатном поле таких выступлений появляются целые рои. Классический пример – «Зубр» Даниила Гранина. Правда, Гранин, судя по тому, какую он сыграл роль в недавней ленинградской операции с обществом «Милосердие» (см. отчаянное письмо бывшей его помощницы по этому обществу Н.Дьяченко в «Новом Русском Слове» от 15 июня 1990 года, Нью-Йорк), стал, по-видимому, человеком окончательно нерукопожатным. А я обращаюсь к тем, кто так манипулировать собой, как Г ранин, скорее всего не разрешит.

Господа! Генералы и штатские, а также и генералы в штатском! Нельзя же так! Всё это уже стоило слишком много крови. Не наращивайте неразбериху в умах людей. Диктатура, террор, тоталитаризм при попытках осуществления социализма, то есть научно-планового управления экономикой при уничтожении частной собственности и конкурентного рынка, – это не случайность и не извращение сути самого мирного социалистического учения, не говоря уже об изначально агрессивном марксизме, а сама его суть. Хорошо управлять национализированным хозяйством нельзя, а управлять обществом плохо без тотального насилия невозможно. Но и самое страшное насилие исчерпаемо. Ужас, однако, в том, что если терпеть насилие слишком долго, то его резервы исчерпываются вместе с резервами общества и природы. Поэтому перестаньте же наконец блудословить!

«Действительно жить – это значит жить, располагая правильной информацией», – сказал Норберт Винер. Превращая правду и ложь в каких-то сиамских близнецов-оборотней, Вы лишаете общество в самые критические его минуты возможности жить действенно.

Вам был задан вопрос и о том, как Вы относитесь к убийству царской семьи. Разумеется, сегодня разве что прокурор Шеховцов осмелился бы публично повторить Владимира Маяковского: «…Корону можно у нас получить. Но только вместе с шахтой!» Вы же после глубокомысленной паузы настоятельно попросили понять Вас правильно. Попробую это сделать. Вы несколько раз подчеркнули, что не оправдываете случившегося. Вы отказались оправдать бессудное убийство не только царя и его семьи, но и четы Чаушеску. Вы всё время нажимали на определение «бессудное» – так, что само убийство как-то за этим нажимом размывалось, становилось нечётким негативом.

И тут же Вы несколько раз повторили, что, ни в коем случае не оправдывая бессудных убийств, не можете не понять народного гнева и негодования, вызвавших эти убийства. В состоянии коллективного революционного аффекта, так, видимо, следует Вас понимать? Романовых и чету Чаушеску растерзала, по-Вашему, народная толпа, как в 1789 году прикончили коменданта почти пустой Бастилии де-Лоне парижане, охмелевшие в разгуле бунта?

Так передёргивать краплённые кровью карты не к лицу корифею изящной словесности, даже советской. Тем более в эпоху «гласности». Прежде всего, постыдно уравнивать в каком бы то ни было контексте чету Чаушеску и семью Романовых. Далее: супругов Чаушеску расчётливо и хладнокровно убили их однопартийцы и сопреступники. Прикончили руками солдат, разыграв перед этим почти на бегу бесстыдное и безграмотное судилище, чтобы обезопасить себя и свою партийную банду от разоблачения на настоящем суде. Подозреваю, что при этом облегчённо вздохнули и Ваши партийные руководители, вплоть со генсека, и лидеры Запада, которые незадолго до этого принимали уголовника Чаушеску с большим пиететом.

Расправа же над царской семьёй учинена была местными большевистскими руководителями тайно, по приказу из Центра, причём директива Свердлова вне всяких сомнений имела предварительную санкцию Ленина. Ни народного гнева, ни возмездия не было и в помине, а был ледяной расчёт: лишить монархистов знамени, а династию – главы и наследника. Убили вообще всех Романовых, до кого смогли дотянуться.

Троцкий в своих дневниках упоминает и о том, кто решал (Ленин, Свердлов), и о том, из каких побуждений («Московские новости» от 22 июля 1990 г., стр. 16). Он возвращался к этому событию в своих дневниках несколько раз и, в конечном счёте, вину возложил на «династический принцип», сделавший и детей опасными для революции. Кроме того, Троцкий утверждал, что в решении Ленина отразилось исключительное умение последнего чувствовать настроение народных масс, жаждавших, так надо понимать, расправы над царской семьёй. В тех же дневниках, в другом месте, есть не попавшее в «Московские новости» пикантное признание: расправа над царской семьёй вязала, по мнению Троцкого, всех участников революции одной цепью, так что дороги назад уже не оставалось.

Решив отнять у «реакции» знамя, тогдашние вершители судеб российских, а в своих мечтаниях и мировых, не учли, что знамёнами со временем становятся и убитые, а мученичество привлекает под эти знамёна и прежних противников. Вам это тоже, по-видимому, непонятно, иначе Вы бы не эксплуатировали публично большевистской версии о цареубийстве как о возмездии и о свершении народного гнева. Многим ли это честней, чем эксплуатация черносотенцами жидо-масонской версии большевизма и цареубийства?

История России XX века глубоко трагична. Но, чтобы быть, имея несомненное дарование, драматургом, а не драмоделом от партийной фронды, надо прежде всего не лгать. Вы же, как показало Ваше выступление, искажаете даже то, что Вам несомненно известно (отношение Ленина к единству партии, его «либерализм» в годы нэпа и пр.). А потому остаётесь всего-навсего лицемерным соавтором партийного макета российско-советской истории.