ЧИСТЫЕ ГЛАЗА

№ 2006 / 17, 23.02.2015


Привет литроссиянам!
Всё, что вы пишете в номере за 7 апреля, читать интересно.
С блеском написана статья о В.И.Лихоносове. Ваша редакция его хорошо знает и знает то, что о нём говорят. Статья в «ЛР» выше всяких похвал. И всё же, я считаю, что для равновесия (в день-то юбилея) надо дать и мою статью. Всё же у человека праздник, и он – член общественного совета «ЛР». Последние абзацы статьи В.Огрызко обидны. Лихоносов очень колюч и непримирим, а тут ещё возраст! Постепенно, с трудом Виктор Иванович меняет стиль журнала «Родная Кубань». Со скрипом поменял дизайн, оформление стало «не провинциальным». Кажется, и в собирании литературных имён есть, как говорят аппаратчики, подвижки.
Понятно, что «деревенщики» и «деревенские лирики» не пускали вслед за собой наше поколение, но что уж…Они вымирают!
И это замечательно понятно в статье Огрызко «Взывая к памятливости».
Теперь о 15-м номере , откровенно!
Может быть и правильно, что детективистку Г.Куликову так крупно дали. По крайней мере, поняли читатели «ЛР», каким суконным языком разговаривает, а значит, и пишет Куликова. Она умудрилась в интервью раз 50 произнести слово «масса». Понятно, что для неё это главное слово. Кулинарка, она кулинарка и есть, стругает капусту в прямом и переносном значении этого слова. В интервью же – полная пустота.
И интервьюер здесь не виноват. Я читал предыдущие его работы. Внушительно, грамотно, схвачена суть.
А здесь – дырка. Только и запомнил, что очень уж Куликова любит смеяться в своих поделках. И кошек обожает. Ну, да это не ново!
Два слова о Ф.Д. Крюкове. Я хочу, чтобы этому писателю отдали должное, хотя бы мемориальную доску прикрепили к месту, где он умер. И это уже получается. Хорошо, если бы в эту акцию вошла и «Литературная Россия»

Наугад открываю антологию «Проза новой России», изданную «Вагриусом», том первый. Юрий Буйда. «Казанский вокзал». Талантливый рассказ, повествующий о несчастных жизнях Овсеньки и Мишутки. Овсенька, человек такой старый, что не помнит сколько ему лет. Мишутка – убогий мальчик, которого мать, когда отлучалась из дома, сажала на собачий ошейник. Дедушка и правнук перебиваются чем Бог пошлёт у столичного Казанского вокзала. Лучшие люди здесь «азеры» и «татары». Они дают бродягам бутерброды с сыром. Лучшее место в Москве для них – притон дешёвых проституток.
Читаю навскидку рассказ с лирической фамилией автора Марина Вишневецкая и лирическим названием «Воробьиные утра». Тоже талантливо, зло, отстранённо. Душу выворачивает. Рассказ от первого лица: день проститутки Тоськи по прозвищу «Ща». Конечно, сострадаешь оторве, рожающей то и дело детей, алкоголичке и вечно голодному существу, питающемуся из кошачьих мисок возле подъездов.
В той же антологии Антон Уткин. Рассказ о том, как вполне приличная женщина отдаётся мерзкому проводнику за то, чтобы тот бесплатно провёз её.
Жизнь. Реалии жизни. И всё же – этого много. Не идёт как-то очищение потрясением, катарсисом.
Вот так: оказалось, что нынешняя литература, словесность новой России питается «кошачьим творогом», кем-то кинутой в грязь апельсиновой коркой, но иногда и бутербродом с сыром, которые сунут добрые «азеры». «У нас была великая литература!» – пишет Вячеслав Огрызко в одной из последних статей «Литературной России», вспомнив, видимо, повесть без мата Эд. Лимонова «У нас была великая эпоха».
Да, была!
Я вспоминаю ту счастливую дрожь, почему-то внезапно охватившую меня, когда я в юности читал прозу Виктора Лихоносова. Я не понимал сюжета. Он был ни к чему. Я упивался звучанием фраз, стилем… и… настроением, которое выражено писателем в одной из её повестей «Чистые глаза». Именно чистым впечатлением от окружающего мира пронизано всё лирическое творчество Лихоносова, начиная с «Брянских» и кончая «Маленьким Парижем».
Тонкий текст лихоносовских произведений сравним только лишь с воздухом после дождя, после очистительной грозы. Две ночи я читал его объёмный роман «Когда же мы встретимся?». Этот «роман воспитания» о младых порывах, дружбе и любви. Он из той эпохи, когда по телевизору не показывали прокладки, а женщину понимали, как «огонь мерцающий в сосуде».
И когда в первые зрелые уже лета я приехал на Кубань, то меня поразили две вещи. На железнодорожном вокзале в расписании я увидел слово «Тамань». Неужели она здесь, в Краснодарском крае?.. Конечно, я знал географию, но всё же лермонтовскую Тамань чтил, как гриновский Зурбаган. Это волшебные страны. И второе, что я здесь узнал: тут живёт Лихоносов.
И вскоре увидел его на семинаре молодых писателей. Он не был сед, как сейчас, но как сейчас с растрёпанными волосами, торопливо говорящий, словно старается как можно больше вложить в собеседника и нажимающий голосом на слова, важные слова в своей речи.
Он был другим, нежели его проза, но эта «другость» дополняла его образ. У Виктора Ивановича был фантастических размеров ноготь на мизинце, аккуратно ухоженный. Потом я где-то прочитал, что такой же ноготь «носил» Пушкин. Ну да, увлечение Пушкиным, всегдашнее, во всём. И тогда он не рылся в глубинах творчества молоденьких щелкопёров, потом, потом – к кому надо придёт, Бог даст! Виктор Лихоносов спрашивал, читали ли они Эртеля, роман «Гарденины». Никто не читал. И Виктор Иванович сокрушался, призывал читать Помяловского, Успенского и любимого своего Бунина, неслыханных тогда, находящихся под запретом Шмелёва и Зайцева.
А потом уже на другом, солидном семинаре в латвийском городке Дубулты ко мне подошёл писатель из Кургана Виктор Потанин и, взяв меня под локоть, мягко вздохнул: «Мы умрём, и проза многих завянет, но не проза Виктора Лихоносова, попомни мои слова, Коля!»
Что же, я это чувствовал. Знал. И гордился тем, что мой земляк Лихоносов.
Я был у него в Пересыпи, когда ещё была жива матушка. Вместе в одно ведро мы собирали ягоды боярышника, повышающие сердечную активность. Невдалеке находилась гора Бориса и Глеба, зарытый в неё греческий акрополь. Другой, не такой как в Афинах, естественно. Мы прикладывали ухо к земле и явственно слышали топот древних коней и звон колесниц.
Я думаю, что Виктору Лихоносову здорово повезло. Он писал свою прозу, не касаясь жизненной помойки. Он восхищался жизнью и великой литературой. Он спорил о публицистике своей, и сейчас спорит с разного рода столоначальниками. И те – только отфыркиваются, правда матка, но по натуре своей бездельники и самодуры, ничего не делают.
Лихоносов не сладок. С одной стороны он по-прежнему в кругу восторженных почитателей и почитательниц, с другой – его обвиняют, ах, в чём только не обвиняют. Спесив. Уже ничего не пишет. А в романе-то его самом известном «балачка» (казацкая речь) подкачала!..
Спесив – и очень даже это правильно. Как надоели серые карлики из произведений Гофмана, эти компрачикосы с изуродованной колодками совестью.
Ничего не пишет. А читали ли вы, господа, «Бориса Годунова» А.С. Пушкина. В лихую годину народ что делает? Народ, а ведь писатель Лихоносов из народа, безмолвствует. Пусть пишут Буйда и Вишневецкая. Им за это свои талантливые помойки «творожку со сметаной дадут». Их осери…алят!..
Не пишет. И правильно делает. Всё что мог, он уже написал, всем бы так! Зачем елозить по старым темам, будет вторично, спитой чай. Уже есть примеры!
Но как же вы не поняли, что «Наш маленький Париж» – это тот же сказочный Зурбаган, которого в жизни и не было. Другой Екатеринодар, Город Градов. Миф. Мрия. И в этом городе могут разговаривать иной раз и не так, как в народе, со своим «вывертом». Виктор Лихоносов не только мастер, но и фантаст непревзойдённый, хотя и фантастики (в том смысле, которую все понимают) терпеть не может.
И Лихоносову, повторяю, здорово повезло. Как Пушкину, Некрасову, Достоевскому. Он выпускает свой журнал. Зная о том, что поэзии и прозы на Кубани мало, этой поэзии и прозы он мало и даёт в своё детище. Достаёт откуда-то письма из прошлого, воспоминания, старые снимки – Тимофей Ящик, Великая княгиня…
И люди читают этот журнал под названием «Родная Кубань». Сейчас постепенно лихоносовский журнал обновляется. У него европейский дизайн с кубанской «изюминкой».
А что писатель страдает?! Так кому это надо в мире, перенасыщенном виртуальными эмоциями?.. Кто теперь будет плакать над котёнком, попавшим в пожар, когда сгорела вся страна, и в Чечне по-прежнему тихо щёлкают наших ребят и «Груз-200» привозят тайно, по ночам, как воры – родителям. «Нате, распишитесь».
Какой сериал можно поставить по чистым и светлым произведениям Виктора Ивановича Лихоносова, отмечающего ныне семидесятилетие. Можно ли его фразу уместить в прокрустово ложе экрана! Да никак!
И будут ли читать Лихоносова и иже с ним Ю.Казакова, В.Шукшина, Б.Можаева?! Мужество надо великое иметь, чтобы читать светлую, свежую, нестареющую прозу-стихи.
Семьдесят лет. Виктор Иванович в последнем номере своего журнала пишет об ушедших друзьях, вспоминая Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Николая Рубцова.
Но ведь «семь» в русской жизни счастливое число!
А писатель, ну что ж, такова его планида: он всегда одинок. Справа от него – завистники, слева – восторженные почитатели. И попробуй, добейся от тех и других сочувствия. Только книги остались, только книги!
Да, вот он, последний могиканин великой литературы.
Он сопротивляется слому русской жизни.
Осталось-то переломить всего – язык.
Но язык – крепче титана и острее дамасской стали.Николай ИВЕНШЕВ, собкор «ЛР» по Краснодарскому краю

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.