Юрий ВЛАСОВ. ОТРАВА

№ 1967 / 33, 11.08.1967, автор: Юрий ВЛАСОВ

 

Заслуженный мастер спорта Юрий Власов – автор сборника рассказов «Себя преодолеть», который вышел двумя изданиями и широко известен. Сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей его новый рассказ «Отрава».

 

 

Юрий ВЛАСОВ

 

ОТРАВА

Рассказ

 

В грохоте «железа», в мощной и точной работе своих мускулов, в запахах растирок и пота, в яростных выкриках атлетов и тренеров – во всём том привычном, что много лет символизировало для Павла Соковнина то огромное напряжение и затем победу, а за победой огромную лёгкость и упоение – он обрёл себя.

– Подобран, как натянутый трос, – сказал Павел, закончив разминку. И радостно улыбнулся.

– Со штангой гораздо проще. Там, на кушетке, до чего не додумаешься, – согласился тренер.

– Подошёл переводчик с судьёй-австрийцем. Спросил официально:

– С какого веса начнёте, товарищи?

– У Фальера лучший результат в рывке – 167,5, – сказал тренер и взглянул на Соковнина.

– Да. – Павел вытер ладонями губы.– Два килограмма набросим на его отличную форму. Ещё два – на удачу…

– Да, да! Немец – куражистый парень! – Переводчик восхищённо причмокнул. – Клещом впивается в штангу. – И показал большой палец австрийцу: – Иоганн Фальер – гуд бой!

– Wirklicih ein sehr starker Mehsch,*– сказалавстриец. У него была сухая морщинистая шея и узкое бледное лицо.

«Соломенный человек», – подумал Павел.

– …Sehrstark. Aber zu gros. Neben ihm ich bin wie eine Maus**, – закончилавстриецивежливоулыбнулся.

* – Действительно, очень сильный человек.

** – …Очень сильный. Только уж очень большой. Рядом с ним я, как мышь.

– К тому же немец легче меня на три килограмма, – сказал Павел. – Значит, любой ценой нужны 175. – Он ничем не выдал своего волнения перед огромной цифрой. С напускным равнодушием уставился на переводчика.

– Верно, – одобрил тренер. – Первый подход «залепим» на 165. Для зачёта. Дальше понаблюдаем. Ежели Фальер не срежется, пойдём только на 175.

– Ого! – Переводчик изменился в лице. – Не засыплетесь?

– Риск оправдан, Николай Августович, – сказал тренер. – Команда и без Соковнина прочно на первом месте. А вы сами знаете, что такое победа тяжеловеса.

– Пусть так, – покачал головой переводчик. – Пусть. Пожалуй, с Фальером иначе нельзя. Он и в толчке очень силён.

– А чех? – Павел пододвинул стул и сел.

– Вытяни ноги и расслабься! – приказал тренер.

– Чех? – Переводчик усмехнулся, потом вывел на листочке в руках австрийца цифры начального подхода в рывке.

Австриец пробормотал:

– Данке шён, данке шён… – Повернулся и быстро ушёл.

Переводчик проводил его насмешливым взглядом и, тщательно снимая пылинки со своего модного пиджака, сказал:

– Ну, не буду мешать. Скоро ваш выход…

– Ты не рвал 175? Ну и что? – глухо говорил тренер за спиной Павла. – Ты гораздо сильнее, чем думаешь. Развороши запас. Нагоняй бесшабашную веру в себя. Действуй уверенно, как на тренировке.

Думай, что перед тобой шутейный вес. Освободись от страхов. Заморозь сомнения. Они – отрава. Из-за них скованность.

«Ну, Павел, не подведи,– настраивал себя Соковнин. – С помоста штангу сними плавно, не дёргай: загубишь попытку. И от колен – весь в подрыв! Включи все мышцы, всю волю!.. Затем не спеши. Это как на охоте: горячка всё портит. Лучше голова трезвая-трезвая, а сам в огне. Не спеши. Сбалансируй тяжесть наверху. И тогда поднимайся. Поднимайся осторожно. Не «подсеки» штангу – уронишь».

– 165 зафиксируешь в первом подходе запросто,– продолжал тренер.– Главное, подрыв порезче. Ва, – и ныряй под штангу! Долгов!.. Саша, сколько подходов до вызова? Три? Пора, Павел! Погоди, костюм на сцене скинешь. Пора, пора…

«Ну, Павел, всё зависит только от тебя. Вот от тебя… Не дрожи! Что тебе какие-то 165 килограммов?»

– Прими брюки, Слава! – крикнул Павел.

«…Пропотел, старина. Горячий. Мышцы мягкие, жаркие. Тепло – это здорово… Он что, ошалел, Батюшин?!»

– Убери нашатырь, дурень! – прорычал Павел. – Глаза выел.

– На! – Кто-то ткнул в руки Павлу полотенце.

– По разминке ты хорош. Свеж, координирован… – суетился вокруг Соковнина тренер.

– Готов! – грубо оборвал его Павел. Он стоял в проходе на сцену, болтаясь и встряхивая мышцами.

– Иди, Павлуша! Не церемонься. Захвати – и махни, чтоб… Не сломать тебя никому! Иди!.. – Тренер выкрикивал вслед ещё что-то, но Павел не слушал. Он шёл к помосту и уговаривал себя: «Постарайся, старина! Не похороны – праздник… Облапь гриф ладонями, старина. Вот так… Ишь насечка какая острая! Теперь пальцы понадёжнее в «замок». Плавно сними. И вложись, вложись, вло… ааа!..

– Держи, держи, Павел!!!

– Павел, Павел, Павел!

Загудел восторженно зал.

– …Отлично, Павел! – горячо дыша ему в лицо, говорил погодя тренер. – Вот работа! Давно бы так! Сам не знаешь себя. Столько силы! Батюшин, стул! Слава, последи-ка за Фальером. Николая Августовича прихвати… Садись, Павлуша.

– Фальера уже вызвали, – сказал запасной тяжеловес Лытков, разглядывая в упор Соковнина.

– А сколько на штанге? – прерывисто спросил Павел, отдуваясь.

– Сто семьдесят, – сухо обронил Лытков.

– Здорово немец подготовился. – Павел ощупал кисть. Под штангой она вдруг заныла. – Сорвался немец в жиме – и лезет.

– А что ему делать? – сбился на хриплый шёпот тренер. – Третья попытка: пан или пропал.

– Ну его к шуту! – пробормотал Павел и сказал зло: – Подлая рука! С того мышечного порыва – разнобой. Левая уже замкнулась наверху, а эта – ещё крючком. На крючок и выхватил. Даже мотнуло.

– Не сочиняй, – сказал тренер, прислушиваясь к шуму в зале.– Я стоял за тобой. Ты как вкопанный – не шелохнулся.

– Фальер классно вырвал! – крикнул Долгов.

«Классно, классно…» – Павел поёжился, словно ледяной ком провалился ему в грудь.

– Пора, Павел! – сказал тренер. – Тяни так же яростно. Вспомни, как в Киеве: Фальер и Рилли слабы перед тобой!..

– Хорошо, хорошо, – рассеянно сказал Павел, думая о своём: «Фальер – классно, а я что, из соломы? Мальчишка, без году неделя в большом спорте, перекрывает свой личный рекорд, а я – тряпка?! Выходит, тряпка?!»

Он миновал толпу за кулисами и двинулся к штанге.

«Что за озноб? Столько холода в груди… Постарайся, старина…

Разлеглась под ногами. Думаешь, не сверну? Думаешь, мне хана?.. А я хват покрепче! А…

Дыхание сбилось. Зачастило…

Пора! Пора!..

Выскочила, дрянь! Была наверху – и выскочила!..»

И, шагая навстречу тренеру, Павел сказал:

– Ну что ты будешь делать? Уже вырвал, а руки спружинили. Кисти сами распустились – такой дикий напор!

– Пустяки, Павлуша, пустяки! Сейчас вырвешь… Стул! Не болтай, дыши, дыши. Вытяни ноги. Фомин, встряхни слегка. Еле-еле… А ты дыши, дыши. Всё правильно. Уход бы порезче. Чуть-чуть порезче – и сама вылетит. Тяга сумасшедшая. – Тренер заикался от возбуждения.

– Рот сухой,– сказал Павел.

– Батюшин! Воду! Вон, вон бутылка. – Тренер дёрнулся к сумке.

Прибежал Долгов и выпалил:

– Зовут!

– Успеем, – осадил Павла тренер. – Фомин, натри-ка ему спину. Осторожнее с растиркой, не опали кожу. Во, во, чуть-чуть… Павел, больше не пей. Дай бутылку. Слава, подержи… Встань, Павел. Подпрыгни! Ещё! Злее, злее! Теперь отдышись, отдышись. Хорошо… Пора! Помни, уход порезче!

«Уход порезче», – повторял про себя на сцене Павел. И думал: «Главное – никаких сомнений: они гнут руки, не тяжесть… Вроде отдышался, а здесь опять сбой. Сердце разрослось. Во всю грудь рыбиной хлещет…

Взять вес! Иначе кому ты такой нужен? Взять!..

И всё вокруг померкло для Павла в багровых cyмерках. Всё-всё подёрнулось мглистой пеленой, кроме отчаянного слова-крика «взять!». Оно тоже исчезло, но не бесследно. Вгрызлось напряжением в мышцы.

Сквозь сумеречный гул донёсся нарастающий вой. И Павел понял: вес взят. И зал неистовствует. Может быть, и не от радости. Впрочем, сейчас ему это безразлично. Важно, что он продвинулся к победе. А когда придёт сама победа, люди поневоле порадуются. Он в этом уверен. Уже бывало так.

Повинуясь команде судьи – хриплому воплю рослого американца, Павел бросил штангу. Развернулся, испытывая огромное облегчение, и жадно заглотал воздух. Впился глазами в чёрный квадрат табло.

Мгновение спустя зажглись три белые лампочки.

«Есть, засчитали!» – восторженно подумал Павел. И удивился: он ожидал, что будет огромное напряжение, боль, а штанга, плавно скользнув, кажется, сама вылетела на вытянутые руки.

«Всё дело в уверенности, – решил Павел. – Без неё я – не атлет. Сомнения обворовывают силу: штанга в полёте «зависает», а потом чудовищно прессует меня».

Раньше он не знал сомнений. С травмами пришла осторожность. Затем – чаще и чаще – трусость. «А я думал: выдохся. Нет! Нет! Надо очень уверенно. Штанга сразу теряет в тяжести. Очень много теряет…»

Кто-то обнял Соковнина.

– Еленин?.. Лёнька!

– Я самый, – смеялся Еленин, шагая в обнимку. – Невмоготу отлёживаться в номере. Извёлся. Знаешь, будто сам выступаю. А кисть… – Он повертел рукой. – Бинтом потуже перехватил – и терпимо. Но ты – молодец! Никогда не «рвал» сто семьдесят пять?

– Нет.

– Ещё бы пятьсот граммов – и труба последнему рекорду Мюрсье. Дай лапу. Это за сто семьдесят пять. У, чёртушка, поосторожнее!

– Прости. А всё же здорово тебя «железо» тряхнуло. Вон кистью не пошевелишь, колом.

– А я обалдел, Павел. Выскочил на сцену. Скажут, что за пижон отирается… Ну, ты молодчина!..

– Хе, хе, вытрезвили красавчика Фальера! – Лытков оттеснил тренера. – Дозволь расцелую, дорогой Павел Константинович!

«Крупин, Крупин, как изменился! – поразился тренером Соковнин. – Ссутулился. Глаза в коричневых обводах. Водит по лицу ладонями – значит, едва жив. Всегда так «умывается», когда несладко. Нервы у него паршивые. Заезжен.

Столько лет со мной в самых жестоких свалках. И даже месяца передышки не было. Боялись потерять силу. Опасались соперников. Гнались за новыми рекордами. Язык на плечо, а мы – вперёд, вперёд!

А я – хорош. Словно мне одному и тяжело…

А как здорово и легко вырвал сто семьдесят пять! Давно так не получалось: с начала и до конца – могучее плавное движение. Прикоснулся к грифу – и понял: победа! Здорово!»

– Не стоит, – буркнул Павел Лыткову, отстраняясь.

– Ты поднимал, Павел, – ухмыляясь, заметил Долгов, – а я взопрел.

– И я в мыле, – признался Батюшин.

– Потом побеседуете, – нахмурился тренер. – Отдыхай, Павел. Возможно, пойдём на рекорд.

Соковнин шагал за Крупиным в раздевалку. Заученно отвечал на поздравления. Безо всякой злобы и тревоги смотрел на соперников. В нём ожили чувства, которые совсем мальчишкой привязали его к спорту. Как почти всегда сильному и уверенному в себе человеку, люди казались ему необыкновенно милыми и добрыми. А жизнь – чрезвычайно заманчивой. Щедрый, неисчерпаемый дар.

И каждый шаг по запруженному публикой коридору доставлял откровенное удовольствие. И беззаботное восторженное настроение юности охватывало всё крепче и крепче…