БЕНДЕРСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ

№ 2001 / 19, 16.07.2015

Для Игоря Чернеги первая его война началась 19 июня 1992 года.

Он вспоминает:

— Я с семьёй жил тогда в Бендерах, а служил в Тирасполе. И в тот день была моя очередь заступать в наряд помощником дежурного по танковому полку. В 16.30 я вышел из дома и по набережной отправился на автобусную остановку. Вдруг — выстрелы. Я не могу сказать, что частые автоматные очереди меня сильно удивили. В Бендерах народ к внезапным стрельбам уже привыкнул. Но что-то меня неприятно кольнуло, видимо, всё-таки испугался за жену и дочь, вышедших на прогулку, и я вернулся, попросив своих от греха подальше уйти домой. В полку тоже было как-то тревожно. Неожиданно между семью и восемью вечера прозвучала тревога. Полк получил команду привести себя в высшую степень боеготовности. Но в наших условиях выполнить этот приказ было не так-то просто. Дело в том, что наша часть считалась кадрированной. Мы в мирное время не имели солдат. И вот весь вечер командование занималось призывом запасников или, по-нашему, “партизан”. А потом вдруг загорелись склады с топливом в Бендерах. Я, когда увидел огни пожара, весь испереживался, ведь в Бендерах осталась моя семья. Еле дождался утра. Но домой меня так и не отпустили. Утром командир полка приказал принимать роту. В парке мне показали мои семь танков и толпу “партизан”. Вообще это было ещё то зрелище. Так на своём танке я обнаружил на месте механика-водителя 60-летнего мужика. Оказалось, он, как пионер, по первому зову встал под ружьё. И вот трое суток мы не вылазили из полка, готовили танки и одновременно заново обучали “партизан”. А 22 июня началось боевое слаживание полка и пошли боевые стрельбы.

Позже Чернега узнал, что 23 июня в Тирасполь прилетел Лебедь. Трое суток он в чужих полковничьих погонах и под другой фамилией ходил по частям 14-й армии, изучал обстановку и смотрел, кто что делал. А 25 июня Лебедь неожиданно объявил Неткачёву, что тот отстранен от командования 14-й армией и что отныне он управляет войсками.

Первым делом новый командир поинтересовался у командира танкового полка, полковника Сергея Панасюка, кто у него находится в полной боевой готовности. Панасюк ответил: “Первый батальон Кириенко”. — “Через три часа этот батальон должен выступить в Бендеры”, — приказал Лебедь.

— Мы выступили ночью, — вспоминает Чернега. — Шли без света и внешней радиосвязи. Так как по мосту через Днестр работали снайперы, командир приказал закрыть люки. Видимость отвратительная. Тут ещё я пару дней назад заменил народ, взял в экипаж молодых ребят, и теперь боялся, вдруг мой механик по неопытности заснёт. Всё-таки лететь в реку с высоты 23 метра у меня никакого желания не было. Поэтому я то и дело по внутренней связи специально для механика “травил” анекдоты, а потом ещё и переспрашивал: “Ваня, ты не заснул?” Слава Богу, в Бендеры мы вошли без приключений. На всякий случай я сразу же один взвод — это три танка — выставил в боевое охранение вокруг Бендерской крепости. Один ствол у меня смотрел в сторону Варницы (я боялся, что оттуда нас будут обстреливать). Второй ствол выставил прямо напротив центральных ворот. И третий повернул против Паркан. Вообще за последнее направление я меньше всего переживал. Село Парканы находилось по ту сторону Днестра, можно сказать, в нашем тылу, там рядом стоял ещё понтонный полк. Но, как это ни странно, именно из Паркан нас на третью ночь обстреляли. Вот такие дела.

В Бендерах танкисты простояли полтора месяца. По их признанию, это была ситуация ни войны — ни мира. Соблюдался, если так можно сказать, вооружённый нейтралитет. Хотя приказы поступали за это время самые разные. К примеру, числа десятого июля танкисты получили команду готовить операцию по захвату ретранслятора. По слухам, там засел батальон “румын” (так в 14-й армии прозвали зачинщиков военного конфликта). Кто-то из замов Лебедя приказал “румын” с ретранслятора выбить.

— Прежде чем идти на операцию, — рассказывает Чернега, — мы, командиры трёх рот, договорились провести рекогносцировку. Первая рота стояла прямо на трассе Тирасполь — Кишинёв. Ею командовал Владимир Шипов. Он раньше служил в Германии и был самый опытный из нас. Мы его звали Шип. Командир второй роты — мой друг Вовка Утаров. Его, как и меня, на роту в самом начале войны поставили. Он своими танками охранял трассу слева, где стоял густой лес. А моя, третья, рота стояла справа от дороги. Каждому из нас комбат дал в подмогу двух “красных дьяволов”. Это были ребята из спецназа. Они носили повязки из красного материала с надписью: “Дьявол”, а за спиной у каждого торчали штык-ножи. Ну не ребята, а прямо рексы. Они и пароль признавали только один: “Дьявол”. Так вот эти “красные дьяволы” вывели нас на окраину Бендер в какой-то девятиэтажный дом. Квартира, из который мы осматривали местность, пустовала. Спецназовцы сказали, что хозяин ещё утром вывез из дома всю мебель, а на следующий день началась война. Так что кому надо — знали всё заранее. Первые прикидки никакого энтузиазма не вызвали. Мне на моём направлении угрожали две “румынские” батареи гаубиц. Я не знал, кто меня прикроет, если что случится. Кроме того, на моём пути, как занозы, расположились два минных поля: одно наши поставили, другое — “румыны”. Да, у меня в роте было два трала. Но это ситуацию не спасало. Потом шли лесопосадки. Что они таили в себе, я не знал. И самое ужасное — нас на ретранслятор собирались посылать без пехоты. Короче, операция явно была рассчитана на смертников. Говорили, что главный её разработчик будто бы генерал Гаридов. Но я не уверен. Зато точно знаю, кто отменил этот безумный план, —- командир нашего полка Панасюк.

Другая операция в той войне, которая запомнилась Чернеге, была связана с попыткой захвата мятежного комбата Костенко. Она случилась неделей позже после несостоявшегося похода на ретранслятор.

Костенко к тому времени приобрёл в войсках шумную популярность. Одни считали его Робин Гудом, храбрым командиром, борцом за справедливость. Другие говорили, что он мародёр и наркоман.

Это поразительно, но Чернега всего за несколько дней до операции был у этого Костенко, но совсем по другому поводу. В одну из ночей у него вдруг исчез солдат. Наутро выяснилось, что этот солдат решил расслабиться и ушёл в самоволку. Однако, когда парнишка вернулся к танкистам, при нём не оказалось пистолета. Солдат сказал, что ночью его задержал патруль и отнял пистолет. Чернега немедленно отправился к Костенко, выполнявшему тогда вдобавок ко всему ещё и роль военного коменданта Бендер. Но Костенко слова солдата опровергнул. По его версии, самовольщик был вдребезги пьян и никакого пистолета не имел. Так это или нет, кто в войну будет выяснять? Но Чернегу поразило другое: при Костенко постоянно, кроме вооружённой охраны, находилась женщина в белом халате — то ли врач, то ли медсестра. Он потом не раз вспоминал её, когда слышал разговоры о пристрастиях Костенко к наркотикам. Вообще тот утренний визит к Костенко оставил у Чернеги не самые приятные воспоминания. Впрочем, всё это лирика.

Для захвата Костенко были присланы спецназовцы из Москвы.

Операция началась рано утром.

Костенко имел порядка 250 штыков. Но особого сопротивления никто не оказал. Батальон мятежного офицера был взят практически без единого выстрела. Если не считать очередь, которую выпустил один БТР по танкистам из батальона Кириенко. Экипаж Владимира Шевцова из первой роты вынужден был открыть ответный огонь. Шевцов после этого получил орден Мужества. Второй орден ему дали уже за Чечню. Но несколько лет назад Шевцов застрелился. Говорят, из-за семейных неурядиц.

Когда операция закончилась, все солдаты и офицеры, служившие под началом Костенко, попали под “фильтр”. Контрразведка потом утверждала, что большинство мужиков — храбрые воины и ничем дурным себя не замарали.

Однако самого Костенко спецназовцы упустили. Он с небольшой группой верных ему людей ушёл через “румын” и словно испарился. Потом его всё равно взяли. По слухам, это произошло на границе с Украиной. Вроде бы при Костенко спецназовцы обнаружили коробки с золотом и много денег, рублей и долларов.

Когда началось следствие, Костенко стали регулярно таскать якобы на места совершённых им преступлений. Обычно из тюрьмы его вывозили на БМП под усиленной охраной спецназовцев. Но в один из дней этот БМП вдруг попал под обстрел сразу из пяти точек. Боевая машина пехоты, естественно, тут же сгорела вместе с Костенко и всей охраной. Вот так какие-то силы обрубили все концы. Видимо, кто-то очень не хотел, чтоб мир узнал всю правду. И кто такой Костенко — отчаянный Робин Гуд или жестокий мародёр, до сих пор неясно.

Третья операция была назначена на начало августа. Танкисты получили задачу окончательно уничтожить силы противника в районе Бендер. По утверждённому плану батальон Кириенко, в котором служил Чернега, разворачивал боевые действия в центре Бендер. В это время второй батальон, форсировав Днестр, должен был начать атаку с тыла. Операция планировалась на пять утра. Но, как потом донесло солдатское радио, в четыре утра тогдашний президент Молдавии Снегур позвонил Ельцину и предложил мир. Генералы еле успели передать танкистам команду “отбой”.

Спустя неделю после телефонного разговора двух президентов в Бендеры вошли миротворцы.

И танкисты вернулись в Тирасполь. Война закончилась.

— Первые трое суток, — вспоминает Чернега, — мы “шаманили” технику, отмывали танки, перебирали движки, смазывали стволы. А когда вся красота была наведена, один мой “партизан” пригнал свой КамАЗ, я погрузил на него всю роту, и мы выехали на берег Днестра. Двое суток рота гуляла. Мы все безумно радовались, что вернулись с войны живыми.

— А что потом?

— Потом начались будни. 14 декабря пришёл приказ, что я официально назначен командиром роты. В этом качестве я прослужил четыре года. А затем пошли реформы, которые никто из нас так и не понял. Нашу дивизию сначала реорганизовали в бригаду, а мой полк — в отдельный танковый батальон. После в батальоне вместо пяти рот оставили только три. Освободившихся офицеров “поставили” в план на замену. Мой друг Вовка Утаров плюнул на всё это дело, уволился и уехал в Саратов. Теперь он работает мастером в исправительной колонии, говорит, что под ним 110 зэков. Шипову в плане офицерской карьеры повезло больше, он стал начальником штаба батальона, в 1996 году его перевели в Забайкалье. Ну а я в 1998 году ушёл в МЧС. Сначала служил командиром отдельной роты спецзащиты во Владимирской области. А потом оказался в Нижегородсой области. Несколько лет командовал отдельным аварийно-спасательным отрядом в Золино. А сейчас учусь в Военно-инженерном университете.

 

Вячеслав КАЛМЫКОВ