ЛЕГЕНДА О БЕЛОЙ

№ 2006 / 22, 23.02.2015

Клянусь говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды… Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно, но в семи мирах, доступных человеку, бесконечна лишь его любовь, и будет забыто всё, и останется одна любовь, любовь человека – дарительница разума и счастья.
Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно… Я же живу так давно, что уже забыл, каким было небо в миг моего рождения. Слушайте же меня, столь мудрого, что ничтожная крупица моих знаний способна успокоить безмолвным сном страха перед разверзшейся бездной, слушайте, ибо я говорю правду, одну только правду, ничего, кроме правды.
В далёкие времена жил-был Рыцарь. Обыкновенный Рыцарь, как все рыцари. Охотился на диких зверей, защищал слабых, бился с чудовищами, ухаживал за дамами, дрался на турнирах, покупал за бешеные деньги коней-чистокровок.
Единственное, чем он отличался от всех остальных рыцарей, баронов, графов, герцогов и даже принцев, – тем, что крайне не любил бить сарацинов. О, нет! Ему приходилось это делать, всё же он был рыцарь, не какой-то негоциант. И, как всякий уважающий себя рыцарь, время от времени он включался в процесс битья неверных, делая это, как и положено, во славу господню и достаточно добросовестно. Особого рвения, однако, не проявлял, поэтому ходили упорные слухи, что Рыцарь – рыцарь со странностями.
Всё прощалось Рыцарю, ведь он был обладателем огромной и богатой души, и часто кавалькады весёлых всадников и всадниц с глазами сладкими, как сказания Иерусалима, охотились в буйных лесах его Щедрости или разыгрывали пасторали на зелёных лужайках его Сентиментальности. Любой был не прочь побродить в этих благодатных краях, но, увы, тяжела рыцарская доля – сезоны крестовых походов так долги, а перерывы между ними так коротки! Каждому, как известно, своё: крестьяне пашут, ткачи ткут, кузнецы куют, воры воруют, судьи наказывают, ну а рыцари воюют за веру.
И всё шло своим чередом, и не было бы никакой легенды, но вдруг появилась Дама.
Представьте, как это было необычно: кругом одни Джульетты, Эльвиры и Элеоноры, а тут – на тебе, Дама! Принц крови почти сразу предложил ей руку и сердце, на что она ответила: «Извините, я собираю только души, а душа принца у меня уже есть». Эта Дама была предерзкая особа!
Но она сказала правду, да и как могло быть иначе, если настоящая дама, уважая себя и помня о чести, находится в приличном обществе? Она может быть дерзкой, может быть жестокой, может быть коварной – в конце концов перечисление допустимых качеств надоедает. Воистину – как плохо ни думаешь о человеке, а он может оказаться ещё хуже! Поэтому дамам, в частности нашей Даме, позволяется всё. Всё, кроме одного – лживости. В сущности, безбоязненная честность является единственным отличительным признаком действительных дам.
Итак, она сказала правду. Дама собирала души, хотя отнюдь не относилась к дьявольскому корню. Коллекционирование душ являлось её хобби и придавало ей, как она считала, особый шарм. Души так и копошились, так и кишели вокруг её ног, летали у лица, причём более мелкие питались взглядами, а те что покрупнее – нагло срывали с губ Дамы прекрасные улыбки. И тут же пожирали их. Многие души уже сморщились и полиняли, но Даму это вовсе не заботило. Вполне понятно. Душа для сохранения своих специфических свойств и характерных черт должна находиться на месте, а не ползать у чьих-нибудь ног, пусть даже это будут ноги дамы. Кроме того, товарный вид наличествующих душ и не мог интересовать Даму – дама есть дама, она не продавщица в магазине «Кооператор».
Какой-то герцог познакомил Рыцаря и Даму. Он сказал: «Познакомьтесь, это – Дама, а это – Рыцарь». Но он мог бы обойтись и без этого, потому что не только подлецы чувствуют друг друга, но и многие аристократы тоже. Суть в том, что Дама перестала разбрасывать по сторонам свои восхитительные улыбки, а Рыцарь – шутки и смех, на которые он был большой мастер. Они взялись за руки и постояли так.
Долго ли это продолжалось – неизвестно, но настало время, и Рыцарь пригласил Даму к себе в Душу. Одну. Такое случилось впервые. Она отпустила руку Рыцаря и подумала: «Такой души нет в моей коллекции». И сказала: «Хорошо, как-нибудь я навещу вас».
Дама знала толк в сердечных делах, поэтому приехала сразу после дождя, трогательно вымокнув по дороге. Она приехала и сразу посмотрела по сторонам, ища Душу Рыцаря, и все остальные души, кружившие вокруг неё, сразу зароптали и забились. А Рыцарь спросил:
– Вы не сильно замёрзли?
– Я не боюсь дождя, – гордо ответила Дама и захлопала в ладоши – Ой, какой красивый лебедь!
Лебедь плавал по зеркальной глади озера Мудрости, и Рыцарь тут же подарил его Даме. Вполне вероятно, он поспешил, но рыцарь без страха и упрёка может поспешить только с нашей точки зрения, а на самом деле они всё делают именно тогда, когда это необходимо.
И дни полетели один за другим, лучшие дни их жизни, подобные лёгкому ароматному вину, пьянящему незаметно и сильно. Но ни Дама, ни Рыцарь даже не предполагали, что засыпать в сладком предвкушении завтрашнего дня – так много. Что делать, таков человек – пока у него не болит сердце, он не знает, что оно здорово, точно так, как не замечает своих здоровых глаз, рук, губ…
Дама… Она была виновата в том, что дни становились всё короче и короче. Её сердце боролось с её честолюбием, и это приводило к тому, что Рыцарь становился всё нужней и нужней Даме, и с каждым часом ей всё меньше и меньше хватало его слов, взглядов, голоса, улыбок. Конечно, Дама, всё время была озабочена тем, что высматривала душу Рыцаря, а каждый день он дарил ей целую кучу животных. Вечером Дама понимала, что душа ей не досталась – и обижалась, и злилась, и нервничала, вспоминая, помимо всего прочего, что день пропал, что вместо того, чтоб смотреть на Рыцаря, она, как дура, высматривала то какого-нибудь оленя, то ещё что-то.
И вот однажды во время прогулки вдоль реки Спокойствия высоко-высоко в небе Рыцарь увидел точку, ослепительно блеснувшую в лучах Солнца. Он так долго смотрел вверх, что Дама заметила это и спросила:
– В чём дело, мой друг?
– Птица. Никогда раньше я не видел её в своих владениях.
– Ах, это?– Дама негромко засмеялась. – Это моя Белая Птица.
– Ваша? – спросил Рыцарь и едва заметно нахмурился. Он не любил, когда кто-то появлялся в Душе без его разрешения.
– Да, это моя Птица. Во всяком случае, сколько я помню себя, она летает только надо мной. – Дама, казалось, гордится тем, что какая-то неизвестная птица летает над ней. – Я называю её просто Белой Птицей.
Рыцарь промолчал. Он видел, как день ото дня копится фиолетовая тень в глубине зрачков Дамы, и уже знал, что лето с его солнечными бликами, заснувшими на цветной гальке парковых аллей, на исходе.
И вот Дама проснулась. «Что я здесь делаю?»– спросила она себя и, встав с постели, подошла к окну. Внизу, во дворе, резвились и бегали все звери, подаренные Рыцарем. Но души Рыцаря среди них не было, и Даме стало обидно. Она пошла к Рыцарю, упражнявшемуся в сбивании звёзд с неба, и сказала:
– Друг мой, мне кажется, что пора уезжать!
Дама разгневалась. Рыцарь же был человек не глупее нас с вами, и то, что поняли мы, он чувствовал отлично. Поэтому он поклонился и ответил:
– Ваши решения для меня святы, сударыня.
Дама мило улыбнулась и, поднявшись в свои покои, разорвала по крайней мере дюжину шёлковых платьев. Но делать было нечего, как всегда бывает, когда сердце и разум в раздоре и на престол восходит его Величество Глупый Шаг. Человек не может поверить, что дела обстоят не совсем плохо, и вот, чтобы точно оценить обстановку, он делает глупость и, удостоверившись, что ему стало хуже, с удовлетворением говорит себе: «Итак, я был прав – мне было хорошо тогда!».
Подъехав к выходу из узкого и тёмного ущелья, бывшего единственной дорогой в Душу, Дама остановила коня.
– Друг мой, – сказала она, бросив бархатный взгляд на Рыцаря, – дальше тропа безопасна, и я поеду одна, провожать меня не стоит.
– Но… – начал было Рыцарь.
Однако Дама перебила его:
– Да-да. Не стоит! – Лицо её приняло несколько высокомерное выражение, а уж в таких делах Дама была очень, ну очень искусна. – Что могут подумать люди? Это во-первых. Во-вторых, мой личный эскорт никак не уступает в надёжности такой охране, как вы! – И Дама указала на кучку увядших душ, переминавшихся чуть поодаль.
Это было явное оскорбление. Рыцарь улыбнулся и сказал:
– Ну что ж. До свидания, Дама.
Он сказал только то, что сказал, да и делать больше ничего не оставалось. Но лучше бы он упал на камни ущелья Недоверия и умер! Увы, умереть он не мог, ибо был молод, падают же рыцари только тогда, когда умирают. Рыцарь сказал это и ждал ответных провальных слов Дамы. И он их дождался:
– Рыцарь! – Улыбка её неожиданно стала тонка и остра, как лезвие толедского стилета. – Посмотрите вверх. Вы видите мою Птицу. – И Дама засмеялась так, как умела смеяться только она – свободно и нежно, печально и сильно – так, как падает лепесток розы с благоуханного венца, так, как в ночи кричат заблудившиеся лебеди, так, как заря погибает в небе, чтоб пришёл новый день. – Это моя, только моя Птица. Она всегда парит надо мной. Посмотри же на неё и скажи мне «прощай» – больше ты никогда не увидишь её!

Прошли крестовые походы. Некоторые были удачны, другие не очень. Всё менялось, менялись люди, города и страны.
Рыцарь жил в своей Душе, Дама продолжала собирать свою коллекцию – это так прекрасно, когда есть что-то постоянное! Улыбки и смех Дамы оставались такими же сказочными, шутки Рыцаря – такими же весёлыми. Говорят лишь, что глаза Дамы стали глубже, а голос Рыцаря жёстче, но это всего лишь слухи. Чужая душа, до тех пор пока она не попала на булавку, покрыта мраком тайны, мы не можем знать ничего, а потому будем говорить только правду.
В полдень, когда тени коротки, а мгновения протяжны, Рыцарь увидел Белую Птицу. Она летела над бескрайним полем Ожидания, величаво расправив свои блистающие крылья, и небо было сине до слёз, и оно скользило и хрупко звенело на кромках её тугих перьев. Рыцарь помнил, что Птица летает лишь над Дамой, и мы не будем говорить, что сердце его забилось – мы этого не можем знать, – нет! Мы не будем. Рыцарь просто поехал навстречу.
– Здравствуй, – сказал он и улыбнулся.
– В последний раз я выразилась немного резковато, – ответила ему Дама и тоже улыбнулась. – Я приехала извиниться за свою грубость и надеюсь, что не сильно обидела вас.
– Что вы! – удивился Рыцарь, и они поехали рядом.
А в это время стоял май – душный от запахов сочных трав май. Птицы, уже свившие гнёзда, были ещё беззаботны, и их песнями были густо напоены вечера и лёгкие вечерние ветра, ласково обдувающие кожу. Свирепо цвели огромные, невиданные цветы, источавшие тонкие ароматы, кружившие голову, напоминавшие об Эдеме, на пыльные и горячие солончаки выползали ядовитые гады и нежили в солнечных лучах кольца своих влюблённых тел, и терпкая полынь серебрилась в их непрозрачно-тусклых глазах, и дни пролетали незаметно, захлёбываясь плотным светом солнца, стрекотанием насекомых, гулким полумраком лесов, короткими и бешеными ливнями, после которых от тучной земли клубами поднимался в небо тяжёлый дух плодородной и жирной почвы, не могущей исчерпать в себе жизни.
О чём думали Дама и Рыцарь зябкими до хруста утрами, когда едва взошедшее солнце начинает жечь лицо? Фиолетовый лёд в глазах Дамы растаял, голос Рыцаря стал гортанен, и нельзя знать того, что скрыто от нас, но я говорю: «Они думали друг о друге», ибо Дама любила Рыцаря, а Рыцарь любил Даму, и говорю это я – вечный и мудрый, говорящий одну только правду.
«Любоо-офь!» – посмеются те, чей куцый ум не идёт дальше слов «положено» и «не положено». Да! Им это чувство не может дать ничего, кроме изжоги, потому что оно и не посещает их. Ведь нельзя назвать любовью слюнявые переживания гладеньких молодых людей в промежутках между приёмами пищи, не опускающиеся ниже границ приличий и не поднимающиеся выше пределов дозволенного. Никто из них и не подозревает, что и свинью можно приучить носить одежду, есть за столом, считать и складывать, но она от этого не станет человеком.
Есть и другие – мнящие себя сильными, но всего лишь жестокие люди, не признающие любовь, хотя и знающие о её существовании и презирающие её как слабость…
Но я рассказываю о Рыцаре и Даме, отнюдь не о трусах, закрывающих глаза лицемерным и бессильным прищуром…
Время шло – плавно и мощно, и настал тот день, и Дама сорвала цветок и протянула его Рыцарю:
– Посмотри, он увял. – И лёгкая тень мелькнула на её прекрасном лице.
Они стояли на склоне, покрытом волнующимися на ветру травами, Белая Птица парила над ними, и облака быстро летели по гладкому небу, время от времени захлёстывая солнце рваными краями.
– Нас это не касается, – тихо сказал Рыцарь Даме, но слова его были невнятны, и Дама чувствовала это. Она грустно улыбалась Рыцарю, а он продолжал:
– Нас не касается это, потому что мы растворимся друг в друге, потонем в душах друг у друга, а церковники говорят, что души бессмертны.
Но Дама усмехнулась:
– Дорогой друг, душа бессмертна, но тело стареет. Мы вышли из реки Времени, но оно, время, в нас, и мы беспомощны…

Дама была права, как всегда. То, о чём она слабо догадывалась, ещё не выражалось словами и чувствами, но уже слегка царапало краешек её сердца, сгоняя с губ улыбку и заставляя сдвигать к переносице тонко выписанные брови. Жизнь такова, что люди, слабые духом, неизбежно приходят к её концу, по тяжёлой этой дороге теряя молодость, друзей, счастье. Сильные же умы не тратятся на мелкие трепыхания сущего и потому бессмертны. Избранные настолько неподвластны серому нашему бытию, что лишь собственные их души могут погубить таких людей, лишь собственные страсти надламывают стержневую основу их жизни, лишь они сами могут победить себя, проложить дорогу в царство теней. В каждом из них – своё мироздание и своё время, и распорядку внутреннего его шага подчинены они, только лишь сокрушающим толчкам собственного сердца… Дама и Рыцарь были именно такими людьми. Но лишь теперь она стала понимать, перед каким выбором поставил её Рыцарь. Она уже знала, что, ни секунды не задумываясь, он отдаст ей Душу, положит к её ногам, даже не спрашивая, что она сделает с ней. Смешно! Остатки её коллекции всё ещё вертелись вокруг, совсем недавно это так забавляло её – теперь же перед ней лежала бескрайняя Душа Рыцаря, и вся она могла принадлежать ей.
Любовь его была безмерна, она давила, рвала тонкие струны сердца, сжигала, и Дама постоянно чувствовала себя на краю пропасти, имя которой – Ничто. Лишь оно, великое и непонятное, не имеет пределов, первопричины и цели, лишь его можно сравнить с истинной любовью. Пусть те лжецы, что твердят о созидающей любви, и те негодяи, что бормочут о хаосе этого чувства, прислушаются к словам того, кто безмерно мудрее их! Любовь не добра и не зла, это не чувство, не страсть, не мысль, не дух… Нет ничего, что сравнимо с ней, лишь великое Ничто. Но если Любовь – способ существования для людей, в своём величии ушедших вверх, то Ничто ждёт всех нас внизу.
И Дама уехала. Она уехала ночью, тайком от Рыцаря, и спустилась по ущелью на равнины, на низменные равнины, где кавалькады весёлых всадников устраивали турниры для своих благородных спутниц, где вовсю шла соколиная охота, где крестьяне пахали, ткачи ткали, кузнецы ковали, воры воровали, судьи наказывали, ну а рыцари воевали за веру.
Рыцарь проснулся утром – внезапно и больно, словно его толкнули. Он, досадуя на себя, встал, хотя ещё не светало, и вышел во двор замка. Копошились и ссорились звери, шумели деревья в замковом парке, где-то вдали ревел, задрав хобот, мамонт Тревоги. Что-то мешало Рыцарю, какая-то мелочь, ускользавшая от сознания. Он посмотрел на окна Дамы, они были темны, и Рыцарь, вздохнув, повернулся, чтоб идти обратно в замок, но тут понял, что беспокоит его. На шпиле большого донжона замка не сидела Белая Птица. Страшная догадка мелькнула у него в голове, и он бросился к конюшням. Скакуна Дамы не было.
Как гнал коня Рыцарь! Стебли трав под копытами обрывали свои песни, с шипением тянулись вслед умчавшемуся всаднику, перепёлки испуганно вспархивали с гнёзд и слепо метались в светлеющем небе, крадущиеся от рек туманы настороженно замирали у самой земли, прислушиваясь к бешеному бегу, мерцали звёзды, задыхались ветра. Как гнал коня Рыцарь!.. Однако, видимо, знание сильнее желаний… Дамой был сделан выбор. Рыцарь понял это, и вход в ущелье Недоверия – единственную дорогу в Душу – был отрезан огромной трещиной. Там, за ней, за отрогами гор, за гранитными плитами скал, остро поблескивало в лучах зари оперение Белой Птицы, и Рыцарь знал, он привык, что Птица парит над Дамой.

Вечером этого же дня Белая Птица вернулась к Рыцарю. Одна. Без Дамы. Впрочем, Рыцарю это было безразлично, во всяком случае теперь. Он не прощал двух вещей: мужчинам – глупости, а женщинам – трусости. По крайней мере, пытался себя в этом уверить. Да и крестовые походы не могли откладываться из-за его личных неурядиц, он и так пропустил несколько сезонов, а всё же не уходил из Души. Что трещина! При теперешнем обилии свободного времени навести мост не составляло труда. Рыцарь медлил. Кого он ждал в Душе – в этом он не признавался даже самому себе, но ведь это не тайна! Сутками лежал он навзничь на земле, глядя на кружившую в небе Птицу и вспоминая Даму. Её голос и смех были слишком живы и слишком отчётливо звучали в нём, чтоб он мог себе позволить заглушить их стуком топора или визгом пилы. К тому же всё в Душе было связано с Дамой, как он мог рубить деревья, в тени которых она гуляла? С другой стороны, позволительно ли ему считаться рыцарем, имеет ли на это право человек, позволивший любимой женщине испугаться? Чего – не важно. Бога, дьявола, жизни, смерти – не важно, но раз он был рядом, а она испугалась – какой же он рыцарь?
Так проходили долгие дни, а Рыцарь бездействовал. Погода в Душе между тем портилась. В трещину уходили почти все реки, влага исчезла, и пустыня Одиночества вместе со степями Тоски быстро поглощала всё новые и новые земли. И вот – не первый раз, но всё уже было когда-то, всё – Рыцарь просыпал песок меж пальцев и огляделся вокруг.
Замок разрушился, реки высохли, парк исчез, исчезли леса и луга. Рыцарь сидел один посреди безбрежных песков, и Белая Птица кружила в небе над ним, сверкая оперением в палящих лучах безжалостного светила. Душа умирала, и ничто не могло её спасти. Это так банально!
Часы, и дни, и вся жизнь Рыцаря потекли теперь спокойно и размеренно. Конь его пал, и Рыцарь, проснувшись утром, вставал и, не торопясь, шёл. Шёл просто так, никуда, время от времени посматривая на кружившую в жарком небе Птицу, удивляясь её непонятной к нему привязанности и ожидая вечера, когда можно, наконец, будет лечь на песок и закрыть глава. Ночью на его меч оседала роса, утром он выпивал горсть воды и продолжал путь.
Найти границу своей Души, её предел… Это не приходило ему в голову, но, возможно, принесло бы ему облегчение, и инстинкт вёл его вперёд. И Рыцарь шёл, и шли дни, и пришло то утро, когда Белая Птица спустилась к нему, чтобы отогреть его, замерзающего среди холодных песков, лениво переползающих шипучей позёмкой. И с этого рассвета Белая Птица начала приносить ему еду и питьё, и по ночам накрывала его своими большими крыльями, и Рыцарь улыбался во сне. Так продолжалось долго.
В один из дней – таких же, как все остальные, сирых и убогих дней – Рыцарь шёл по мёрзлому такыру, опустив голову и скользя взглядом по паутине трещин у себя под ногами. На дальних барханах выл ветер, небо было серо и холодно. Внезапно раздался пронзительный клёкот Белой Птицы. Он поднял голову… Перед ним стояла Дама.
«Как же трещина?» – спросят дотошные радетели и искатели точных деталей, полно, разве кто-то уже выяснил, каким образом любимая женщина входит в душу? Некоторые вползают, некоторые влетают. Гурманы слова употребляют выражения типа «врываются», но всё это второстепенные нюансы – так считаю я, чего вполне достаточно, чтоб принять это за истину.
– Я так долго искала тебя, – пожаловалась Дама. – Здесь всё так изменилось, так… – Она попыталась найти нужное слово, но не смогла и улыбнулась.
– А ты не меняешься. Всё такая же, – ответил Рыцарь и тоже улыбнулся. – Зачем ты искала меня?
Дама подумала, что раньше Рыцарь ни о чём её не спрашивал, и внимательно посмотрела ему в лицо.
– Разве ты не рад мне?
Да, она не менялась, оставаясь по-прежнему дерзкой и прекрасной. Рыцарь смотрел ей прямо в глаза. Конечно, трудно простить, если тебе дали понять, что не считают тебя рыцарем без страха и упрёка. Ни один рыцарь не простит даме, ни одной даме то, что он позволил ей усомниться в нём.
– И ты не рад мне? – повторила Дама.
– Я ждал тебя.
– Ждал? – обрадовалась Дама, но Рыцарь коротким жестом руки остановил её:
– Ждал, чтоб сказать, что это всё. – Он непонятно улыбался Даме, и голос его был нежен.
– Что – всё? – не поняла Дама, чувствуя, как сжалось её сердце.
– У меня нет ничего, что я мог бы дать тебе. – Он нагнулся и, зачерпнув рукою песок, протянул его Даме. – Только песок.
Выл ветер на дальних барханах, и под ногами шипела позёмка. Долгое мгновение они стояли неподвижно, потом Рыцарь ссыпал песок с ладони.
– Я ухожу. Прощай. – И он повернулся, чтобы идти, но Дама схватила его за руку:
– Постой! – Она не хотела, нет, она не хотела, чтобы Рыцарь ушёл. Что вы, какая дама захочет этого!
– Прости меня, – сказал Рыцарь и осторожно высвободился. – Я пойду.
Он повернулся и зашагал к гребню бархана, и Белая Птица тоже сдвинула свои плавные круги на низком небе.
– Постой! – закричала Дама и горько заплакала. – Я теперь заблужусь! Я умру здесь!
Он остановился и медленно обернулся:
– Неправда. Тебя нет в моей Душе, и как только ты захочешь, ты исчезнешь отсюда.
– А птица? Ты отнял мою Птицу, – всхлипнула она.
Рыцарь улыбнулся и посмотрел в небо. Там плавными кругами летала Белая Птица, и сквозь невесть откуда взявшиеся разрывы в тяжёлых тучах солнце играло на её чистых крыльях. Рыцарь взял свой меч и снова улыбнулся Даме.
Он был хороший воин и поэтому не промахивался. Белая Птица с коротким предсмертным криком рухнула к ногам потрясённой Дамы, и в белоснежной груди её торчал меч Рыцаря – знаменитый меч Улыбка Смерти.
– Я вернул тебе твою Птицу. – Он повернулся и ушёл бить неверных.
…Так заканчивается легенда о Белой Птице. Грустно, но, сознайтесь – красиво. Это, согласитесь, не «Жили они долго и счастливо, и она нарожала ему кучу детей!». Дама никого не рожала, а просто исчезла, во всяком случае, я больше ничего о ней не слышал.
Ну а Рыцарь… Что ж, Рыцарь до сих пор бьёт сарацинов, и одно его имя наводит ужас на неверных.
Острия вражеских мечей и копья мавров – лучших в мире метателей – не могут причинить ему вреда. Он непобедим и неуязвим. Говорят – я ничего такого не видел – говорят, что в самые жаркие минуты сражений, когда земля раскисает от пролитой крови и за тучами стрел не видно солнца, с небес опускается огромная Белая Птица и закрывает Рыцаря своими крыльями.
Скептики заволнуются: «Он же убил её собственными руками!» – И так далее и тому подобное. Но надо слушать меня, и я говорю; «Да. Это правда». Я говорю правду, одну только правду, ничего, кроме правды… Белая Птица была не что иное как птица Счастья – Феникс. Феникс же бессмертен. Некоторые люди почему-то считают, что Феникс – синий… Пусть так. Значит, это был Феникс-альбинос.

Кангаур – балкарский поэт, прозаик, литературовед. Настоящие имя и фамилия Тахир Толгуров. Родился в 1964 году. Живёт и работает в Нальчике. Женат, два сына. Член Союза писателей Российской Федерации. Пишет на русском языке.КАНГАУР