МАЯКОВСКИЙ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

№ 2016 / 36, 20.10.2016

Под таким, давно ставшим традиционным заглавием вышел сборник, по счёту уже третий, научных исследований и публикаций архивных материалов о «лучшем и талантливейшем поэте советской эпохи». Начало этому изданию было положено ещё в 1940 году, когда библиотекой-музеем В.В. Маяковского были подготовлены и частично изданы два сборника (один из них вышел в Ленинграде) с таким же названием. Одновременно была открыта выставка, приуроченная к 10-летней годовщине со дня смерти поэта. Тогда же был озвучен и опубликован доклад А.А. Фадеева о Маяковском. Но эта серия была возобновлена лишь в 2000-х (нулевых, как теперь принято говорить) годах, и вот теперь перед нами – выпуск № 3, подготовленный и изданный учёными ИМЛИ совместно с сотрудниками Государственного музея В.В. Маяковского.

В этом издании, в представленных в нём работах отечественных и зарубежных учёных подвергается анализу весьма широкий круг проблем, связанных с творчеством и биографией Маяковского, его окружением, связями, эпохой 1910-х – 1920-х, одной из самых интересных в истории отечественной литературы и искусства, когда, в частности, происходил расцвет русского авангарда. Одной из ярчайших и очень характерных фигур того времени был Владимир Маяковский.

Так, в статье М. Бузаш «Явление экспрессионистской драмы: трагедия «Владимир Маяковский» анализируется трагедия «Владимир Маяковский», написанная молодым поэтом-футуристом в 1913 году и 2 и 4 декабря того же года поставленная в петербургском театре «Луна-парк». Маяковский был режиссёром спектакля и исполнителем главной роли. Это произведение раннего Маяковского рассматривается автором с точки зрения несвойственной в целом русской литературе поэтики экспрессионизма и показывается её определённая близость к драматургии Л.Андреева, где, по выражению К.И. Чуковского из статьи «Русское детство», «те же бум-бум», те же вздутья, распухшие образы – крики, взвизги, симуляция безумия, а в основе такое же старательное нанизывание иллюзионистских образов, к коим нас приучили хотя бы Сергеев-Ценский или даже Осип Дымов».

Многое в этом раннем произведении Маяковского идёт, как показывает автор, и от теории монодрамы Н.Н. Евреинова, ибо в трагедии Маяковского – поэт один и «одинок, как единственный глаз / у идущего к слепым человека». Человеческие чувства, и сам человек показывается Маяковским в предельно предметной, овеществлённой форме, и его «физиологизм» противостоит психологизму русской литературы XIX века, а его эмпиризм является нигилистическим отрицанием отвлечённого духовного символизма» (сс. 18, 19).

Некоторым малоизученным аспектам творчества, деклараций и публичных выступлений Маяковского 1910-х годов посвящены статьи В.Н. Терёхиной «Футуристический велосипед: от изобретения до осмеяния», В.Н. Дядичека «Маяковский в первом журнале футуристов: текстологические загадки», где был опубликован стихотворный цикл Маяковского «Ещё я», состоящий из двух стихотворений «Улица провалилась, как нос сифилитика…» и «Утро Петербурга». Исследователь подчёркивает, что именно в это время состоялось знакомство Маяковского с Б.Пастернаком, входившим в группу «Центрифуга» и началось их сотрудничество и «трудная дружба» (с. 51).

В статье Г.А. Маляевой «О неизвестном источнике образной структуры поэмы Маяковского «Про это» по-новому интерпретируется образ медведя в данном произведении, в которого превращается лирический герой поэмы, во многом в соответствии с традиционными фольклорными образами, но очень оригинально переосмысленными. Сбрасывание же медвежьей шкуры в «Про это» происходит посредством очищения «истинной вселенской любовью».

Литературным же источником «медвежьего» образа в поэме «Про это» исследователь довольно остроумно и убедительно считает медведя из стихотворения И.В. Гёте «Зверинец Лили», и отсюда происходит, таким образом, отсылка к реальной Л.Ю. Брик, чей салон в 1920-х годах, по мнению исследовательницы, очень напоминал гётевский зверинец.

Л.Ф. Кацис в интересной статье «Опыт комментирование окказиональных советизмов Владимира Маяковского» устанавливает, что библейские образы реминисценции у Маяковского, например, сахарный барашек (в одном из плакатов «Окон РОСТА») связан с такими обыденными вещами, как сахар-рафинад, песок, Сахпрод. А рассматривая с данной точки зрения пьесу Маяковского «Баня» (1930), в образах которой представлены, помимо прочего, многие политические деятели эпохи, а также художники, такие, как Юрий Анненков, Казимир Малевич, отчасти И.И. Бродский (Исак Бельведонский). Но главный герой – главначпупс Победоносиков, стремящийся всё «согласовывать и увязывать», имеет прямую отсылку, по мнению Л.Ф. Кациса, к самой ходовой газетной фразеологии тех лет – «единство идеологии», «единое руководство», «форма внешнего партурегулирования и согласования операции» и т.д. Всё это и оказалось «целостным портретом Маяковского, хотя и на очень специфическом уровне его поэтического мира» (с. 162).

В других статьях сборника исследуется, быть может, и не столь уж новая проблема словотворчества Маяковского (статьи В.В. Никульцевой «Неолексикон Владимира Маяковского и поэтов его эпохи в сопоставительном аспекте: проблема идентичных неологизмов», О.Г. Абрамовой «Словотворчество Владимира Маяковского в переводе на шведский язык (на примере поэмы «Облако в штанах»), а также во многом примыкающая по тематике к названным статья Н.В. Королёвой «Звучащий стих Маяковского: проблема авторского и актёрского прочтения стихотворного текста».

Пристальное внимание исследователей привлекает также тема связей Маяковского с европейским киноавангардом 1920-х годов, поставангардом и т.д.

Кроме того, в некоторых работах сборника исследуются различные аспекты биографии Маяковского, его связей с различными современниками, в том числе и некоторые малоизвестные моменты его личной жизни. К таковым относится преимущественно статья «Артистка-футуристка» (Софья Шамардина: 1913–1917 годы) по материалам архива А.В. Руманова, А.Фарсетти «Иван Аксёнов о Владимире Маяковском: к истории литературного быта», «Судьба переводов Л.Ю. Брик» – в последней, наряду с прочим, анализируется ситуация, сложившаяся вокруг вышедшего в 1958 году тома «Литературного наследства» «Новое о Маяковском», где были опубликованы письма поэта к Л.Ю. Брик «с нескромными предисловиями к ним», принадлежавшими Л.Ю. Брик, что повлекло за собой полную и абсолютную обструкцию этого солидного издания, якобы разрушающего и оскверняющего образ поэта, на самых верхах советской официозной науки, но главным образом в постановлении ЦК КПСС «О книге «Новое о Маяковском». Переводы Л.Ю. Брик, конечно, после этого не печатали.

Очень информативны и содержательны публикации А.П. Зименкова «Часто обрывались полицией на полуслове…», «Провинциальные газеты о турне кубофутуристов по России» и Б.Янгфельдта «Последние дни Владимира Маяковского» (Из воспоминаний Л.А. Гринкурга, который не был ни литератором, ни деятелем искусств. – А.Р.).

В книге присутствуют также и разыскания музейных работников об автографах Маяковского на его собственных фотографиях, о коллекции С.М. Городецкого в фондах Государственного музея В.В. Маяковского, а также публикации и заметки по истории музея Маяковского – И.В. Голоднюк «Живу в доме Стахеева!» (К истории дома 3/6 по Лубянскому проезду, А.В. Валюженича – «Это выглядело так», очень любопытные, живые и остроумные воспоминания В.В. Радзишевского, озаглавленные «Библиотека-музей Маяковского в лицах и толках»).

Заключают книгу некрологическо-поминальные статьи об ушедших уже маяковсковедах, чей вклад в науку о Маяковском очень весом и значителен – о В.А. Зайцеве, известном исследователе Маяковского и В.Хлебникова Р.В. Дуганове, А.А. Козловском, С.Ф. Старкиной.

Однако в связи со всем сказанным возникает далеко не праздный и не риторический вопрос: чего же всё-таки больше нового в работах рассмотренного сборника о Маяковском – чисто научных концепций или же публикаций архивных материалов? Нам представляется, что исследователям и составителям удалось соблюсти некий баланс между первым и вторым, поэтому одно здесь не перевешивает, по крайней мере заметно, другого. Но вместе с тем обращает на себя внимание «мелкотемье» некоторых статей и разысканий, слишком уж частные их сюжеты, но, скорее всего, это присуще в той или иной мере, наверное, любому учёному литературоведческому изданию, особенно, если это сборник. Маяковский, кажется, изучен вдоль и поперёк. Но и в этой области, как видим, остаётся немало тёмных и непрояснённых моментов, выяснением которых и занимается большая когорта маяковсковедов. Остаётся только пожелать им дальнейших успехов в их благородном деле, без стойкой любви к которому, по-видимому, невозможно это делать. Желаем им благоприятного завершения издания Полного академического собрания сочинений Маяковского и верим в то, что Маяковский, конечно же, всегда «продолжается».

 

Александр РУДНЕВ

г. КОЛОМНА,

Московская обл.