ЭМИР КУСТУРИЦА: ОТ АБСУРДА К СИМВОЛУ (По следам кинопремьер)

№ 2017 / 3, 26.01.2017

Новый фильм большого друга России и русской культуры серба боснийского происхождения Эмира Кустурицы сам по себе оставляет довольно яркое впечатление – визуальное и эмоциональное. Здесь есть, над чем и похохотать, и всплакнуть, есть чему удивиться и ужаснуться. Так что зритель (я по крайней мере) вполне себе приходит в состояние, близкое к пресловутому катарсису. Фирменный кустурицевский трагикомедийный фарс с задорной балканской музыкой (надо сказать, отнюдь не близкая мне эстетика) здесь не надоедает и не переполняет общую картину абсурдом, благодаря довольно внятной на этот раз сюжетной линии и, главное, очень ощутимому в этом фильме нравственному стержню и библейским подтекстам.

 14 15 Kusturica

Вообще, приятно само по себе появление авторского кино такого уровня на широких экранах нашей страны. Среди конвейера блокбастеров – живое, незаштампованное построение кадра, художественно продуманные мизансцены, неожиданные образы – как глоток чистого воздуха. Это не считая того, что в данном случае, кажется, впервые Эмир Кустурица сам играет главную роль в собственном фильме, а это ведь страшно обаятельный и харизматичный сербский человек-медведь. Не преминул Эмир и передать трогательный привет России: главная героиня, роль которой исполнила знаменитая Моника Белуччи, по сценарию очень любит и постоянно проливает слёзы над советским киношедевром «Летят журавли». Конечно, дело не только в «привете». В фильме «По млечному пути», в общем, имеет место та же вечная тема, что и в прославленной драме Михаила Калатозова – любовь во время войны с оглядкой на природу (там – журавли, берёзки, у Кустурицы – …очень много всего).

Заметим, что в мифологии славянских народов Млечный Путь представлялся дорогой, по которой души умерших поднимаются на небо – в каком-то смысле путь к Богу. Мне лично кажется, что это имеет самое непосредственное отношение к фильму Кустурицы. Вообще, новый фильм сербского режиссёра густо наполнен символами, и без должного внимания к ним, на мой взгляд, невозможно не только оценить эту картину по достоинству, но хотя бы адекватно её воспринять.

Помимо упомянутой мифологической параллели, есть простая, самая поверхностная мотивировка названия «По млечному пути». Главный герой, человек с трагической судьбой по имени Коста, в которого Кустурица, как режиссёр, сценарист и актёр в одном лице (то есть полноценный автор), вложил очень много личного, – чудаковатый и добродушный молочник, приятель чуть ли не всех зверей (ездит верхом на осле в сопровождении верного друга-сокола, сидящего у него на плече), перевозит молоко из деревни на передовую прямо под пулями (дело происходит в Герцеговине во время югославской войны), прикрываясь одним зонтиком.

Вторая мотивировка названия: молоко как символ любви и мира, а значит млечный (молочный) путь в данном случае – это путь любви. Действительно, основа сюжета – история поздней глубокой любви немолодых мужчины и женщины. Но не только. В фильме вполне просматривается и тема любви как божественного проявления в высоком христианском смысле.

Первая линия отчётливо символизирована в одной из ключевых сцен, где героиня Моники Белуччи (воплощающая в себе женскую красоту, неподвластную времени) догоняет сбежавшего от смущения Косту («Все вы такие мужчины!» «Я не такой!»), чтобы передать тому забытый бидон с молоком. На устах у женщины ни тени раздражения, а только добрая, какая-то вечноженственная улыбка; из бидона на ходу расплёскивается и стекает только что надоенное парное молоко – и это начало любви двух главных героев.

Вторая линия может быть усмотрена в следующей сцене. Коста, навьюченный молоком, попадает под обстрел. Из продырявленных бидонов на землю вытекает белая жидкость. Перед героем предстаёт поразившая его картина: к лужице молока подползает огромная (надо думать, ядовитая) змея и начинает его лакать. Потом уже Коста станет специально отливать на землю молоко в том же месте, и каждый раз с детским любопытством наблюдать, как это, столь пугающее людей пресмыкающееся (символ мудрости и мирового зла), пьёт молоко.

О коварной роли змея-искусителя в известном библейском сюжете речь идёт в самом фильме: дескать, «лоханулся» змей, и сам вместе с людьми был низвергнут на полную трудов и страданий грешную землю.

Как известно, один из символов победы добра над злом – орёл (или сокол, в данном случае), несущий в когтях змею. И он присутствует в новом фильме Кустурицы. В самом начале. Сокол летает над линией фронта, наблюдает за боевыми действиями. В какой-то момент хватает змею и летит навстречу боевому вертолёту, только что посеявшему своим воздушым обстрелом кровь и панику в войсках по обе стороны фронта. И вот сокол со змеёй врезается прямо в ветровое стекло вертолёта. В этот момент просыпается герой (это первая сцена, в которой появляется Коста) – это был сон. Его любимый сокол сидит на подоконнике. «Друг мой, ты только что мне приснился!..».

Сон весьма символичен. Исконный, естественный символ победы добра над злом – сокол со змеёй в когтях – гибельно сталкивается с человеческим, точнее псевдочеловеческим (машинным) вариантом борьбы якобы добра якобы со злом (вертолёт, поднявшийся в небо, чтобы вершить земные судьбы, здесь вполне можно ассоциировать с Вавилонской башней, которую люди выстраивали до неба вопреки Божественной воле).

Но это был сон. А вот наяву (по сюжету фильма) сокол на змею, вскормленную молоком Косты, нападать не стал. Чем не символ Миро-Любия? Впрочем, с этим моментом в фильме не всё так просто. Когда в деревню, как всадники апокалипсиса, десантируются британские спецназовцы (посланные злодеем-генералом, бывшим мужем главной героини), чтобы всех и вся уничтожить, на Косту нападает та самая змея, опутывает ему ноги и угрожающе шипит. В этот момент я, сидящий в зрительном зале, хлопаю себя по лбу, и заранее знаю, что будет дальше. Потому что это сюжет из стихотворения Юрия Кузнецова «Афганская змея». Змея, выхоженная перед этим (вскормленная молоком), теперь уже спасает своего друга-человека, задерживая его в тот момент, когда всех остальных (среди которых должен был быть и её кормилец) убивают. Сам Кустурица признавался в интервью, что сюжет со змеёй – один из трёх реальных случаев, использованных в фильме «По млечному пути», и что сюжет этот именно афганский. (Другой реальный случай – иностранная шпионка, скрывавшаяся в Сербии, – прототип героини Моники Белуччи.) Но здесь любопытно ещё то, что всю эту сцену с нападением змеи на Косту со стороны наблюдал его друг-сокол, в общем-то вполне себе охотник на змей, но в данном случае помогать своему хозяину не стал (хотя позже в аналогичной сцене борьбы Косты со спецназовцем уверенно выклевал врагу хозяина глаз). То есть птица как бы знала, что змея действует во благо. Откуда? Насколько я понял, звери и природа в целом выступают в художественном мире Кустурицы проводниками божественного промысла. Немаловажно и то, что родная природа помогает героям выжить в борьбе с чужеземцами (это хорошо показано в сцене с пчёлами: герои спрятались в дупле под улеем, и когда к ним тянулись руки убийц, их (чужаков) покусали).

А параллели с образами из поэзии Юрия Кузнецова мне в дальнейшем стали мерещиться в фильме не раз. Вот белая бабочка – символ души и связи с потусторонним миром («Бабочка») – уводит спецназовцев-убийц подальше от героев. Вот герои, прячась от преследователей, ныряют под воду и дышат сквозь тростинку (так у Кузнецова в «Прологе» русские воины спасались от монголов).

Сам Эмир Кустурица высказался в одном из интервью, что, может быть, останется в истории кино одним единственным кинообразом, которым открывается фильм «По млечному пути» и в котором в сжатом, символическом виде, заложена его идея. В начале фильма появляется крупным планом сокол, смотрящий по сторонам, линия фронта с высоты птичьего полёта, а потом картинка из традиционной сельской жизни Сербии: в ванную наливается кровь, в этой крови тут же начинают купаться гуси, к намокшим пернатым летят мухи, которых гуси тут же налету поедают, все эти запахи возбуждают свиней, которые в свою очередь начинают усиленно кормиться всем подряд… Как пояснил Кустурица, в этот момент свиней очень удобно резать, потому что, увлечённые, они не чувствуют страха. И всё это символизирует традиционное представление о жизни, зарождающейся прямо из земли, крови и праха. И, с другой стороны, жестокое мироустройство в том числе и человеческого общества, от удручающих тенденций которого, надо думать, может освободить только братство во Христе.

Ещё одна образная находка режиссёра – курица, с кудахтаньем прыгающая перед зеркалом, снося при этом яйца. Что это символизирует, пусть догадываются зрители. Но смешно до колик.

Нельзя не упомянуть и о некоторых важнейших библейских символах и параллелях. Во-первых, два главных героя – мужчина (Коста) и женщина (у неё даже нет имени) – это своего рода вечный образ перволюдей – Адама и Евы (по признанию самих актёров). Кстати, символом размыкания линейного исторического времени в фильме можно считать сошедшие с ума огромные старые часы (если это не символ, то тогда – апогей абсурда), которые то стрелку выкинут, воткнув в соседнее дерево, то цепями с шестерёнками кого-то ранят – словно хроновоплощение безумного и кровавого XX века, из которого герои убегают в мифологическое, библейское время.

А завершается фильм уже явным новозаветным символом церкви Христовой: в эпилоге Коста, принявший монашество, таскает тяжеленные камни на место гибели любимой в надежде на скорую встречу с ней на небесах. Перед взглядом зрителя открывается грандиозная панорама выложенного белыми булыжниками поля…

Вот как много пришлось понаписать, лишь слегка коснувшись собственно событийной канвы фильма. Но, я думаю, вдумчивый читатель уже догадался, что даже если знать заранее весь сюжет, на этот фильм сходить всё-таки стоит (а, может, и не раз) – ради чего-то иного, неуловимого, что обязательно присутствует в действительно художественной кинокартине. И я, повторюсь, не будучи поклонником разухабистой балканской эстетики Эмира Кустурицы, считаю, что новый его фильм – серьёзное событие в кинематографе. Хочется сказать, что за последнее десятилетие на широких экранах шли всего-то два фильма, которые я впоследствии много раз пересматривал и которые стали событием моей внутренней жизни – «Гран Торино» Клинта Иствуда и «Мы купили зоопарк» Кэмерона Кроу (может, напишу как-нибудь о них отдельно). Но на оба я не попал в своё время в кинотеатр, о чём жалею. Рад, что нынче не пропустил картину «По млечному пути».

 

Евгений БОГАЧКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *