ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ И ПРОВИДЕНЦИАЛЬНЫЙ БАХТИН

№ 2017 / 5, 10.02.2017

Год назад в Саранске на базе Национального исследовательского Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарёва прошли Бахтинские чтения, посвящённые 120-летию со дня рождения всемирно известного учёного. За день до конференции был открыт памятник М.М. Бахтину, созданный саранским скульптором Н.М. Филатовым, автором памятников патриарху Никону, флотоводцу Ф.Ф. Ушакову, А.С. Пушкину, С.Д. Эрьзе и другим выдающимся деятелям русской культуры. Ещё одним значимым эпизодом научных чтений стало открытие в Мордовском университете Бахтинского центра, представляющего собой трёхчастную экспозицию: кабинет учёного с подлинными предметами и книгами, стендовую информацию о его жизни и творчестве, аналитический отдел по изучению исследований мыслителя. Принадлежащие М.М. Бахтину личные вещи, книги были переданы несколько лет тому назад в дар Саранску московскими правопреемниками наследия учёного.

8 9 Bakhtin Mikhail Mikhaylovich 

Имя М.М. Бахтина – своеобразный бренд Мордовского университета, поскольку мировой гуманитарной общественности Саранск известен как город, приютивший опального философа и филолога. Вокруг этой темы (Бахтин и Мордовия) сложился целый культурологический миф, подпитываемый опубликованной перепиской и воспоминаниями учёного; мемуарами лиц из его университетского (коллеги, аспиранты, студенты) и бытового окружения; свидетельствами московских, ленинградских, тартуских и других его иногородних знакомых; многообразными бахтиноведческими исследованиями; наконец, яркими лирическими текстами, интерпретирующими античный мотив пребывания суверенного творческого человека «в глухой провинции», где «и от Цезаря далеко, и от вьюги»…

Безусловно, ведущий вуз Мордовии, в прошлом Мордовский педагогический институт им. А.И. Полежаева, многим обязан Бахтину как учёному, педагогу и администратору – заведующему кафедрой всеобщей, а затем русской и зарубежной литературы. Неслучайно, что дань уважения к этому внешне скромному, но духовно яркому человеку, проработавшему в стенах местного университета около четверти столетия, вылилась в разнообразные знаки внимания к его личности в провинциальном городе: международные «бахтинские» конференции, межвузовские сборники, посвящённые учёному и его наследию, библиографические указатели, книги и статьи о нём, изданные лекции Бахтина, благодарные воспоминания учеников, памятные знаки в городских местах, связанных с его жизнью и деятельностью, музейные экспозиции, посвящённые ему.

Вместе с тем, есть и другая сторона обозначенной проблемы, её «обратная перспектива»: чем обязан сам Бахтин Мордовскому университету, был ли Саранск лишь нелепым продолжением его кустанайской ссылки, отчасти вынужденным местом пребывания после поражения в правах и попыток подыскать себе достойную нишу на преподавательской или научной стезе…

Необходимо отметить, что судьба была сурова не только к учёному, но и к его семье, «бахтинскому кругу», формировавшемуся в Невеле, Витебске и Ленинграде, а также к его современникам вообще. Имущественные, нравственные и физические утраты этого «потерянного поколения» не поддаются грубому арифметическому исчислению. Достаточно вспомнить, что брат Бахтина, филолог-античник и поэт Н.М. Бахтин (1894–1950), оказался с 1918 г. в эмиграции с клеймом «белогвардейца», их мать и две сестры умерли от голода в условиях ленинградской блокады, друзья учёного (К.К. Вагинов, В.Н. Волошинов, М.И. Каган, В.З. Ругевич, П.Н. Медведев, Б.М. Зубакин, Л.В. Пумпянский) один за другим ушли из жизни ещё ранее, вследствие внимания к ним репрессивных органов или болезней, порождённых неустроенным бытом, идеологической нервозностью и общим социальным неблагополучием. Сам Бахтин, как представитель «эксплуататорских классов», осуждённый в 1929 году по делу о философско-религиозном обществе «Воскресение», а в 1938 году. потерявший из-за полиомиелита и сопутствующих заболеваний ампутированную кимрскими врачами ногу (высказывалось соображение, что операцию проводил дальний родственник Лермонтова хирург В.П. Арсеньев), чудом уцелел в условиях тотальной «гражданской войны», продолжавшейся три десятилетия… В парадоксальном смысле ему ещё повезло, что он был выслан из Ленинграда в годы, когда репрессивная машина только набирала обороты; что в 1937 году успел «сбежать» из Саранска, когда репрессии в Мордовии коснулись, например, даже расстрелянного директора местного пединститута А.Ф. Антонова, принявшего на работу «известного ему участника антисоветской организации Бахтина»; что в начале Великой Отечественной войны не попал в окружение, учительствуя, в частности как преподаватель немецкого языка, в Калининской области; что не оказался в Ленинграде в послевоенные годы, когда там усилилась идеологическая проработка научных и педагогических кадров, психологически травмировавшая и преждевременно сведшая в могилу многих выдающихся филологов.

После окончания войны Бахтин, выбирая оптимальную стратегию выживания, возвращается в Саранск, где у него появляется возможность снова читать лекции в вузовской среде, общаться с коллегами по филологическим и смежным специальностям, обрести опыт руководства кафедрой, стать одним из методологических лидеров факультетского коллектива, иметь достойную по тем временам зарплату, скромную, но всё-таки собственную квартиру в институтском доме, а с 1959 года двухкомнатную квартиру в престижном доме в самом центре города. При этом Саранск не был слишком отдалён от Москвы и Ленинграда, где жили немногие из оставшихся друзей учёного.

За годы работы в Мордовии Бахтин читал лекции по литературоведческим курсам («Введение в литературоведение», «История античной и западноевропейской литературы», «Теория литературы», «Методика преподавания литературы в средней школе»), участвовал в культурной жизни Саранска, воспитал сотни учеников, подготовил к печати свои знаменитые книги; здесь он в полной мере реализовался как преподаватель высшей школы, мудрый и доброжелательный администратор… Для него, как истинного учёного, прежде всего была важна возможность размеренного, систематического труда и относительная удовлетворённость в плане педагогической востребованности. И то, и другое – письменный стол, лекторская кафедра, налаженный быт – Бахтин получил в Саранске. «Хронотоп» небольшого, компактно расположенного города позволял не тратить драгоценные часы на утомительные, длительные перемещения в пространстве и времени, если представить себе, что Бахтин смог бы трудоустроиться в той же Москве… Недостающие для работы книги присылали и привозили друзья, знакомые; в институтской (университетской) библиотеке были многие необходимые издания, сохранившие характерные карандашные пометы Бахтина; заново формировалась домашняя библиотека учёного, пополнявшаяся подаренными ему книгами, выписывавшимися научными журналами. На фоне того, что Бахтин пережил начиная с 1917 года, всё это было несомненным благом.

Существенные этапы научной биографии Бахтина приходятся именно на саранский период жизни: защита в 1946 году в Институте мировой литературы АН СССР в Москве кандидатской диссертации; затянувшееся с эпопейным размахом обсуждение этой работы в ВАК; долгожданное утверждение в степени кандидата филологических наук в 1952 году, весьма редкой в то время, тем более в провинциальных вузах; написание в связи с инициированной И.В. Сталиным лингвистической дискуссией 1950 года новаторского исследования «Проблема речевых жанров»; после выхода на пенсию – руководство почти в течение десятилетия лет пятью университетскими аспирантами, другие формы участия в жизни кафедры, факультета; переиздание книги о Ф.М. Достоевском (1963), подготовка монографии о творчестве Ф.Рабле (1965); наконец, широкая известность в научной среде СССР, Запада и Востока.

В кафедральных и факультетских отчётах учёного с 1946 по 1961 год фигурирует немало планируемых, начатых и частично завершённых научных замыслов, варьирующихся в своих названиях, отражающих порой не только реальность, но и бюрократическую «кухню» высшей школы, динамику исследовательских интересов и приоритетов учёного, конъюнктурные веяния: монографии «Теория романа» (1945–1946, 1948), «Язык и стиль литературных произведений в свете учения И. В. Сталина о языке» (1950–1952); статьи «Буржуазные концепции Ренессанса (критическая историография вопроса)» (1948–1949, 1951), «о прозе А.С. Пушкина» (1949), «Творчество Гёте и Достоевского» (1948–1950), «Источники гоголевского смеха» (1951), «Слово как образ (к вопросам поэтической семантики)» (1954), «Вопросы теории литературы в средней школе» (1955), «Анализ жанра, композиции и сюжета литературного произведения в средней школе» (1956), «Проблема эстетических категорий» (1957), «Проблемы сентиментализма во французской литературе (к истории критического реализма)» (1958); коллективные работы под его руководством – «Очерк истории литературной критики в Мордовии» (1956–1957), «Методика организации и проведения письменных работ по литературе в старших классах средней школы» (1957) и др. Были и работы, выношенные им негласно или написанные уже после выхода на пенсию, например «Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа» (1959–1961), «Из предыстории романного слова» (1967), «О некоторых особенностях стилистики Рабле» (конец 1960-х) и др.

В Саранск шли письма, книжные бандероли и посылки на адрес Бахтиных; приезжали их знакомые, а также «паломники» от науки, становившиеся нередко их добрыми «гениями», помощниками; вслед за ними потянулись к Бахтину и московские аспиранты, студенты… Провинциальный город неожиданно стал в 1960-х годах одним из центров притяжения филологической мысли, локусом научного свободомыслия, подобно эстонскому г. Тарту, где работал Ю.М. Лотман. Привлекает он «бахтинским» колоритом и сегодняшних отечественных и зарубежных гуманитариев, стремящихся почувствовать атмосферу, в которой трудился Бахтин.

Стоит сказать и том, что недалеко от Саранска, на cеверо-западной окраине современной Республики Мордовия, некогда жил очень почитаемый Бахтиным и многими его современниками преподобный старец Серафим Саровский, известный духовной стойкостью и благожелательностью даже к недругам, образ которого, вероятно, был для учёного образцом ментального подвижничества, «стоицизма» и следования заданной жизненной траектории… Данное обстоятельство тоже могло сыграть свою роль в выборе Бахтиным, при его внутреннем инакомыслии и непоказной религиозности, своей иноческой «кельи» для осуществления научного подвига, не рассчитанного на трибунную гласность и скороспелые плоды. Тем более, что с началом Великой Отечественной войны Мордовский пединститут, где ранее год проработал учёный, был эвакуирован в г. Темников – именно в те заповедные места, откуда начинаются саровские и дивеевские леса…

Саранск стал на многие годы пристанью учёного, где он обрёл жизненное благополучие, реализовав себя в полной мере в качестве блестящего вузовского лектора, мудрого руководителя кафедрой, доброжелательного наставника студенческой и аспирантской молодёжи.

 

Николай ВАСИЛЬЕВ

г. САРАНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.