Евг. ДОЛМАТОВСКИЙ. ДЖЕК АЛТАУЗЕН, рядовой газетного полка

№ 1963 / 21, 22.03.2017

На третий день войны мы ехали поездом Москва – Киев втроём: Джек Алтаузен, Александр Твардовский и я. В карманах наших гимнастёрок лежали предписания – такой-то направляется для выполнения специального задания… Джеку предписывалось явиться в редакцию Двенадцатой армии.

Адреса указано не было: армия находилась в движении. Из Киева к фронту мы ехали на грузовике уже с винтовками в руках. Несколько раз пикирующие самолёты противника заставляли всех пасскажиров выпрыгивать из машины и ложиться на землю. Для Твардовского и для меня это было не в новинку, но все другие наши спутники, в том числе Джек, под обстрел и бомбёжку попали впервые. Мы очень удивились, когда Джек, лёжа на земле, стал стрелять из винтовки по самолёту. Потом он с улыбкой сказал мне:

– Это я ещё отстреливаю ту обойму, что не успел выпустить на Карельском! (Джек приехал на Финский фронт в день окончания военных действий.)

Полевое управление штаба фронта находилось в Тернополе. Твардовский остался во фронтовой редакции, нам предстояло двигаться дальше – в армейские газеты. Где они, никто не знал: началось отступление, связь была плохая. Нам предложили остаться при политуправлении фронта до выяснения положения. Но Джек очень нервничал, спешил. Мы выехали на полуторке с грузом газет и, как ни странно, на пылающих дорогах Западной Украины довольно быстро нашли свои редакции. Они двигались на машинах в общем потоке отступления.

Получилось так, что первый месяц войны мы с Джеком всё время встречались – то я «заскакивал» в его редакцию, то он – в мою.

Алтаузен печатался в каждом номере своей газеты. Не только стихи, но и статьи, заметки, фельетоны – всё, что было нужно, писал он, называя себя рядовым газетного полка. В редакции это прозвище привилось – рядовой газетного полка, старший политрук Джек…

Читая некоторые недавно написанные повести о войне, люди молодого поколения могут представить себе трагический июль 1941 года как месяц бегства. Но на самом деле это был месяц жестоких боёв. Через десятилетия проступила героическая картина защиты Бреста. Но таких малых и больших Брестов было много на путях отступления. О героях этих боёв ничего не известно часто потому, что все их участники гибли в неравных схватках. Но они дорого отдали свою жизнь… Однажды при встрече на каком-то хуторе Джек прочитал мне свои записи об одной из пограничных застав Перемышля, бойцы которой погибли все до одного, пытаясь задержать врага. Он собирался написать об этом поэму, но не хватало времени.

AltauzenДжек делал в редакции всё, даже перетаскивал доски со шрифтами. Обстановка была тяжёлая, весёлый человек был просто спасением для многих потерявшихся бодрость товарищей. Джек был олицетворением энергии, за это его очень любили военные газетчики.

Запомнилась одна встреча – в Умани, в парке Софиевка. Почти сомкнулось кольцо окружения 6-й и 12-й армий. Согласно приказу, часть нашей редакции и весь состав того коллектива, где служил Алтаузен, должны были были попытаться вырваться из окружения в направлении Днепропетровска.

Джек появился в Софиевке в довольно странном виде – в глухо застёгнутой шинели (это был конец июля или первый день августа). Оказалось, что в Монастырищах на редакцию наскочили немецкие танки.

Конечно, нескольким журналистам не под силу было справиться с танковым батальоном. Они ретировались – и правильно сделали. Тут-то и проявилась «штатскость» Джека – он надел шинель прямо на майку, а гимнастёрку оставил на спинке кровати. Блокнот со стихами и записями оттопыривал карман шинели моего товарища.

– Стихи здесь, а вот гимнастёрка в Монастырищах! – огорчался Джек.

Ему надо было явиться к начальству. У меня в запасе была зимняя гимнастёрка, ещё с финской войны. Я отдал её Алтаузену.

Приладив зеркальце на дубовую ветку, Джек стал бриться.

– Выскочите из окружения, тогда уж побреетесь, а помереть можно и небритым, – невесело пошутил кто-то из газетной братии.

– Безусый энтузиаст должен всегда соответствовать своей кличке, – ответил Алтаузен.

Наше расставание в Умани было очень печальным. Один уходил в огонь, другой оставался в огне. Джек считал, что его положение лучше (на этот раз он оказался прав). Но каждый должен был идти своей дорогой. Мы обнялись, Джек пошёл на восток.

Я перешёл линию фронта, когда уже лёд застеклил лужи на дорогах. Добравшись до Воронежа, я узнал, что Джеку в те августовские дни удалось вырваться из кольца вместе с группой товарищей из моей редакции. Теперь Джек работал в «моей» редакции и на моей должности. Он примчался в Воронеж, нашёл меня и вручил мне зимнюю гимнастёрку, которая оказалась очень кстати.

– Мне и дырочка пригодилась, – весело сообщил Джек.

Он только что получил орден Красного Знамени – это был не только его орден, но и первый орден, полученный писателем на Великой Отечественной войне. Беззаветная работа поэта в газете была высоко оценена командармом Р. Малиновским, Военным Советом.

Вскоре я оказался в армии, где работал Джек. Его там все знали. Солдаты называли его ласково – Жеком.

Была в той армии дивизия из Татарии, ею командовал генерал Кутлин. Дивизия отличилась в наступательных операциях. Взяли Лозовую, отбили Барвенково. Алтаузен был всё время в дивизии и написал поэму «Кутлинцы». Она заняла целую полосу армейской газеты и по приказу командования зачитывалась во всех частях вслух. Но её знали наизусть – это уже не по приказу!

По-разному работали поэты на войне и во время войны. Джек писал для сегодняшнего номера армейской газеты. В Москву он стихов не посылал, был целиком занят своей газетой, нуждами армии. Это может показаться удивительным, но в конце сорок первого или в начале сорок второго года Военный Совет армии специально заседал «по заслушиванию стихов Джека Алтаузена». Вот как было.

Я думаю, что не обижу прославленных командиров, если предположу: они слушали Джека, чтобы подзанять у него бодрости, зарядиться его волнением, – время было очень тяжёлое.

Джек был известен как замечательный оратор. Он по нескольку раз в день выступал перед бойцами.

Весна 1942 года была полна надежд. В тех же местах – Изюм, Барвенково, Лозовая – началось наступление. Конечно, Алтаузен был в наступающих частях. Здесь его подстерегло окружение.

Лишь один редакционный самолёт «У-2», возивший газеты, выскочил и той мясорубки. Спасшийся журналист рассказывал, что улететь предлагали и Джеку, но он отказался:

– Я в своей части, мне надлежит разделить судьбу всех.

По свидетельству товарищей, Джей Алтаузен был раздавлен немецким танком 25 мая 1942 года.

 

Евг. ДОЛМАТОВСКИЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.