А ВОТ ПУТЁВКУ ЕМУ НАДО СДЕЛАТЬ
№ 2022 / 17, 06.05.2022, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Осенью 1963 года одна из влиятельнейших членов редколлегии журнала «Москва» Евгения Леваковская оказалась в очень затруднительном положении. Ей передали на отзыв двухлистовую рукопись молодого учителя из Анапы Виктора Лихоносова. Как человек, что-то понимающий в литературе, она сразу догадалась, что автор ей попался не просто способный, а, безусловно, талантливый. Но беда была в том, что в рассказах учителя отсутствовала героика. В них не было показа трудовых будней. А как такое рекомендовать к печати?
Но с другой стороны, Леваковская не знала, сам ли Лихоносов постучался в журнал или у него имелись покровители. Чутьё ей подсказывало, что в данном случае не всё обстояло просто. И она не хотела, что называется, лопухнуться.
4 ноября 1963 года Леваковская сообщила редакционному начальству:
«Я не знаю, как поступили к нам рассказы Виктора Лихоносова. Чистым ли самотёком или были кем-нибудь рекомендованы. Автор живёт в Анапе, имя его встречается мне впервые.
Прочитав его рассказы, я оказалась в немалом затруднении. Автор безусловно человек литературно весьма одарённый, а ни один из его рассказов с уверенностью рекомендовать к печати почти невозможно. Более того, очень затруднительно что-либо конкретное ему советовать.
Я думаю, что Виктор Лихоносов – человек начитанный, прекрасно знакомый со всеми новейшими течениями в литературе, знающий, как говорится, что к чему, и если он пишет такие рассказы, то это, очевидно, потому что он их хочет именно так писать.
Рассказы Лихоносова – как бы «ни о чём». Имею в виду «Девочку с персиками» и «Все поезды уходят без меня». Они строятся не на конкретной мысли, не на факте – событии, содержание их невозможно пересказать, ибо весь рассказ это – настроение, впечатление, цепь каких-то смутных раздумий, случайных воспоминаний, случайных картин, почерпнутых из внешнего мира, которые так или иначе связаны с воспоминаниями, с впечатлением.
Импрессионизм? Нет. Импрессионизм, хоть и суживал внешний мир, но импрессионисты были совершенно понятны и, скажем в скобках, зачастую весьма жизнерадостны.
Сэлинджер? Но ведь Сэлинджера читаешь, видишь человека, окружающий мир и действенную связь героя с этим миром, видишь движение событий, и подчас весьма драматичное.
В рассказах Лихоносова, кроме отлично переданного настроения почти безвыходной грусти и разочарования и бессвязно проносящихся мимо героя мгновенных картин окружающего мира, нет ничего.
Лично для меня этого в литературе мало. Если это – всё тот же поток сознания, то мне он представляется скорее полным распадом формы, а форма распадается, может быть, потому, что никакой чёткой мысли, замысла, которые потребовали бы действенных образов, движения сюжета, у автора и нет.
К сожалению, такие аморфные, бесформенные, на каком-то чуть ли не ассоциативном мышлении построенные произведения сейчас встречаются нередко среди работ молодых писателей.
Лично мне этого рода произведения чужды, я просто считаю их заготовками, которым рано ещё выходить на свет из писательских дневников и записных книжек.
Один рассказ «Ох, не любила б…» стоит несколько особняком. В нём всё понятно, есть события, есть живые люди. По нему видно, как пластично пишет Лихоносов живых действующих людей, если он ставит перед собой эту задачу. Если печатать, то его.
Но вообще, прошу непременно показать эти рассказы ещё кому-нибудь. По моему мнению, автор очень одарённый, хотя, как говорится, делает не то. А если я ошибаюсь?
Если Лихоносов «самотёк», отнестись к нему надо со всем вниманием и осторожностью, написать хорошее письмо, попросить прислать ещё рассказы. Тут случай не простой.
Если у него уже есть какие-нибудь высокопоставленные покровители, наша помощь ему может и не понадобиться» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 79, лл. 145–146).
Однако Леваковская зря беспокоилась. Покровителей у Лихоносова не оказалось. И рассказы талантливого учителя из Анапы до типографии не дошли.
И первым читающему миру открыла Лихоносова не «Москва». Первым оказался «Новый мир», где в ноябре 1963 года был напечатан один из лучших русских рассказов послевоенного времени – «Брянские». То, что проглядела Леваковская, увидел и оценил Твардовский, который утверждал: «Проза у него светится, как у Бунина».
Лихоносов никогда не забывал роль Твардовского в своей литературной судьбе.
«Если бы, – признался писатель в 2016 году в одном из интервью, – он не опубликовал мой рассказ, я промыкался бы всю жизнь и никогда не раскрыл бы ни своих способностей, ни души».
На первых порах очень сильно поддерживал Лихоносова и Юрий Казаков. Весной 1964 года он, переступив через себя, обратился к своему бывшему сокурснику и приятелю по Литинституту Сергею Баруздину, который, став большим человеком в Союзе писателей России, начал всех поучать, как и что писать. Самому Казакову от этого литначальника давно ничего не требовалось. Да и Баруздин, если б появилась у Казакова в чём-либо нужда, уже вряд ли бы чем-нибудь ему помог. Скорей всего он, зная отрицательное отношение партаппарата к Казакову, поостерёгся бы что-либо сделать для него. Но тут оказался совсем другой случай.
7 мая 1964 года Казаков написал Баруздину:
«Позволь, прежде всего, обратиться к тебе с одной просьбой. Речь пойдёт о молодом писателе Викторе Лихоносове. Это очень талантливый писатель. Он молодой, 27 лет, комсомолец. Окончил филфак, учительствует в школе-интернате, в совхозе. Написал он всего около дюжины рассказов, пишет с прошлого года. Один рассказ уже опубликовали в Н. мире, все рассказы его лежат сейчас в журналах и все идут, медленно, с оттяжкой, но идут.
Но не о рассказах идёт речь. Дело в том, что этот молодой парень заболел вдруг весной туберкулёзом почек. Дело зашло так далеко, что ему сделали операцию и удалили одну почку. Сейчас он лежит в Краснодарской больнице. Через месяца три-четыре ему нужно будет подлечиться в санатории. Есть такой у нас туберкулёзно-почечный санаторий в Крыму, в Анапе. Так вот – как бы ему достать туда путёвку? Я имею в виду Секретариат Союза РСФСР и Литфонд. Срок большой (он должен поехать в санаторий в августе – сентябре), я думаю, Литфонд сумеет за эти месяцы выбить для него путёвку.
Раньше при Союзе была комиссия по работе с молодыми, помню, ты, будучи во главе этой комиссии, многим помогал, и мне тоже. Но теперь я слышал, что такой комиссии нету. А помочь парню надо.
Я пишу тебе потому, что помощь ему не пройдёт для Союза прахом. Повторяю, он очень талантлив. Настоящий реалист, без всяких таких «современностей» и т.п. И за его литературную судьбу нечего даже беспокоиться. А вот путёвку ему надо сделать.
Серёженька, нажми, пожалуйста, на Литфонд, пусть они возьмут его под свою опеку. И напиши или позвони мне, как и что ты сделал» (РГАЛИ, ф. 2855, оп. 1, д. 242, л. 33).
Но Баруздин даже в этом случае и пальцем не пошевельнул. Зачем ему было помогать какому-то незнакомцу? А вдруг и он идейно порочен?
Только в 1965 году у Лихоносова наконец вышла первая книга. На неё тут же тепло откликнулся еженедельник «Литературная Россия». «Что-то будет» – так многообещающе называлась газетная рецензия.
Газета не обманула читателей. Появился большой мастер.
кто сейчас помнит всех этих Лихоносовых, Баруздиных, Казаковых? и кому они сейчас нужны?
Разные мысли взвились! Очень разные. От “Кто бы за меня заступился”, точнее кто-бы мне дорогу дал! Это раньше в СССР хоть что-то работало! Сегодня будь ты тысячу раз талантливее самого Бога, если не имеешь больших денег – ты НОЛЬ в литературе.
Плюс и там мало читающая Россия, скоро и буквы перестанет понимать, только смайлики (еле вспомнил как их назвали – ни разу нигде этой дурью не пользовался). Спасибо той судьбе, что хотя бы вот так его внесло в реку, где ещё ходят лодки с читающей публикой!
Эх, Саня, Саня! Попробуй почитать рассказы Юрия Казакова. Вдруг они тебя “зацепят”?