БЛАЖЕННЫЙ МАКАР И ТЕЛЯТА СЛОВЕС

Рубрика в газете: Страна поэтов, № 2023 / 13, 07.04.2023, автор: Владимир БЕРЯЗЕВ (г. Новосибирск)
Александр ДЕНИСЕНКО (Фото В. Лазуткина)

 

Александра Денисенко с момента ухода в конце марта текущего года можно и должно причислить (уже навеки) к плеяде больших русских поэтов второй половины 20-го столетия. Его самобытность, ему одному лишь присущее смиренно-нежное молитвенное простодушие, его якобы неправильность и душевное нищебродство несомненно, в свободном прирастании, присоединяют к русской поэзии целую страну-территорию под названием «Денисенко из Мотково».

Он, конечно, счастливый пастух своего стада, а Макар здесь в заглавии явился ещё и потому, что на христианском Востоке имеется термин «блаженный», то есть «макариос». С моей точки зрения, именно это качество является глубинной сутью всего творчества Денисенко. Юродство в русской поэзии далеко не редкость, а её корневое свойство, один Велимир Хлебников чего стоит или Николай Глазков, снятый Андреем Тарковским именно в этой ипостаси в фильме «Андрей Рублёв», всею жизнь и стихотворчеством своим сие подтверждавший. Или тот же Евгений Евтушенко, который юродствовал проявлениями внешними – с помощью попугайских кепок, цветных пиджаков и аляповатых галстуков, а в творчестве – чрезмерной простотой до наивности своих текстов, нередко весьма глубоких.

Приведу, ради иллюстрации сказанного вот такой автопортрет Денисенко, написанный якобы в модерновом ключе, без пунктуации и не лишённый доброй самоиронии:

 

в будний день с портретом боженьки

со стихами до колен

все хорошие художники перейдут

в соседний плен

осень

видно

далеко

видно

клён

далёкий

он

уходит

над

рекой

в

обморок

глубокий

где художник да поэт запрягая ветер

возят людям ясный свет что живёт

в портрете

 

И даже здесь, в этой небольшой вещице присутствует один из характерных для поэзии Денисенко образ путешествующего, перемещающегося в некоем пространстве древа, клён уходит над рекой, а куда уходит, в какой такой обморок запряжения-дуновения пустоты художества-творчества – судить читателю, способному или неспособному к восприятию.

В продолжение. Пейзаж в стихах Денисенко очень подвижен, даже кинематографичен: дом бежит с кудрявою черёмухой подмышкой; в руках светится смятое в грозу большое приключение пейзажа; героев привели тяжёлые цветы; по дороге тополь одноногий идёт за нами плакать под окном; я видел: вдоль реки брела ограда, и я её на волю отпустил; два клёна за селом мне встретились и долго в след смотрели; в поношенной шинели шёл тополь; к ночи прискачет мой клён с разноцветной смеющейся гривой. Примеры можно множить и множить.

В песенной русской традиции любовные отношения дерев куда трагичнее, рябина всё никак не может к дубу перебраться, клён бездвижен, приморозивши ногу, костёр рябины красной всё горит, а с клёнов листьев медь всё льётся, облетевший тополь серебрист и светел, а берёза под окном принакрылась снегом, словно серебром. Всё статично, живописно до слёз.

У Денисенко, напротив, всё движется, кружится в стихийном карнавале, в трагическом вихре, сдвигая пласты времени и статические рамки бытового и исторического взгляда, доводя всё до предельного прощального катарсиса:

 

Чей

     Чей

          Чей

это конь

         это конь

                  этот конь

Оторва Оторвался от железного кольца

И летит – грива льётся, как гармонь,

Молодого, убитого Германией отца.

Я рвану

       этот ситец

             этот ситец

                         от плеча –

На которрром цветут русские цветы –

И пойдёт он по кругу сгоряча,

Как невест обходя яблонь белые кусты.

Вот уж бабы завыли

                      Завыли

                              уж сердцу невмочь,

Пляшет с бабами конь вороной вороной –

Всё быстрей и быстрей – уж ничем нельзя

                                                 помочь,

Как тогда, перед самою войной.

Плачь, гармонь,

                да плачь, хорошая,

                                       во все цветы

                                                      навзрыд –

В саду Сталина осыпался на гриву весь ранет.

Сам товарищ Сталин на учёт сейчас закрыт,

А откроют, когда будет мясоед.

Всё пройдёт…

              Солдатка

                     слёзы

                          чёрной гривой

                                         оботрёт

И прибьёт к столбу своё желейное венчальное

                                                      кольцо,

Чтобы конь, хрипи, не рвался из распахнутых

                                                      Ворот

По дорожке,

          Занесённой

                   Лепестками

                              за отцом.

 

Надо сказать, кони – это отдельная и заглавная тема в поэзии Денисенко, им он даже посвятил большое, исполненное неизбывного лиризма и подлинной любви стихотворение в прозе «Юных надежд моих конь», где заголовок есть первая строка из песни друга и сопутника Николая Шипилова, который в годы своей всероссийской славы много пел во время своих бардовских гастролей песен на стихи Денисенко, называя его гениальным поэтом и своим руководителем-вдохновителем в сочинительстве. Кстати, стихотворение, с посвящением Николаю Шипилову, шедевр русской лирики, тоже об этом: «За деревней в цветах, лебеде и крапиве/ Умер конь вороной во цвету, во хмелю, на лугу./ Он хотел отдохнуть, но его всякий раз торопили,/ Как торопят меня, а я больше бежать не могу». Многие читатели «Гнезда поэтов» знают его наизусть.

Ещё одной особенностью поэзии и, в целом, литературного поведения Денисенко является подчёркнутое бескорыстие, невнимание к себе и к публикации своих произведений едва ли не большую часть жизни, а также почти полное отсутствие тщеславие. В этой связи всплывают в памяти строки Сергея Есенина: «Я о своём таланте много знаю./ Стихи – не очень трудные дела./ Но более всего любовь к родному краю/ Меня томила, мучила и жгла». Это в полной мере сказано и о творчестве Александра Денисенко. После участия в сборнике «Гнездо поэтов» (1989, Новосибирск, 2500 экз.) с двадцатью с гаком стихотворениями, первая тоненькая книжка стихов «Аминь» вышла у него через год в 1990, в издательстве «Мангазея», где я был в то время главным редактором. Денисенко было тогда уже 43 года, правда, по чести сказать, в неофициальных кругах любителям русской поэзии он был знаком, почитаем и переписываем ещё с конца 60-х годов. Более объёмный сборник «Пепел» (Новосибирск: Поэтическая библиотека журнала «Сибирские огни», 2000. – 192 с. Стихи и проза) вышел тиражом 500 экземпляров во второй год моего редакторства в «Сибирских огнях». Вот, пожалуй, и вся библиография, если не считать нескольких журнальных публикаций.

Разумеется, многие отдавали себе отчёт о том, что перед нами явление не просто нетривиальное, но до радостного ошеломления самобытное. Понимали и предпринимали действия по продвижению его имени часто не в Новосибирске, а в столице. Именно там Денисенко был включён в антологию «Итоги века», 1997, далее в «Антологию русской поэзии ХХ века», 2001, в двухтомник «Русские стихи 1950-2000». Увы, в большой том, получивший в 2012 году премию Дельвига, «Поэты СИБИРСКИХ ОГНЕЙ, век ХХI» Денисенко, к великому сожалению, не вошёл, так как к тому времени почти прекратил сочинять и публикаций на страницах журнала за этот период у него просто не было.

Интересно, как можно было бы оценить его мировоззренческое и поэтово отношение с Богом?

 

Господи, люблю тебя,

На корме стою и плачу.

От команды корабля

Потемневший профиль прячу.

 

Под кораблём здесь можно и должно понимать всю объективную реальность, данную нам в ощущениях. Если на мгновение представить: кем бы был раб Божий Александр, скажем, в конце 14-го и начале 15-го века, мне представляется монашек какого-то захолустного монастыря в среднем Поволжье из числа нестяжателей – сторонников аскетического старца Нила Сорского, отвергавшего монастырскую собственность и претензии на власть светскую*.

Именно непримиримо отрицательное отношение к меркантильному, желудочно-потребительскому строю современного бытия свойственно поэзии Денисенко в постдевяностые годы, в период полураспада его (нашего) Отечества и того любимого незабвенного уклада, с которым он, сын сельских учителей, и последыш великой Войны свыкся навеки, не предал, не отдал никому, защищая словом и делом.

 

Я влюбился в яблоню весною

И повёл её жениться в ЗАГС.

Вдруг навстречу вышел с хлебом-солью

Карла Маркс.

– Вот, возьмите от лица имперьялизма

Мою трогательную книжку «Капитал». –

И трясясь в объятьях пароксизма,

Карл заплакал и захохотал.

Мы купили с яблоней газету,

Обернули капитальный том,

Чтоб прочесть с любимой по офсету

Про прибавочную стоимость потом.

Оказалось – между каждыми страницами

Там лежали денег миллион –

Мы тогда заплакали ресницами

И сказали: «Маркс, из сердца – вон!».

 

Хорошо мы, честно поступили –

Не пропили этот миллион,

Мы на книжку Марксову купили

Молодой, влюблённый в вишню клён.

 

Этакая декларация бессеребреничества и преданности идеалам советского человека-творца – с дружбой народов, миром, трудом и всеобщим благоденствием. В этом моём пассаже нет никакой иронии, ибо стремление к идеалу в мире социализма вне идеологии обогащения и свободного рынка принесло невиданные плоды в виде шедевров искусства, кинематографа, литературы и поэзии в том числе. Не говоря о гениях науки.

Стало быть, от каждого по способностям и каждому по труду – не просто лозунг.

Нельзя не вспомнить в связи с этим заглавного нищеброда католического христианства святого Франциска Ассизского, которого считают провозвестникам средневекового Ренессанса и едва ли не главным творцом-вдохновителем итальянской поэзии. Как известно, весь мир, со всеми в нём живыми существами и стихиями, превращался для Франциска в любящую семью, он не делил живое на низшее и высшее, поэтому проповедовал перед птицами, зверями, насекомыми и растениями. Мир Божий произошёл от одного Отца и соединяется через любовь к Нему в единое целое в песне во славу этому единству. У Франциска образ оный был источником, из которого вылилась поэтическая хвала Господу со всеми Его творениями и паче всего с господином братом солнышком.

Я ни в коей мере не хочу сравнивать своего друга и товарища по стихослагательству с основателем крупнейшего и могущейственнейшего ордена средневековья Франциска из Ассизи, который в посмертии потерпел сокрушительное поражение, так как его последователи обратили его идеи в прямо противоположное – торжество собственности и власти.

Но сам посыл служения этим идеалам, явленный во всем творчестве Александра Денисенко, с моей точки зрения, весьма и весьма плодотворен. Он в итоге оставил в сокровищнице русской поэзии томик стихов, где сохранены для будущих поколений несколько десятков подлинных лирических шедевров. А это дорогого стоит.

После составления и выхода в свет сборника «Гнездо поэтов» в 1989 году, я написал каждому из участников сборника посвящение в виде сонета. Таковой сонет, обращённый к Александру Денисенко выглядит следующим образом:

 

Нежный пепел отцовского дома

Он облёк в золотую слезу.

Верно, совесть спасал от погрома…

Видно грех свой держал на весу…

 

Когда стук покаянного кома

Отрезвил удалую бузу,

Тихо пала на скулы истома

И вспорхнули две флейты в лесу.

 

И, как прежде, в любви невредимый,

Заплутался он в сельве родимой –

За сельпо, где могильный бурьян.

 

И запел, как отравленный Сирин,

Как последний николка России,

Про блаженные кости христьянъ.

 

P.S. Несколько слов о состоявшемся прощании с телом поэта.

Сиротство и неприкаянность, присущие поэтическому отношению раба Божьего Александра к порушенному и раздербаненному Отечеству нашему, было явлено и на церемонии прощания. Увы, всё убого, калечно, склеротично и тягостными подробностями напоминало вынос тела из дома престарелых. Ни власти, ни так называемая просвящённая общественность города и области, видимо, даже отдалённо не понимают, какую утрату мы понесли. Между тем, только в мой адрес на страницах социальных сетей пришли сотни соболезнований. Масштаб и драгоценная значимость явления по имени «поэзия Александра Денисенко» год от года будут только расти, и если, даст Бог, сохранится Россия, имя поэта будет на десятилетия прославлено и любимо той самой любовью блаженного Макара, который благоговейно пас своих телят на лугах и нивах русского языка.

 

*Нестяжатели категорически отрицали возможность умерщвления еретиков, ссылаясь на то, что «Бог хочет не смерти грешника, но его раскаяния» и потому долг Церкви – увещевать заблуждающихся. По мнению нестяжателей, тех, кто упорствует в ереси, следовало изолировать и даже высылать за границу, но нельзя насиловать совесть человеческую угрозой смерти. Вполне актуально и для нынешнего времени.

 


P.S.S. Несколько стихотворений Александра Денисенко из книги «Избранное»:

 

 

ЛЁГКИЙ БЕГ

 

Владимиру БЕРЯЗЕВУ, беркуту

 

На зелёном ветру прочихался мотор,

Разогнался на семьдесят с гаком –

Степь лежит как огромный туркменский ковёр,

На котором танцуют сайгаки.

 

Унесённые ветром колёса кермека,

А точнее – по метру степные шары –

Посадить бы туда золотого, как степь, человека,

Пусть его охраняют степные орлы.

 

Да, в таком аппарате летать – нужно детское сердце:

Так хотелось тогда через марево в даль заглянуть…

Эх, ковыль-колесо, ты для нас – первобытное средство

Кругосветную степь под напев «калмыка» обогнуть.

 

Тормоза!.. – кречет что-то с дороги хватает,

Унося в поднебесье бежавшую только что жизнь, –

Что ему до неё? – он опять своё небо пластает,

Чтобы знали внизу все: божись – не божись…

 

Всем ветрам и всем взглядам открытый ландшафт –

Беспредельность степного сознанья,

Породившие русский характер и нрав:

Одиночество – стойкость – страданья.

 

Лугостепье: подзол, солонец, солончак…

Жар небес через молонью павший на травы…

Зыбкий воздух, дрожащий печалью в очах…

Колыханье мгновенно отросшей отавы…

 

Не поймёшь где находится водораздел,

Как плывут под травой чернозёмные волны –

Здесь наш этнос родился, созрел и прозрел,

Навсегда полюбив не свободу, а волю.

 

Оттого так причудлив наш русский характер

С уникальным умением жить как в степи

И любить её так же, как мамину скатерть

С вечным хлебом и солью: сынок, потерпи…

 

 

* * *

Покрести на дорогу мне сердце и сокола выпусти,

Отцвели васильки у тебя на высоком лице.

В час вечерний у рощи прощальной прощенье нам выпроси,

Где стонал соловей и дрожали огни на вц.

И за рощей за той, причиняя земле ожидание,

Осень красное платье снимает и дарит тебе.

Вот и будет теперь на лице у меня два страдания:

Как мне вас различать и кого мне любить в сентябре.

Серый гусь просвистит, словно свет собирает от сокола,

И сойдутся они над моей головой в небеси,

И перо упадёт мне под ноги с гусиного локона,

Чтобы я написал тебе мёртвое слово прости.

Пусть уж лучше как встарь золочёным замком сердце заперто,

Пусть соловушка в роще осенней уронит ключи,

А зима подойдёт – упадёт в этом месте он замертво,

И сожмётся сердечко, как красный кусочек парчи.

Я посею цветы по высокому русскому снегу,

Чтоб играла метель в васильки, васильки, васильки,

Но ударил вернувшийся сокол под сердце с разбегу…

… Гусь летит в середине рыдающей русской строки.

 

снег снег снег снег снег снег снег снег снег

это кажется метель пурга

всё уляжется уйдёт в снега

мёрзлый тополь отсядет ко сну

в бесконечную свою страну

ешь откусывай хрусти вино

пока вьюги на Москве гостят

это мёртвые давным-давно

с неба девушки летят летят

 

 

* * *

Как заплачу я в синие ленты

Перед группою русских цветов

За деревней, которой уж нету,

Лишь осталась кирпичная кровь.

Вещество моё всё помирает,

Принимая печаль этих мест,

И душа с себя тело снимает

Среди низко опущенных звёзд.

Пока льётся из глаз проявитель,

Вижу, как погубили обитель:

Растерзали деревья и доски.

И большие кукушкины слёзки.

 

 

* * *

Умер дед. Семья сидит у тела.

Самый старый дед в селе Мотково.

Самый-самый старый дед Валера

Будет жить на небе голубом.

Дед отцвёл. Про тонкую рябину

Замолчал его аккордеон,

Перед смертью он сходил на почту,

Пацанам раздал аккредитив.

Я-то знал, что деда умирает…

Мы соседи. Через городьбу.

Светлый стал. Глядит невыносимо.

Я сосед его. Колхозный тракторист.

Надо ж быть мальчишкой, кавалером.

Чтоб с такой улыбкой помереть.

Бабы его белым коленкором

Спеленали, будто он родился,

Мужики на белых полотенцах

Отнесли, наверно, в самый рай.

Брат мой, Саша, из пединститута

Раньше брал у дедушки фольклор,

А теперь сидит, тоскует, курит,

Повторяет: замять… синий цвет…

Так мы дедушку весной и схоронили.

День был серенький, но чей-то самолёт

Прозвенел над тополем, заврался…

Видно, лётчик деревенский был и вот

С нашим дедушкой на небе повстречался.

 

 

* * *

Эти брови платком не сотрёшь

И не смоешь водой голубою,

А полюбишь – без них пропадёшь,

А разлюбишь – так станут судьбою.

Эти губы вкуснее воды,

Две припухшие в горе облатки –

У вдовы они как медовы,

Но горчей и родней у солдатки.

Этих синих очей купорос,

Эти волосы, полные ветра,

Этих рук потемневшая горсть

Вечно полная тёплого света.

Свянет к осени родины лес,

Потекут наши птицы по небу,

Омывая над церковью крест,

Чтоб сиял он Борису и Глебу.

И тогда возле чёрных ворот

На разорванных крыльях шинели

В твоих глаз голубой кислород

Я спущусь, чтоб они голубели.

 

 

* * *

 

на ясный огонь

 

Кто-то в лесу стреляет

Возле родных калин.

А журавли составляют

Самый прощальный клип.

Долго, как в дни Победы,

Смотрит за реку мать…

Жить бы и жить и белой

Людям рукой махать.

 

 

* * *

К

Дотемна на затоне горела вода,

Как сухая душа на ловитве,

Когда может она выносить без стыда

Эту жизнь, позабыв о молитве.

Р

Каждый омлет лишь правды тяжёлый глагол,

Ничего не солжи в искупленье

Своей лавры душевной, где, в сущности, гол,

Пред собой ты упал на колени.

Е

Чей же пепел засыпал нам слёзы и ест –

Вот и лето уже на проходе…

Журавлиная рота, сними с меня крест,

Дай побыть на широкой свободе.

С

В дальних зонах поднесь, где куски воронья

Жрут с креста мою горькую долю,

Если б только была на то воля моя –

Я бы сам преломил эту волю.

Т

3 комментария на «“БЛАЖЕННЫЙ МАКАР И ТЕЛЯТА СЛОВЕС”»

  1. Господи, люблю тебя,

    На корме стою и плачу.

    От команды корабля

    Потемневший профиль прячу.” Да, многие строки отобранных тобою, Берязев, стихов Александра Дпнисенко это такая радость душе! Как хорошо ты нас возвращаешь к этому прекрасному поэту, к его чистейшей душе, которая сейчас уже летает над нами ! Спасибо за подборку этих стихов ! К ним хочется обращаться снова и снова! И Денисенко, наверное ,тебе благодарен за то, как ты его помянул! Не устаю удивляться, Берязев твоему трудолюбию , твоей информативной насыщенности умению ценить и помнить таланты ! Вот взял и ткнул нас как в букварь- читайте, берите в душу! И спасибо тебе, для многих ты открыл прекрасного поэта Александра Денисенко! Царствие ему небесное!

  2. Вечная память Александру Денисенко! Поэт от Бога…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.