Братовья ждут только победы
Рубрика в газете: Меч ещё остёр, № 2021 / 13, 08.04.2021, автор: Максим ЖУКОВ (г. АСТРАХАНЬ)
В одном из последних номеров «Литературной России» наткнулся на заметку «Никчёмный пиар ульяновского губернатора Морозова» и, признаться, она меня изрядно смутила. Не тем, что чиновники области наложили запрет на «ЛР» – это, пусть и не в столь открытой форме, происходит и в Астрахани − а тем, что 48 членов их писательской организации пишут исключительно в стол. Иначе, как объяснить, что их не читают? Подозреваю, что дела у коллег по перу не столь уж плохи. По крайней мере, на «Российском писателе» о их трудовой деятельности, хоть и изредка, пишут. Указывает на это и итоги VI Всероссийского конкурса «Самый читающий регион», в котором упомянутая область вошла в двадцатку финалистов.
Кстати, Астраханская область заняла почётное второе место и в этом не только заслуга руководителя регионального отделения СП России Юрия Щербакова, но и всех его членов, к коим отношусь и я сам. И раз уж заговорил о себе и родном крае, полном ярких событий, связанных с литературой, нельзя обойти стороной юбилей астраханского поэта Николая Загребина. К нему он выпустил книгу стихотворений «Заревое бездорожье» и на днях в областной научной библиотеке имени Н.К. Крупской пройдёт авторский вечер Загребина с презентацией его новой книги. Предваряя мероприятие, хотелось бы поделиться с читателями “ЛР” первыми впечатлениями от стихотворного сборника…
Творчество профессионального поэта Николая Загребина мне близко и понятно. Он привносит в наш мир колоссальное количество света и доброты. И хотя в загребинских стихотворениях порой сквозит страшная грусть, это не влияет на исход поединков, в которые автор вот уже шестого поэтического сборника вступает со злом совсем без доспехов, будто бы знает, что за ним стоит правда, а, значит, и проиграть он не может. Сравнение с воином света совсем не случайно. Темы стихотворений Загребина – живые, родные и русские, во многом созвучны с одухотворённой поэзией Юрия Щербакова. И если последняя по крупицам воссоздаёт порушенные святыни души русского человека и возвращает его к началу начал, то первая борется за их сохранение. Вообще тема борьбы очень характерна для поэтики автора «Заревого бездорожья» с весомой обоймой замечательных работ прошлых лет. В них он, образно говоря, всегда при оружии, и клинок его устремлён в небесную гавань, а вот новые стихотворения больше рисуют Загребина, опустившего меч. И этому есть объяснение. Много сделано – отвоёвано, и хотя враг не пал, самое время задуматься: а стоит ли идти до конца? Особенно, когда выросли дети, а внучки так и тянут ручонки с милым, наивным придыхательным «деда». Поэт так и светится, когда вспоминает внучат. «Они дают смысл жизни, особенно в преклонные годы», − вздыхает с умилением Николай и озвучивает то, что хотел донести до читателей в своей новой книге, – в ней собрана вся моя жизнь, а она неразрывно связана с творчеством. Я вообще не понимаю людей, которые отделяют одно от другого. Чтобы понять мой главный посыл, достаточно быть просто русским, а вот чтобы разобраться в деталях, тут уж нужно узнать меня ближе, разведать, из чего я слеплен и как я вижу картину жизни − с какого ракурса и в каких красках».
Загребин – чистой души человек. После тяжёлой, почти крестьянской работы у себя на участке частного дома окунается в полумрак художественной мастерской, в которой его же картины соседствуют с фотографиями родственников:
«Здесь всё: от прадеда до брата –
Семья моя – печали ряд,
Давно ушедшие куда-то
И не пришедшие назад.
Распят пред скорбною стеною:
В глаза портретов мне глядят,
Безмолвно говоря со мною,
Отец и мама, крестник, брат;
Дед-фронтовик, меня моложе,
И бабушка так молода…
Они, чем дальше, тем дороже
Их взгляд, пронзающий года.
Пред ними, как в исповедальне, −
Их говорю я языком.
И звуки лет минувших дальних
Вдруг наполняют старый дом.»
Через них, я уверен, ему передаётся особая сила, способная откопать на руинах порушенного советского прошлого хоть что-то святое:
«Ходили в гости запросто к друзьям –
Не ты, так друг
придёт в конце недели.
И праздников вполне хватало нам,
И веселиться мы тогда умели.
Романтики осваивали БАМ,
На крепость руки проверяя в деле,
Какие строки зарождались там!..
Какие песни у костров звенели!
Другие флаги нынче надо мной,
Другие песни… и другие люди
Руководят не той уже страной,
В которой бы дышалось полной грудью»
Причём говорит он об этом прямо – в лоб, чеканя каждое слово. Но есть и другие стихи, очень простые, душевные и глубокие. Их надобно прочитать целиком, чтобы пробрало наверняка. Но я приведу лишь концовку одного из них:
«…На крыше ворона
под утро кричала.
Шумела, гремела и вот замолчала.
Казалось, бери, да и спи себе смело,
Да только не спится…
такое вот дело.»
Монотонность всегда раздражает, особенно в звуках. И сгоряча порой хочется прекратить её силой – и это нормально, но совсем не здраво раздражаться по мелочам по сто раз на дню. И таких людей у нас много. Они даже ходят в церковь и жалуются духовным отцам: «Что делать, меня всё кругом бесит?» И однажды ответ свящзенника меня удивил: «Бесит, потому что в тебе сидит бес. И, скорей всего, не один. Ты не живёшь уже как человек, а существуешь, как вместилище зла». Так вот стихотворение «Ворона» сюжетно с этим граничит. Пернатая бестия искушает героя, но он стойко выносит испытания и даже задумывается над тем, что послана она ему не только для этого дела. За четверостишием кроется философская подоплёка. Глубина, не свойственная патриотически-выверенным бронебойным болванкам в иных стихах, населяющих книгу. В прошлых сборниках они тесно соседствовали друг с другом, в новом же − перемежены, причём очень искусно. Скажем, в этюде «Серыми дождями осень моросила» – назовём стихотворение о девочке и кутёнке именно так – впервые у героя появляется четвероногий друг:
«Подошёл, раздвинул трав
сырых потёмок.
Мокрый и дрожащий,
там лежал кутёнок.
И поскольку девочка
от него отказалась:
«Фу, какая гадость!..
Брось его, он грязный…
И больной, наверно…
может, и заразный!..»
…Герой этюда забрал его себе. В последующих стихотворениях собака у Загребина вырастает и уже участвует в тех или иных эпизодах. Обидно, что концовка этюда чуть смазана:
«…Минул год и снова
льдиста лужиц кромка.
Друг хороший вырос
из того кутёнка
Так и просится
это двустишие убрать, тем более
что хуже не станет:
Этим всё сказала о себе девчонка.
Распрощался с нею я,
забрав кутёнка.»
Есть и другие стихотворения со смазанной рифмой там, где она, по логике вещей, обязана быть отлита чуть ли не из чугуна. Но грубых огрехов я не нашёл – что несомненно в плюс автору. Чувствуется, он корпел над каждым словом. Вырисовывал каждый «этюд» бережно и с душой, вплетая всё новых и новых персонажей, которые по мере прочтения книги взрослеют и набираются мудрости. Венчает всё это взросление плавный переход к переводам, достаточно мастерским. Они своей сутью под стать обложке – эпохальное зарево на фоне затравевших церковных построек огибает дорога, где-то размытая непогодой, а где-то плотно утоптанная теми, кто наверняка и прокладывал её к Божьему дому. Примечательно, что дорога не идёт прямо к маковкам храма и ведёт ли вообще – непонятно. «Бездорожье» в названии ясно указывает на то, что добраться до них надлежит далеко не каждому. Особенно, в столь неудобные часы, когда на пути меньше всего тех, кто мог бы помочь вытолкать транспорт из колеи. Остаётся уповать только на зарево – на его отцовскую тёплую руку, от которой на душе сразу становиться как то спокойнее и веселее. Вселяется уверенность в то, что все мы рано или поздно придём на повинную к Богу. И не важно, каков будет путь – тернистым и длинным или коротким – через те самые заросли, окаймляющие церквушку.
О вере в стихотворениях Николая Загребина говорится немало. Массивными небесными скрепами она сводит воедино все его стихотворения, отчего многовековая Русь предстаёт именно такой, какой была всегда: набожной, с открытым сердцем и душой. Но если в одном из первых «этюдов» автор с воодушевлением говорит:
«И меня никогда не покинет их сила!
Даже там, где прилягу,
совсем не дыша,
Стану малой частицей
землицы России,
Малой капельной неба России –
душа,»
…то ближе к финалу книги, чувствуется, что сила эта всё-таки стала его покидать, но он не грустит, признаваясь:
«К концу подходит явь моя,
В душе – осенний ветер,
Ушли так рано братовья,
Но рад, что рядом дети.»
И в этом кроется главная задумка автора – проложить свой путь по заревому бездорожью прямиком к Богу, попутно отдавая те дары жизни, что грели в пути, помогая идти и не свернуть ни вправо, ни влево. Но не слишком ли рано автор устремился туда? Конечно, братовья его ждут, но остались дети и внуки – и им нужен тот самый «деда» − замечательный поэт и художник, ведь покуда он с ними, через него всё идёт и идёт та самая сила, с которой он берётся в поэзии за меч, а в жизни – за самый обычный садовый хозинвентарь. Мне сложно было представить с ним автора книги и тот вековой дуб, о котором он с таким воодушевлением говорил. Но я побывал у него в гостях и увидел всё это собственными глазами. И уже в мастерской, у икон понял, что сила эта всегда будет в нём. А значит, и не стоит бояться за то, что Русь завоюет враг в одночасье, наскоком. Меч ещё остёр, а братовья ждут только победы.
НЕ понял, а в чём автор упрекает ульяновских литераторов? Да, пишут, что говорится. в стол – и что?
Не упрекаю, а наоборот заступаюсь.
— Я не собираюсь делать из ульяновских писателей Чеховых и Гоголей! — заявил на первой встрече с ульяновскими писателями бывший мент-полкан С. Морозов. Об его “культурных художествах” читайте в книге
“Показания очевидца”, есть в интернете на сайте Ульяновской писательской организации