Михаил КЕРБЕЛЬ: «Моя биография – это гвоздь, на который я вешаю плащ своего повествования»
С писателем пообщался Платон Беседин
№ 2024 / 6, 17.02.2024, автор: Платон БЕСЕДИН (г. Севастополь)
Иногда мы забываем, что книга – это не только просвещение, но и развлечение тоже. Такую книгу берёшь в руки, чтобы погрузиться в другой мир, и погрузиться увлечённо. Но не столь пассивно как при просмотре кино. Книги Михаила Кербеля об адвокате Марке Рубине – из такой категории произведений. Это сюжетная проза, густо замешанная на экзистенциальных вопросах. Я решил пообщаться с её автором – Михаилом Кербелем – о том, как пишется подобная литература сегодня.
– Михаил, моя старшая дочь после прочтения книги, если она ей понравилась, конечно, часто задаёт такой вопрос: «А есть ли продолжение?». Ваша книга о Марке Рубине «Срок для адвоката» в своё время стала заметным явлением книжного рынка. И вот – у вас выходит сразу две новых книги: «Миллион долларов для Марка» и «Страна карточных домиков». Это закон времени: что у классной книги должно быть продолжение?
– Платон, я считаю настоящей удачей писателя, когда его первая книга настолько увлекает читателей, что они просят продолжения. И мне тоже было чрезвычайно приятно, когда прочитавшие мою первую книгу «Срок для адвоката» знакомые спрашивали: «А будет ли продолжение?» Это дало мне понять, что читатели прониклись приключениями и переживаниями героя настолько, что захотели узнать, как сложится его дальнейшая жизнь, каким он станет в будущем. Его судьба стала для них судьбой близкого человека, о котором хочется знать больше и больше.
Но в то же время мы знаем примеры, когда замечательная книга содержит в себе вполне сложившуюся и законченную историю, отнюдь не требующую продолжений. К таким книгам я бы отнёс роман Захара Прилепина «Обитель».
– А вот касательно фильмов мы давно уже привыкли к сиквелам, приквелам. Книги и фильмы – вечное соседство. В связи с чем вопрос. Насколько современная проза должна быть кинематографична?
– Мне кажется, что проза и кинематограф очень часто помогают популярности друг другу: иной фильм становится кассовым после того, как «прогремит» книга, по сценарию на текст которой снимался фильм. А иногда и наоборот, хорошо воспринятый зрителями фильм намного усиливает популярность книги, события, запечатлённые в которой, легли в основу фильма. Как, например, это произошло с сериалом «Слово пацана. Кровь на асфальте», сценарий которого написан по книге Роберта Гараева.
– Есть разница, как рассказывает историю киносценарист и как рассказывает её писатель. А вы – как рассказчик – какой вы?
– Рассказчиком себя я помню лет с пяти. Проглатывая сказки, я на следующий день на крыльце своего дома пересказывал их такого же возраста соседской аудитории. Затем в школе, когда по какой-то причине срывался урок и не было учителя, одноклассники кричали: «Мишка, давай!». Я выходил перед классом и все 45 минут занимал ребят придуманными на ходу историям: сказками или рассказами о войне. О том, что нас тогда интересовало.
Сейчас, когда я пишу, я тоже больше рассказываю. Все три книги были написаны, основываясь на реальных событиях, хотя творчества там тоже немало, особенно в «Миллион долларов для Марка». И меня радуют вопросы знакомых о том или ином событии книги: «А это реально было или ты придумал?» Радуют потому, что тем самым они, как бы, говорят, что грань между реальным и вымышленным незаметна или вообще стёрта. А ведь к этому я и стремился.
– Опять же, считается, что на Западе – в частности, в США – большинство книг изначально пишется как сценарий для будущего фильма. У нас, в России, это так?
– Не думаю, что большинство наших писателей, во время работы над книгой пытаются подстраивать её под будущую экранизацию. Они пишут для читателя о том, что их волнует сейчас или волновало в прошлом. Это мнение основано прежде всего на собственном опыте. Хотя, конечно, любому писателю экранизация его произведения – это приятная и тешащая самолюбие награда. Ещё бы – тебя увидит вся страна!
– Я это говорю, в том числе, к и к тому, что, на мой взгляд, ваши тексты – «Срок для адвоката» и «Миллион долларов для Марка» – очень кинематографичны. Представим ситуацию, что эти книги решили экранизировать. Ваше отношение к этому?
– Платон, я искренне благодарен вам за такую оценку моего творчества. И, не буду скрывать, я бы очень хотел, чтобы сага о Марке Рубине попала на экраны. В России сейчас я вижу немало прекрасных режиссёров и харизматичных актёров. А поскольку динамичность и психологичность книг не раз отмечалась даже самыми строгими критиками, я думаю, воплотить всё это на экране так, чтобы зритель смотрел, не отрываясь, будет вполне возможно.
– Хорошо, а теперь хотелось бы сменить тему. В своё время Карл Гюстав Юнг разложил «Фауста» в зависимости от психотипа Гёте. Это я к тому, что писатель создаёт любую книгу прежде всего о самом себе. Так ли это, на ваш взгляд? Насколько писатель при этом приукрашает себя?
– Лично я не считаю, что каждый писатель создаёт книгу прежде всего о самом себе. Например, когда Франц Кафка в новелле «Превращение» внезапно обнаруживает своего героя Грегори Замзу, превратившегося в огромное страшное насекомое, то связи этого героя с писателем я, честно говоря, не вижу. Как не прослеживается у Кафки желания приукрасить самого себя.
– В адвокате Марке – герое ваших книг – что есть именно от вас? И чего в нём нет и не может быть от вас категорически?
– Платон, я и мой Герой Марк Рубин – два разных человека. Герой – самостоятельная фигура. Он борется, совершает ошибки, побеждает и терпит поражения. Конечно, у нас есть общие черты, и это, прежде всего, целеустремлённость в достижении поставленной цели. Но главное, в чем мы различны – Марк зачастую не видит предела и, добиваясь своего, готов пойти на всё, даже на преступление. Я же никогда этого не сделаю, потому что всегда придерживался принципа, сформулированного ещё в древнем Риме: «Закон суров, но это закон». И ещё. Александр Дюма однажды заметил: «История – это гвоздь, на который я вешаю свою картину». Перефразируя Дюма, я бы сказал: «Моя биография – это гвоздь, на который я вешаю плащ своего повествования».
– В ваших новых книгах, чувствую, немало реальных фактов. Вы настойчиво собирали их? Или так сложилась жизнь? И были ли персоналии, показывать которых в книге было опасно, рискованно?
– Реальные факты, на которых основаны новые книги, взяты из моего профессионального адвокатского опыта, опыта моих коллег и различных жизненных случаев, с которыми мне приходилось так или иначе соприкасаться. И, наверное, таких персонажей, показывать которых в книге было бы рискованно, я не помню. Слишком много времени прошло с тех пор, когда упоминание чьего-то имени могло бы грозить серьезным ущербом.
– Марк проходит времена «перестройки», времена 90-х. Сейчас и то, и другое время принято ругать, что называется, последними словами. Но было ли это особым временем для людей творческих? Расширяя вопрос, в чём писатель черпает вдохновение – в страдании, в радости?
– Ну уж никогда не согласился бы, что писатель черпает вдохновение из страданий других людей. Страдание – это зло. Впечатления – да, и это естественно. Конечно, страдания других не могут оставлять равнодушным нормального человека и писателя как особо тонкую натуру в особенности. Я не могу ответить за других, но лично у меня вдохновение зажигает только искра радости, и она порождена добром, а не злом.
– А в чём вы видите главную опасность для современного писателя?
– По моему мнению, писатель должен быть бесстрашным, когда он пишет книги. Когда он уверен в правоте тех идей, которые излагает, и которые хочет донести до своего читателя. Например, Набоков писал свою «Лолиту» в то время, когда в пуританской Америке никто даже представить себе не мог, о том, что кто-либо рискнёт затрагивать подобную тему. И когда писатель обратился к издательствам в Штатах с предложением выпустить «Лолиту», все они, как один, отказались это сделать. И всё-таки талант Набокова пробил себе дорогу, и сейчас это одна из известнейших книг всех времён и народов.
– То, что принято называть нейросетью, может подвинуть писателя, сценариста с их привычных мест?
– Человек всегда мечтал, чтобы за него кто-то работал (рабы, крепостные крестьяне) или что-то работало (механизмы, искусственный интеллект). И, действительно, искусственный интеллект избавляет нас от тяжкого труда. Но с другой стороны, освобождаются рабочие места, и люди лишаются заработка. Это касается в основном производства. Человека же Бог создал по своему образу и подобию. Создал творцом. И у него получается творить в литературе, музыке, живописи. Причём в каждом произведении остаётся частичка души творца. Да, опыт взаимодействия человека и искусственного интеллекта есть. Но сможет ли последний творить самостоятельно? И кому, к примеру, будут принадлежать права на произведения искусственного интеллекта, который берёт тексты других и создаёт что-то своё? Сейчас искусственный интеллект – это программа – плагиат других текстов. Хотя, я, наверное, был бы не против, если ИИ напишет за меня серию романов, за которые мне ещё и хорошо заплатят.
– Герой ваших книг Марк обладает поразительной способностью – начинать жизнь снова, когда другой наверняка бы сдался. Это авторское? Или желание взбодрить, поддержать читателя? Дать ему реального героя своего времени?
– Скорее последнее. Я всегда восхищался людьми, не пасовавшими ни перед какими трудностями, боровшимися до последнего, когда, казалось, уже нет и смысла бороться. Падавшими, но встававшими и продолжавшими биться до последнего вздоха. Такие однозначно вызывают уважение, таким хочется подражать. Таковы герои моего любимого писателя Джека Лондона. Таков Джек Ричер – герой романов американского писателя Ли Чайлда.
– Касательно героев. Их всё меньше и в книгах, и в фильмах, но мне видится, что всё больше их в реальной жизни. На ваш взгляд, и это вновь проклятый вопрос, каков он герой именно нашего времени?
– Мне он видится энергичным, неунывающим внешне, но часто сомневающимся внутри, хорошо владеющим компьютером и другими гаджетами парнем. Не особо заморачивающимся над формальной стороной отношений с женщиной и не спешащим заводить детей. Хотя, не исключаю, что я ошибаюсь.
– Марка терзали бандиты, финансовые воротилы, зэки и другие. Но, судя по роману, основной удар ему наносит всё-таки любимая женщина? Любовь – это то, что ранит больнее всего? И вдохновляет более всего тоже?
– Да, Платон, тут я с вами полностью согласен. Любовь, если она настоящая, захватывает твой ум, твоё сердце, всего тебя, без остатка, не позволяя отвлечься более ни на какую другую женщину. При взгляде, только при взгляде на любимую, которая рядом, чувствуешь себя таким счастливым, таким вдохновленным и радостным, что хочется и можется совершить любой самый необыкновенный подвиг в своей жизни. Совершить, чтоб только увидеть её тёплый взгляд и услышать пронизывающий душу шёпот: «Ты – мой герой…» И, конечно, коль случается так, что любовь наносит рану, нет раны тяжелей и нет невыносимей пытки. И всё же, если это настоящая любовь, она не умирает, а продолжает жить в уже отвергнутом любимой сердце…
– А возможен ли писатель без любви? И без чего в принципе – это мой последний вопрос – невозможен писатель?
– Настоящие чувства писателю зачастую заменяет воображение. Поэтому, наверное, писатель без любви возможен. А невозможен писатель – без таланта, без той искры божьей, которая вспыхивает в душе писателя и продолжает гореть в каждой строчке его произведения, заставляет читателей растворяться в мире, описываемом в этой книге, жить жизнью героев, радоваться их успехам и сострадать их горю. Ведь, по сути, погружаясь в книгу, мы час за часом проживаем чужую жизнь, напрочь забывая о своей. А, закончив чтение, чувствуем себя так, будто это мы сами побывали в том другом мире. Мире, созданном талантом писателя.
Добавить комментарий