Мы все сыны Божии

Рубрика в газете: Рассказ, № 2018 / 19, 25.05.2018, автор: Максим ЖУКОВ

Георгий Константинович Жуков, несмотря на отсутствие важных, требующих его внимания дел, проснулся рано – как и положено кадровому офицеру, за полчаса до подъёма. Глядя на себя в зеркало, расположенное над старинным комодом, оделся во всё чистое, выглаженное со вчерашнего вечера. Проверил манжеты и новые начищенные пуговицы. Сурово взглянул на часы и машинальным движением бросил в потёртый кожаный портфель ключи.

На улице пахло долгожданной весной. Ветер взметнул в розовеющую высь прошлогоднюю листву. Волнистая тёмно-синяя полоса с красным отливом очертила массивный церковный купол. Дворничиха – приветливая и румяная широко улыбнулась Жукову и проводила его до машины. Он некоторое время постоял, задумчиво глядя на церковь. Потемневший снег, подёрнутый жёсткой коркой, напоминал сахарную вату. Сквозь него проступала земля с клочьями рыжей прошлогодней травы. Птицы стаями метались над талыми проплешинами, стараясь найти себе пропитание.

Как только вышло солнце и позолотило луковки храма, Георгий Жуков будто опомнился и, оставив покрытую инеем «Волгу», отправился пешком к намеченной цели. Сердце переполняла радость и нежность ко всему живому. Хотелось отвлечься от нелёгких дум и побежать навстречу царственному светилу.

Рисунок Павла Костина

В соседнем дворе, несмотря на раннее время, беспечная детвора гоняла приспущенный мяч. На скамейке курили мужики. Мимо них вёл за собой коня молодцеватый казак. Георгий невольно вспомнил счастливое детство, когда он бил по импровизированным кирпичным воротам «мячом» из старой шапки, набитой бумагой. В те времена были в почёте игры в городки, в бабки, ножички и лапту. А вот в карты приходилось резаться с товарищами втайне от взрослых. И хотя вместо денег использовали пуговицы, Егору не раз доставалось от отца.

Возле Жукова с мячом в руках остановился мальчишка в застиранной школьной форме.

– Дядь, а дядь, а вы военный? – переводя дыхание, спросил футболист.

Георгий Константинович молча кивнул.

– А я ведь, вас где-то видел…

Мальчик поплёлся за полководцем, в котором чувствовались железная воля и решимость. И хотя по характеру опальный маршал был немного суховат и недостаточно чуток, это с лихвой компенсировалось значительной долей упрямства. Да, пожалуй, этим, а ещё болезненным самолюбием запомнился он маршалу Рокоссовскому, предоставившего его аттестацию для дальнейшего карьерного роста. «А чем я запомнился своим ровесникам, когда мне было около 12-и, как и этому подростку?» – спросил себя Жуков, поглядывая на провожатого. «Наверное, бойким и весёлым парнем, готовым ко всему, чтобы завоевать девичье сердце, а когда нужно – прийти в трудную минуту на помощь. Так, летом 1912 года, когда постижение скорняжного дела подходило к концу, в соседней деревне Костинке случился пожар. Мы вместе с жителями Стрелковки пришли на помощь бедствующим. При тушении я едва не погиб. А на утро, обнаружив на новом пиджаке – подарке хозяина мастерской прожжённые дыры, услышал возмущённый голос матери: «Придётся перед хозяином ответ-то держать!». «Что ж, – вздохнул я устало, – пусть рассудят, что важнее: пиджак или ребята, ради которых я бросился в огонь».

С тех пор минуло немало лет. Георгий Константинович прошёл путь от сапожника до маршала, став четырежды Героем Советского Союза. В Великой Отечественной войне он сыграл важнейшую роль, для которой первоначально предназначался M.H. Тухачевский, ранее командующий войсками в Тамбовской губернии. Жуков ощущал с ним некое духовное родство, не только в приверженности армейской дисциплине, но и в стремлении всеми доступными средствами добиваться поставленной задачи. А между тем, совсем не хотелось вспоминать о других, позорных поступках, имевших место в конце лета 1921 года. При подавлении крестьянского восстания в нищей Тамбовской губернии, доведённой продразвёрсткой до крайности, приходилось быть суровым и беспощадным даже в отношении членов семей, укрывавших бандитов и их имущество. Многие тамбовские крестьяне расстреливались на месте без суда и следствия. Георгий расценивал эти жертвы как необходимость, как должное. Но совесть не позволяла ему об этом забыть.

На войне с фашистами приходилось посылать целые дивизии на верную гибель и это было особенно мучительно, потому как Жуков постоянно бывал в кругу бойцов, знал, в чём они нуждаются и с каким доверием относятся к нему уставшие, израненные солдаты – настоящие мужчины, защитники родины. Сухие, строгие приказы, лишённые человечности… «Ни шагу назад, за нами Москва! Держаться до последнего бойца!» – доносилось до него из прошлого. Чёрное от гари небо давно пропахло порохом, потом и кровью. Все куда-то бегут, кричат… С безумными от страха глазами бросают автоматы, патроны к которым давно кончились.

Известие о том, что поддержки не будет, облетело всех за считанные часы. До Георгия Жукова, оглушённого взрывом, с опозданием доходит, что бойцы бросают обороняемые рубежи и, пригнувшись, бегут, несмотря на письменный приказ расстреливать отступающих. «Неужели струсили, неужели предали родину?» – подумал тогда Георгий Жуков, стиснув зубы. Он заставил пулемётчиков стрелять по отходящим батальонам. Сначала для острастки, не прицельно, а потом и прямо в спины обезумевших от страха бойцов. Ценой совершенно ненужных, лишних потерь ему удалось сдержать отступление необученных солдат, которых отправили на передовую. Он знал, что без должной выучки они пропадут, но времени для обучения не было, к тому же, за ним незримо наблюдал Сталин.

Теперь он, познавший горечь опалы, раскаивался в прошлых ошибках. Они-то и вели его в Троице-Сергиеву Лавру.

В раздумьях Георгий Константинович остановился рядом с молодым казаком.

– Зачем дёргаешь, как корову? – возмутился маршал. – Коня бояться не стоит. Он – твой первый друг.

– А почто… – казак запнулся, признав в мужчине знаменитого полководца.

– Что следует сделать, чтобы конь тебя признал? Относиться надо с доверием, а не со страхом.

Жуков потрепал животное за гриву.

– Как шёлковый стал…

Разговорившись со словоохотливым казаком, Георгий Константинович узнал, что юноша только недавно был зачислен в ряды казачьих войск. Вместе со старшими патрулировал окрестности храма. Да вот, повстречавшись с легковой машиной, потерял контроль над конём, который и занёс его в этот двор.

– Раз так, пойдём, – предложил Жуков. Конь покорно потянулся за ними.

По дороге Георгий Константинович вспомнил лето 1925 года, когда он вместе с товарищами Савельевым и Рыбалко после полевых тактических занятий в окрестностях Ленинграда возвращался к месту службы в Минск:

– Верхом на лошадях поехали. Решили посоревноваться, проверить себя, да и лошадей, в которых души не чаяли. От Ленинграда до Минска – почитай 963 километра. Мы мчали, не разбирая дорог. Горячий ветер дул нам в лицо, неся мелкую пыль. Приходилось терпеть жажду и зной. В дороге моя кобыла захромала, но я сумел не отстать от товарищей – залил воском трещину в копыте и тщательно забинтовал. Некоторое время вёл лошадь в поводу и, представляешь, она перестала хромать! Мне приходилось не сладко. Я уставал больше, чем мои боевые товарищи, которые на стоянках брали на себя добычу корма и уход за лошадьми.

На окраине Минска нас встретил комиссар Григорий Михайлович Штерн. Он распорядился, чтобы мы последние два километра проскакали полевым галопом, дабы доказать горожанам, что участники пробега в хорошей форме. Так вот, с криками, пригнувшись и пришпоривая животных, галопом подскакали к трибуне, где бодро отрапортовали начальнику гарнизона и председателю горсовета об успешном завершении пробега. Всего мы затратили на него семь суток – это мировой рекорд по дальности и скорости для групповых конных пробегов.

У Троице-Сергиевской Лавры находились редкие прихожане, да нищие возле высоких кованных ворот. «Хорошо, если меня тут никто не признает», – подумал Жуков, поднимая воротник драпового пальто.

Пройдя внутрь, он некоторое время привыкал к полумраку, в котором шла служба. Заунывным голосом священник произносил похвалы Всевышнему. Мужики, женщины с детьми – все крестились, кланялись, отдельные прихожане даже падали на колени. Густо коптили свечи. Из кадила священника струился аромат благовоний. Жуков, чувствуя удушие, расстегнул верхнюю пуговицу кителя, перекрестился, глядя на икону Георгия-Победоносца. С трудом подбирая нужные слова, он попросил Бога помочь ему, вселиться, если нужно, в его тело и очистить грехи, что накопились в душе.

Теперь, когда стали пересчитывать погибших, выяснилось, что в донесениях о потерях, где разрешалось представлять только общее число павших воинов, не разделяя их на убитых, раненных и пропавших без вести, цифры занижались в несколько раз. Ведь чем они меньше, тем лучше подразделение выполняет поставленную задачу. Но ещё более важным считалось другое – чем меньше потери в донесениях, тем больше людей на бумаге остаётся в строю, а на «мёртвые души» можно исправно получать продовольственные пайки и распределять их среди живых. Таким образом, реальное число погибших в Великой Отечественной войне едва ли удастся когда-нибудь выяснить. Пройдут десятилетия, прежде чем предадут гласности секретные архивы, в которых появится более–менее окончательная цифра.

Но сейчас Георгию Константиновичу было не до цифр. Он вспоминал лица павших бойцов, политработников, командиров. И всё гадал – могли бы они выжить, если бы он, Жуков, не старался бросать все силы на хорошо подготовленные войска противника. Ещё до начала войны намечалась парадоксальная ситуация: чем больше Красная Армия готовилась к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков, самолётов и машин постоянно росло, а обеспечивать их опытными экипажами не было никакой возможности, да и времени – тоже. Верховный Главнокомандующий постоянно поторапливал командиров, бросая необученных бойцов на защиту великой державы. Кроме того, увеличивался дефицит горючего, что также не позволяло должным образом готовить лётчиков и танкистов. Жуков вместе с другими маршалами, такими как Тимошенко, не желали переломить эту крайне опасную тенденцию. И во что это вылилось? В миллионы загубленных жизней…

Когда ещё только-только утихли последние выстрелы и перестали взрываться неразорвавшиеся снаряды и мины, повеяло долгожданной свободой. На зданиях Берлина зареяли красные флаги. Кто-то пытался устроить салют. Дружно кричали и пели. Сначала даже не верилось, что война кончилась. Тревожное ощущение подстерегающей опасности, готовность к бою и привычка во всём отказывать некоторое время, как электрический заряд, пульсировали в подсознании. Затем пришло успокоение и вместе с ним радость – безграничная, лёгкая, светлая… Она приносила сомнение, точившее душу, словно болезнь, словно неизлечимый смертоносный вирус. Берлин был переполнен останками людей и животных. Требовалось спасти уцелевших жителей из каменных джунглей. Голодные, обессилившие женщины, дети и похожие на трупы старики лежали в развалинах и подвалах. Обходя ближайшие к штабу улицы, Жуков видел всё это воочию. Страшные картины стояли перед глазами. У опального маршала перехватывало дыхание, а в голове звучал грозный железный голос Сталина: «Мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдёмся!».

После столь долгих воспоминаний Жуков подошёл к иконе и сложил на груди руки. Возле него остановился отец Константин, склонив голову, он некоторое время прислушивался к маршалу, сосредоточенно называвшему фамилии, имена, звания…

– Ангелов творче…. Иисусе Христе… Господи, спаси и сохрани их грешные души, – закончил с волнением Жуков, плотно сомкнув веки и размашисто осеняя себя крестом. Когда он прикоснулся губами к иконе, к нему приступил Константин. Он отвёл его в сторону, в дальний угол храма и спросил:

– Слышал ваши чистосердечные воззвания к Господу, наблюдал за поклонами и тем, как вы креститесь – несколько неточно, но это не столь важно.

Взгляд святого отца стал суровым и пронзительным.

– Скажите, вы верите в Бога?

Георгий Жуков, как и большинство профессиональных военных, не раз смотревших в лицо смерти, не особенно верил в Него, но в Судьбу, или в Высший разум веровал основательно. В глубине души он чувствовал что-то светлое, разумное и справедливое. Оно толкало его на добрые поступки, вселяло уверенность и выручало в трудных жизненных ситуациях. То, что оно в нём долгие годы жило и произрастало через благородные поступки – это бесспорно. Другое дело, что он, возможно, не мог это чувство выразить словами, потому что вера в Бога была в поношении, под запретом, и ему, как высокопоставленному начальнику, требовалось соблюдать максимальную осторожность.

Тем не менее, Жуков, ничуть не смущаясь, ответил:

– Я верю во Всемогущую силу, в высший разум, сотворивший красоту и гармонию природы, и преклоняюсь перед этим. Мне трудно говорить об этом, особенно после стольких лет безбожия… Но я крещён. Учился в церковно-приходской школе, где преподавался закон Божий. Посещал службы храма Христа Спасителя и радовался великолепному пению церковного хора.

– Слушая, сын мой, ваши признания, я убедился, что душа у вас христианская. Чувствуется порядочность, человечность и чистота жизни. Промысел Божий для вас – быть спасителем России в тяжёлую годину испытаний. А то, что вы признаёте и есть Бог… Понимаете? Недаром вас, Георгий Константинович, все русские люди любят как своего национального героя и ставят в один ряд с такими прославленными полководцами, как Суворов и Кутузов.

Жуков, немного подумав, попросил отца Константина совершить панихиду по погибшим воинам, раскаялся в грехах перед священником и, пав на колени, принял от него благословение.

Покидая Троице-Сергиевскую Лавру Георгий Константинович столкнулся с мужчиной в сером костюме. Извинившись, незнакомец, озираясь, отошёл в сторону. Немого постоял у иконы Георгия-Победоносца, поправил склонившуюся свечку и крадущимися шагами приблизился к отцу Константину. Сверкнув перед священником красной корочкой, незнакомец торопливо спросил:

– Кто это был? Я не разглядел, понимаете, это важно… С вами беседовал Георгий Константинович Жуков?

Святой отец окинул суровым взглядом заискивающее лицо незнакомца и ответил:

– Какая вам разница? Мы все сыны Божии.

 


Об авторе

Максим Петрович Жуков родился в 1982 году в Астрахани. Проходил военную службу в «горячей точке». После армии печатался в региональных изданиях, коллективных сборниках, в литературном журнале «Российский колокол». Автор книг: «Свобода и цепь», «По образу и подобию», «Солнечный луч» и «Космический режим».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.