Осилить Водолазкина

Рубрика в газете: Свет во тьме, № 2021 / 29, 29.07.2021, автор: Светлана ЛЕОНТЬЕВА (г. НИЖНИЙ НОВГОРОД)

---

Многообещающий «Лавр» перетекающий в «Оправдание острова», в «Авиатора», в детективную пьесу «Пародист»… Так хочется по-гоголевски воскликнуть: «Куда мчишься ты?». «О чём ты?». «С кем ты?»
Вообще, писатель всегда сам по себе – «Ты царь, живи один!»
И: «Не требуя наград за подвиг благородный. Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить умеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа его бранит И плюёт на алтарь, где твой огонь горит, И в детской резвости колеблет твой треножник» (А. С. Пушкин)
Но, к сожалению, прожить одному, без восхвалений и наград в наше грантовое, премиальное время не получается. Нужны экранизации, театральные постановки, так сказать, раскрутка. А также целый вихрь пиара, как чёрного, так и белого. И всех иных цветов.

---

Читая того или иного автора, надо заранее приготовиться к восхождению в горы, словно запастись провизией, разумеется духовной, снаряжением, палатками потому, что писатель, как истинная скала, навсегда поддаётся тому «взятию», осмыслению и пониманию. Вообще, пишущий чаще всего не рассчитан на огромную аудиторию, на некий Крестный ход, на всеобщее понимание и сиюминутное осмысление. А писателю хочется всего и сразу. Именно это непонимание и чувство ненужности привело В. В. Маяковского к гибели, а также Марину Цветаеву, Сергея Есенина и добрую дюжину иных талантливых, нужных всей России и всему миру, людей.
Во-первых, это поддержка. Конечно, коллег, родных. И как всецелостное и объемлющее – Союз писателей. Пусть там нет денежных средств, но нужны именно человеческие мотивы, порывы, чтобы поддержать в трудный момент жаждущего. Я говорю о гуманитарной составляющей, если нет средств, то хотя бы моральная поддержка. Иногда она существенна. Чтобы писатель, не дай Бог, не сиганул из окна высотки, как Лола Льдова. Чтобы писатель, где бы он ни находился, например, в Киеве гонимый радикалами, уволенный с работы за любовь к русскому языку, либо в эмиграции, чтобы писатель чувствовал коллективную поддержку, надёжное плечо, а не локоть в ребро.
Итак, Водолазкин Евгений Германович – о нём говорят, как о шестигранном и многоразветвленном писателе, родился 21 февраля 1964 года в Киеве, он доктор филологических наук. Закончил аспирантуру в Институте русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), переводил византийские хроники Георгия Амартола, сценарист, публицист. Итак, «Авиатор» 2016 года, приключенческая сага человека, замороженного в жидком азоте и размороженного в девяностые годы. Фантастика. Но не это ли нам обещает Илон Маск – заморозиться, отправиться в космос и потом разморозиться через столетье? Да, в наше время много решают деньги и связи. Может, это было всегда, но сейчас – особенно.

«Оправдание Острова» Водолазкина – новое обращение к скрижалям истории, именно туда влечёт писателя: «Агафон Вперёдсмотрящий учил, что пророчество не означает ограничения потомков в свободе. Они, потомки, вольны в своих действиях – насколько, разумеется, им это позволяют обстоятельства. Причина же обстоятельств, говорил Агафон, не Бог, а человек. С ним трудно не согласиться: долгая жизнь убедила меня, что люди сами создают себе обстоятельства. Чаще всего, понятно, неблагоприятные. Бог же их видит и открывает людям через пророков. Иногда. Так, через Агафона нам было явлено, когда прервётся вражда на Острове. Никон Историк упоминает об этом пророчестве как о ещё не сбывшемся: сейчас всем известно, что оно сбылось. Это было, так сказать, среднесрочное пророчество».
Здесь Остров – не Утопия Томаса Мора, а отдельно находящееся историческое место, как и больница, где оказался Иннокентий Петрович Платонов в «Авиаторе». Главными героями ведутся записи – летописи, дневники, через них идёт главная линия сюжета. И всё-таки это утопия, фантастика и вымысел, ибо настоящее словно преломляется, переходит в фазу фантазийности, удваиваясь, утраиваясь. Самое главное, что нет врагов. Ибо некоторые вещи пишутся писателями в отместку. То есть от нежелания смириться с обстоятельствами, от кажущегося превосходства. «Авиатор» – вещь чувственная, именно любовь является главным героем данного произведения, любовь к памяти, любовь к женщинам, переплетение судьбы и её осмысление через любовь. В «Оправдании острова» идёт рассказ о жизни уединённых (что это? Афон?), и она резонирует из прошлого в будущее, ибо пророчества имеют свойства сбываться: «Немыслимое долгожительство праотцов кому-то может показаться результатом недоразумения – неправильного, допустим, перевода из одной хронологической системы в другую, ошибки писца и т. д. В таких предположениях, строго говоря, нет необходимости. Всё имеет своё объяснение. Люди ещё были полны райской вневременности. Стоя одной ногой в вечности, они только привыкали ко времени. По мере отдаления от Рая век их сокращался. При этом не стоит думать, что праотцами долгожительство исчерпалось. Нам с Парфением сейчас по триста сорок семь лет, и это никого не удивляет.
Вчера заполняла какую-то анкету. На вопрос, сколько вам полных лет? произнесла:
– Триста сорок семь.
Даже не улыбнулись.
Прежде я стеснялась своего возраста, но после ста пятидесяти перестала. Просто некоторые живут дольше – по разным причинам».
Это Евангельское – «Ною было пятьсот лет и родил Ной Сима, Хама и Иафета. (Бытие 5:1-32)»
И вот Водолазкинское: «И была разделена земля между Симом, Хамом и Иафетом, сыновьями Ноя. Мы же, следует полагать, относимся к племени Иафета, и Остров наш принадлежит к части Иафетовой. От Ноя до Авраама лет 3324. Когда же Господь обратил взор Свой на Содом и Гоморру, Авраам спросил: Если найдутся в месте сём пятьдесят праведников, неужели погубишь их…»
«В тридцать девятое лето правления своего князь Феодор преставился. По смерти Феодора правил сын его Константин».
Итак, бытописание через внутреннее и библейское, когда прядётся нить, когда кудель за куделью страстается в полотно, когда через тягучее время передаётся время быстротечное, мгновенное. Сам Водолазкин словно пересказывает сон свой. Сиди и слушай. Сон Евангельский. Сон про смерть и жизнь в послесмертии. Всегда. Начиная с «Лавра», переходя в «Авиатора», ибо там тоже тягучий кокон скручивается в огромный еловый бобон. Мало слов, много дела. Жизнь длинна и почти бессловесна, хотя везде повторяется – береги речь, её крупицы. Настоящей и правильной речи мало. А поток словестный, как вода вытекает и убыстряется к концу повествования. Чтение книги Водолазкина – не обычный развлекательный процесс, не сюжет с поворотами и мотоциклами по автостраде, с погонями и разборками. Даже слово «нож», произносимое в определённом месте, сюжетно заканчивается тем, что появляется женщина. Вот люблю такие повороты – прядётся нить, ткётся полотно, является дева! Некое тянущееся и не прекращающееся как в ткацком станке действо. Недаром в спектакле «Лавр» на сцене – декорациями – много белой ткани, холсты, холсты… И пение. В пьесе «Авиатор» в Школе современной пьесы – тоже перегородки из прозрачной ткани: тюль, ажур. Таковы законы передачи воспоминаний. И осмыслений.
Но в чём же обаяние? Прелесть?
«Парфений опустил голову, как бы обидевшись. Когда поднял её вновь, стало видно, что он улыбается.
Сказал:
– Мы чувствуем себя лет на сто двадцать. Не больше».
И вот она ноша – своя ноша не тянет, свой возраст не помеха! Свой остров – не утопия. Твои летописи – ты их и пиши. Ты их и оправдывай. Ты ими и озадачивайся.
В чём прелесть немедийного искусства? Именно в этом полотне.
Тягучем и несмолкаемом.
Читать книги Водолазкина надо в определённое рассветное время. Это не чтиво на пляже, в поезде. Это не лёгкость и не парение. Это всегда искусство преодоления. Преображения.
И пусть будет свет во тьме!
И эти случайные преломления, переходы из одного времени в иное. И хрупкость, которую надо сохранить. Но как?
«Из дома вышел пожилой человек и направился к калитке. Увидев меня, сбавил шаг. Остановился.
– Мы здесь снимали дачу, – пояснил я. – Когда-то очень давно.
Стоявший покачал головой:
– Этот дом достался мне от отца. Ни он, ни дед никому его не сдавали.
– Может, прадед?
Посмотрев на мою маску, он вежливо спросил:
– Вы здесь на излечении?
– Да, в некотором смысле…»
Воспоминания возвращаются медленно. Это как длительная любовь без срока давности. Как осмысление вечности без срока её исчезновения. Ибо всё преломляется и всё не имеет окончания. Это словно переливание из одного сосуда в другой более крупный, а из более крупного в огромный. И так далее, окончания нет, всё связано единым «Лавром» и любовью людей имеющих библейский срок жизни.