Пропуская «18+»
Рубрика в газете: Почтовая лошадка, № 2019 / 39, 24.10.2019, автор: Дарья СИНИЦЫНА
Дарья СИНИЦЫНА,
лауреат премии «Ясная Поляна»
В этом сезоне лауреатом премии «Ясная поляна» в номинации «Иностранная литература» стал чилиец Э. Р. Летельер с его романом «Искусство воскрешения». Мы побеседовали с переводчицей этой книги Дарьей Синицыной, которая наравне с автором удостоилась звания лауреата, – об искусстве перевода и современных тенденциях испаноязычной литературы, о том, сколько зарабатывают сегодня переводчики в России, о судьбе «толстых» литературных журналов и о многом другом.
– Вы однажды обронили, что если бы не ваш дедушка, то, может быть, вы бы никогда и не стали переводчицей? Что вы имели в виду, какая история за этим стоит?
– Да, можно сказать, именно дедушка познакомил меня с испаноязычной литературой, когда я ещё только научилась читать. Дело в том, что у него была коллекция диафильмов, которую он мне показывал, и среди прочего – там была кубинская сказка «Старушки с зонтиками» Лопеса Кофиньо. Мне она очень нравилась. Видимо, тогда, подсознательно испанская культура и засела во мне. Позже, когда я немного подросла, мама читала мне «Сто лет одиночества». Иногда, пропускала какие-то моменты, конечно…
– Понятное дело: там есть немного такого, что называется «18+». Но, наверное, лучше «Сто лет одиночества», чем что-либо ещё?
– Да, это точно.
– Испанский язык вы тоже начали учить с детства?
– Да, в 10 лет.
– Это было инициативой родителей или вы уже тогда поняли, что языки – это ваше призвание?
– Скорее – второе. Я довольно быстро овладела английским – в этом мне помогла языковая школа, в которую я перевелась. И потом, у нашей семьи была замечательная соседка, которая занималась со мной испанским. И мне это очень нравилось, я уже тогда понимала, что языки – это моё.
– Когда я читал Летельера в вашем переводе, мне стало интересно, как в оригинале звучат такие авторские метафоры как: «белое солнце шкворчало на цинковых крышах». Неужели в испанском языке есть прямой аналог глаголу «шкворчать»? Или здесь как раз-таки и проявляется художественность перевода?
– Я точно не помню, как было в оригинале. Но вообще, у Летельера всё, что связано с описанием пустыни – всегда очень образно, это и характеризует его яркий индивидуальный писательский стиль. Я пыталась это передать. Например, у Летельера есть такие метафоры (почти дословно): день занимался с четырёх сторон. То есть рассвет уподобляется подожжённому дому. Глубокая метафора на самом деле, вот как её передать, чтобы ещё и совершенно правильно по-русски звучало?
– Но тут и проявляется ваша авторская составляющая как переводчика?
– Да. Мне кажется, это неизбежно происходит, хочу я этого или нет.
– Хорошо это или плохо?
– Если умеренно, то хорошо.
– Испанская и латиноамериканская литература сейчас сильно отличаются? Какая более близка вам?
– Мне однозначно латиноамериканская. Вообще, в Латинской Америке по сравнению с Европой, с Испанией – в частности – всё как-то свежее, что ли, разнообразнее. Но надо понимать, что Латинская Америка – и её литература, соответственно, – это не какой-то монолит, скорее – лоскутное одеяло.
– Сейчас многие говорят о деградации русской литературы. Например, тех авторов, которых переводят на все мировые языки – ту же саму Улицкую – в литературном сообществе часто считают ширпотребом. Герман Садулаев в одной своей статье, опубликованной у нас, писал, что литература сегодня – это сообщество пирожников, которые продают свои пирожные другим пирожникам, а в глобальном мире – литература никому не нужна… В испаноязычной литературе как обстоят дела?
– Я с таким пессимизмом не сталкивалась, может, только на мексиканской почве, где после кончины Октавио Паса были такие разговоры. Но, в целом, в Латинской Америке литературный процесс бурно развивается – причём в разные стороны. Во всяком случае, мне не попадались мнения, что испанский язык катится в тар-тарары или великая испанская литература нас покинула. У них там свои проблемы. Например, недавно Мексиканская ассоциация переводчиков опубликовала манифест о том, что переводчики должны иметь право переводить на свой национальный вариант языка. Дело в том, что мировой рынок требует более «нейтрального» испанского. То есть, если ты – чилиец, ты должен переводить так, чтобы тебя все понимали в Испании. При этом утрачивается богатство национальных вариантов испанского.
– Различия такие серьёзные?
– Нельзя сказать, что люди в разных географических регионах прямо совсем друг друга не понимают – но могут быть достаточно странные случаи перцепции. На Кубе, например, «guagua» значит «автобус», а в Чили – «маленький ребёнок». То есть, если чилиец будет читать кубинскую книжку…
– Получится какой-то постмодерн… Кстати, ещё о литературных тенденциях. В России многие – кто с горечью, кто с радостью, – отмечают, что литература в последнее время смещается в сторону постмодерна, отходит от традиций. В Латинской Америке такие традиции, во многом, сформировались в XX веке во время литературного бума. Современная испаноязычная литература идёт в русле Маркеса-Борхеса, или как-то трансформируется, или, может, отказывается демонстративно от влияния предшественников?
– Есть совершенно разные направления. Есть такие, как Летельер, традиционалисты. Есть интеллектуалы, которые существует в мире, созданном «Игрой в классики»; есть те, кто выбирают себе как ориентир массовую культуру – как то делал Педро Лемебель в Чили или сейчас воплощает в своём творчестве аргентинец Мануэль Пуиг. Как литературовед, я больше занимаюсь Кубой, и там тоже – очень разные направления существуют и сосуществуют.
– Но есть какое-то магистральное? У нас, в последние годы, восторжествовал постмодерн.
– Наверное, да – тоже никуда не денешься. В сторону интеллектуальных игр склоняется литература.
– В 2010 году вы стали лауреатом премии «ИНОЛИТТЛ» журнала «Иностранная литература» за перевод фрагментов романа Гильермо Кабреры Инфанте «Три грустных тигра». Инфанте и Летельер – их творчество что-то роднит? Есть ли что-то, что обуславливает ваш выбор – это буду переводить, а вот это – нет?
– Я выбираю книги, исходя из того, нравятся мне персонажи или нет. У Инфанте и Летельера герои, которые мне не противны, в отличие, например, от Орасио Оливейры (главный герой романа «Игра в классики» – прим. «ЛР»). Никогда в жизни не стала бы переводить «Игру в классики», потому что её центральный персонаж, как по мне, – сволочь. А у Инфанте хотя и очень интеллектуальный роман на некоторых уровнях, но у него, тем не менее, очень симпатичная пятёрка персонажей. И у Летельера также – его мир населён людьми, которые мне нравятся.
– То есть вы имеете роскошь переводить только то, что вам нравится, или бывают заказы, которые идут «через силу»?
– Ну, как сказать, роскошь: просто издательский бизнес никогда не предлагает таких денег, чтобы они стали ключевым фактором в выборе произведений, которые я буду переводить.
– Кстати, о деньгах. Я знаю, что некоторые издательства платят автору за роман гонорар в 30 тысяч рублей – и это норма. Переводчики зарабатывают лучше?
– Скажем так, жить только переводами – во всяком случае, художественной литературы – не выйдет. Но, может, это и хорошо, что не всё время сидишь за письменным столом, а занимаешься ещё чем-то помимо переводов. Я, например, занимаюсь ещё и педагогической деятельностью. Кстати, некоторые студенты, которые не специализируются на художественном переводе, иногда пишут мне с удивлением, мол, мне предложили перевести такой-то роман, это правда так плохо оплачивается? И я отвечаю чаще всего: вам ещё не худший вариант предложили.
– Не худший вариант, это сколько? Какие расценки?
– За авторский лист (то есть 40 000 знаков) могут заплатить от 3 тыс. до 10 тыс. руб.
– Если говорить о «диктатуре рынка», мне сразу вспоминается недавняя нехорошая ситуация с переводчиками Бабковым, Мотылёвым и Голышевым, когда издательство «АСТ», мягко говоря, сэкономило на их гонорарах, и выпустило «Инферно» Дэна Брауна в другом, менее качественным, переводе. На ваш взгляд, как в России соблюдаются права переводчика?
– Это печально, потому что, зная Бабкова, Мотылёва и Голышева, можно с уверенностью сказать, – что любой другой перевод будет хуже. А вообще, это большой проблемный вопрос. Вплотную этим занимается Александра Борисенко – инициированные ею дискуссии по юридическим вопросам, связанным с художественным переводом, очень помогают многим переводчикам. Это очень важно, потому что не все до конца понимают, как правильно выстраивать отношения с издательством. И даже такие опытные, как Бабков, Мотылёв и Голышев – и то не застрахованы от всяческих «хитростей» издателя…
– Я уже упоминал журнал «Иностранная литература»… Расскажите подробнее, как началось сотрудничество с этим изданием?
– Это произошло, как обычно и бывает, через людей. Я тогда писала диссертацию по «Трём грустным тиграм» и одновременно стала немного переводить. Мой научный руководитель – Ольга Альбертовна Светлакова послала этот мой перевод в Москву, и он попал к Юрию Николаевичу Гирину, от него к покойному ныне Борису Дубину. Мне предложили опубликовать фрагмент в специальном номере «Иностранной литературы», посвящённом переводческому искусству – тексты были отобраны туда, исходя только из этого, невзирая на тематику. Для меня это было большое счастье, потому что вся моя юность прошла под знаком этого журнала, я его выписывала – читала каждый номер от корки до корки. И авторы, публиковавшиеся там, и редакторы – все они были для меня какие-то небожители. А тут я попала к ним. А когда мне ещё и премию «ИНОЛИТТЛ» присудили, и я попала на этакую «вечеринку», где увидела всех воочию…
– Над чем работаете сейчас?
– Я несколько раз рассказывала, над чем работаю, и после этого, как правило, всё глохнет на корню…
– Хорошо, но это новое для вас направление, с точки зрения географии или стиля?
– С точки зрения географии – да, новое. А текст, как и у Летельера, достаточно традиционный, и не менее прекрасный.
Беседовал Иван КОРОТКОВ
Когда профессиональный переводчик относит Кубу и Чили к испанской культуре, надо тушить свет и больше никогда не зажигать. Стыдно.
Молодая и уже так много сделала. Желаю ей и дальше побольше работы.
Для #1. Оговорилась девушка. Имела в виду испаноязычную культуру. Ее переводы уже читал раньше. Понравились. Спасибо ей.
Выговорила – не поймаешь. Но тут же набегают доброхоты с колами: особо приятных личностей подпирать, чтоб не качались. Не надо. Ей для того и слово дали, чтобы от себя говорила.
Кугелю. Это ваша единственная претензия к переводчице? Если так, то пр таком объеме материала такая описка простительна. “Доброхоты” набегает, но не с такой скоростью, как злопыхатели и хулители по пустякам. А то и завистники.
Если она такая замечательная, пусть вычитывает интервью, которые дает. Вот ты, человек без имени, найдешь в пирожном, например, волос. Вопить же будешь: какая гадость, деньги обратно, где администратор! А у тебя, человека без имени, спросят, глядя строго в глаза: один волос на целое замечательное пирожное, это ваша единственная претензия к кондитеру? Проглотишь или будешь дальше требовать возврата денег, человек без имени?
И сразу надо ввернуть про зависть. Чему завидовать? Что она путает латиноамериканскую и испанскую литературу, а я нет? Или тому, что небрежно относится и к собственным текстам, и к читателям, которые это могут прочесть? Ты еще про Пентагон не упомянул, агентов госдепа, не обвинил в утрате патриотизма, выпадах против родной культуры, неуплате налогов и отсутствии проездного в баню.
Кугелю. Вопить не буду: не мой стиль, и деньги не потребую, и администратора не позову. И все потому, что не ем пирожных. Это не единственное исключение в моем питании. Имя у меня есть: ваши заботы обо мне и волнения напрасны. Имя достойное. Полагаю все-таки, что завидуете. Девушка переводит, издается, прекрасно выглядит даже в непонятном интерьере, имеет перспективы, диссертацию защитила. В “Иностранной литературе” на хорошем счету, в отличие от вас. Подозреваю, что и в издательствах ее ждут. Не попрошайничает, чтобы ее статьи принимали в “Литературной России” по электронной почте. Ей самой работу заказывают и с нетерпением ждут рнзультата. Желаю ей здоровья и творческих успехов.